на юго-запад, туда, где громоздились неприветливые серые скалы. Нойона
беспокоило долгое отсутствие двоих воинов, посланных туда на разведку.
Нойон не знал, что оба воина лежат сейчас неподалеку от расщелины Ху-коу,
что на местном языке означает "Пасть тигра", и у каждого воина из того
места, где ворот кожаного панциря-куяка открывает горло, растет цветок
метательного ножа.
И женщина с безумным взглядом несется к Мэйланю по тайным дорогам,
горяча чужую косматую лошадь.
Пожалуй, если бы Джелмэ-багатур обладал даром предвидения, как шаманы
Ур-калахая, то он уже сейчас приказал бы телохранителям-тургаудам закатать
себя в кошму и соединить пятки с затылком...
Нет, он не был провидцем, нойон Джелмэ. Поэтому он просто сильнее
обычного дернул себя за ус, скривился от боли и вновь уставился на
пепелище.
Кривая сабля на боку Джелмэ-багатура с легким бряцанием постукивала о
седло.
Словно смеялась.
КНИГА ТРЕТЬЯ. ШУЛМА
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ВОПЛОЩЕНИЕ ЖЕЛТОГО БОГА
Там и сям виднелись отрубленные головы, валявшиеся в
пыли; у одних верхняя губа была гладко выбрита, у других
были красивые носы, на некоторых были опрятно приглажены
волосы, иные были украшены убором или же серьгами.
Махабхарата, книга о Вирате
19
- Стояли двое у ручья, у горного ручья,
Гадали двое - чья возьмет? А может быть - ничья?
Стояли двое, в дно вонзив клинки стальных мечей,
И тихо воды нес свои израненный ручей...
...Я сразу узнал их. Нет, я ни на миг не усомнился в том, что все это
- сон, что на самом деле я лежу в походном шатре рядом с ровно дышащим
Чэном - но узнал я их сразу.
Повитухи-оружейники, Масуд и Мунир. И двое Блистающих, до половины
скрытые в воде, отчего трудно было угадать их род - то ли Прямые мечи, и
лишь вода искажает силуэт, то ли и впрямь клинки их слабо изогнуты.
Никаких свидетелей, никакой молнии, никаких страшных клятв... тишина
и покой.
- Стояли два меча в ручье - чего ж не постоять?
И отражал, журча, ручей двойную рукоять,
И птиц молчали голоса, и воздух чист и сух,
И упирались в небеса вершины Сафед-Кух,
Вершины Белых гор...
Пятнистая рябь мимоходом пробежала по миру моего сна - такая порой
бежит по клинку, обнаженному летним солнечным днем в тутовых зарослях - и
Блистающие в ручье на миг заколебались, их очертания дрогнули, расплылись,
а когда мир снова стал незыблемым...
Один меч стоял в ручье. Один как перст, один против неба - и в том
месте, где вода соприкасалась с клинком, меч не уходил вниз, чтобы
вонзиться в дно, а плавно перетекал в серо-стальную полосу ручья и бежал
дальше, дальше, огибая камни, всплескивая брызгами-искрами, журча,
посвистывая, смеясь... смеясь над изумленными горами, над плывущими по
течению листьями, над самим собой и надо мной.
- И нет мечей, но есть ручей - смеясь и лопоча,
Несется он своим путем, своим Путем Меча,
Сам по себе, один из двух, закончив давний спор,
В глуши отрогов Сафед-Кух, заветных Белых гор...
Двое людей, мирно беседующих между собой, неторопливо приблизились к
ручью-Блистающему, не останавливаясь, вступили на его поверхность и
по-прежнему медленно двинулись вниз по течению. Отойдя на десяток шагов,
один из них обернулся через плечо и приглашающе махнул рукой -
присоединяйтесь, мол!..
И я, невесть каким образом оказавшийся в ножнах у Чэна на поясе, не
раздумывая, качнулся и хлопнул Чэна по бедру, а он улыбнулся и ответно
помахал удаляющимся людям правой, железной рукой - иду, иду, подождите
меня!.. и когда мы вышли на ручей-дорогу, на меч-дорогу, то у рукояти
заржал привязанный к ней, как к коновязи, черный жеребец - и Чэн,
распустив узел, подобрал поводья и легко прыгнул в седло, а я звонко
ударился о круп ржущего Демона У, и скрепы ножен сверкнули под лучами
полуденного солнца.
Потом я краем лезвия посмотрел вперед, и увидел, что вместо двоих
людей по Пути Меча идет всего один, удивительно похожий на обоих сразу, и
немного - на Коблана, и еще на Друдла, и... и, наверное, это было
невозможно, но это было, и я был счастлив оттого, что это было.
Копыта коня ударились о дорогу, расплескивая ее гладь, и мы двинулись
вперед.
От рукояти - в бесконечность.
- Легенды - ложь, легенды врут, легенды для глупцов,
А сталь сгибается, как прут, в блестящее кольцо,
И нет начала, нет конца у этого кольца,
Как рая нет для подлеца и меры для скупца...
И поэтому я даже не удивился, когда в ответ Демону У раздалось ржание
иного жеребца, того гнедого призрака, на котором мы с Чэном уже неслись
когда-то через город-призрак, через пылающий Кабир восьмисотлетней
давности... гнедой ржал, пока его отвязывал от рукояти Пути Меча невысокий
стройный человек в знакомом доспехе и с ятаганом у пояса, тяжелым ятаганом
с простой рукоятью без самоцветов и серебряных насечек.
"Фархад! - хотел позвать я. - Фархад иль-Рахш!.."
Но Фархад иль-Рахш и Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби уже проскакали сквозь
нас, и вновь мы остались одни - я, Чэн и несущийся во весь опор Демон У, и
путник впереди, и рукоять позади, и Белые горы Сафед-Кух вокруг, и...
"Одни? - рассмеялось небо над нами. - Одни? Одни против меня?!"
- Мне снился сон. Спроси - о чем? Отвечу - ни о чем.
Мне снился сон. Я был мечом. Я был тогда мечом.
Я был дорогой и конем, скалою и ручьем,
Я был грозой и летним днем,
Прохожим и его плащом,
Водою и огнем...
Проснувшись, я некоторое время просто лежал рядом с Чэном, чувствуя
на себе спокойную тяжесть его правой руки и разглядывая приспущенный полог
шатра.
Два дня дороги от Мэйланя сюда, почти к самой границе песков Кулхан,
порядком утомили меня. И даже не столько утомили, сколько заставили
частенько ощущать себя лишним, неумелым лжецом, словно я зачем-то нацепил
ворованные ножны Шешеза Абу-Салима и пытался убедить окружающих, что на
самом деле я - ятаган фарр-ла-Кабир.
Я лежал и лениво перебирал в памяти горсточку событий, которыми были
не столь богаты прошедшие дни...
...Потерявшее двоих своих братьев семейство Метательных ножей
Бао-Гунь, равно как и их Придатка, знахарку Ниру, все время приходилось
сдерживать - иначе они непременно бы загнали свою лошадь, пытаясь
повторить небывалый суточный перегон от деревни Сунь-Цзя до Мэйланя, а
заодно уморили бы всех остальных коней и половину людей. Тем не менее,
ехали мы достаточно быстро, лишь дважды в день устроив короткие привалы,
на которых я помимо воли отмечал несовершенство тел Придатков и лошадей -
они нуждались в еде, питье, а также в гораздо более длительном отдыхе, чем
мы, Блистающие, что существенно замедляло наше продвижение.
Странно - раньше я никогда не размышлял ни о чем подобном воспринимая
действительность такой, какой она вышла из кузницы Небесных Молотов.
Порядок вещей казался естественным и единственно возможным; да он и сейчас
был таким, но... за все нужно платить. Люди и животные платили быстрым
разрушением тел за свою подвижность, а мы, Блистающие - невозможностью
самостоятельно передвигаться так, как нам хотелось бы, за долгий век и
застывшее совершенство своих стальных тел.
Вот так-то... подумали, посетовали на жизнь и поехали дальше.
...Ехали почти не разговаривая. Метательные ножи, я с Обломком,
Заррахид с Саем - во главе отряда; чуть отстав - Пояс Пустыни, Но-дачи и
Кунда Вонг, а за ними и все остальные.
Поглядывая время от времени на скачущих позади Маскина Тринадцатого и
Эмраха ит-Башшара, Я-Чэн всякий раз отмечал ту легкость и уверенную
посадку, с которой они держались в седле; и кривые ноги Эмраха обнимали
бока жилистой буланой кобылы с той же естественностью, что и Пояс Пустыни
- талию своего Придатка.
Лишь теперь Чэн-Я начал понимать, отчего неугомонный Друдл в свое
время прозвал харзийца Конским Клещом. Да уж, отнюдь не за въедливость или
привычку цепляться к собеседнику хуже репейника... Что-что, а обращаться с
лошадьми Эмрах умел. И Кос с Заррахидом, и Кунда с Фаризой, и Но-дачи с
Асахиро, и даже Ниру с ножами Бао-Гунь - все они выгодно отличались от
Меня-Чэна знанием конских статей и повадок, но до ит-Башшара и Пояса
Пустыни им было далеко.
Впрочем, выносливость и ровный шаг Демона У частично скрадывали нашу
относительную неумелость, и я довольно быстро приловчился не хлопать
раздражительного Демона по боку, когда не требовалось.
А большего от нас никто и не ждал.
Не скачки, однако...
...Мы проезжали разбросанные в низинах деревни, затопленные рисовые
поля, тенистые рощи - и только к вечеру перед нами выросла невысокая
горная гряда, освещенная багровыми отблесками предзакатного солнца.
- Остановимся на ночлег? - тихо спросил Заррахид.
Я согласно кивнул, потом подождал, пока Чэн придержит Демона У, и
вылетел из ножен, вскинувшись вверх.
Все послушно остановились.
- Привал! - звонко объявил Я-Чэн. - Разбиваем лагерь!..
Ниру и ножи Бао-Гунь, похоже, собирались скакать всю ночь, но внешне
ничем не выказали своего недовольства, признавая в нас с Чэном
предводителей.
Остановились мы в небольшой ложбине, по каменистому дну которой
протекал ручей, скрываясь в осыпи. Коней тут же стреножили и пустили
пастись на склоны, а Заррахид с Косом немедленно принялись втихомолку
советоваться с Но-дачи и Асахиро, и громогласно отдавать распоряжения от
нашего с Чэном имени.
Распоряжения оказались на редкость толковыми, лагерь обустроился
быстро и, по-моему, у всех сложилось впечатление, что этим они обязаны
исключительно нашему мудрому руководству - хотя на самом деле Я-Чэн
понятия не имел, как разбивается походный лагерь (если не предполагать,
что он разбивается на мелкие части, после чего все расходятся
удовлетворенными).
Правда, последователи истины Батин - не считая Пояса Пустыни с
Эмрахом - тоже мало что смыслили в походной жизни, так что наше невежество
осталось почти незамеченным.
Вот вам и предводитель! Тут не то что страной - небольшим отрядом, и
то управлять не умею...
...В центре лагеря уже вовсю полыхал костер, и Ниру с Матушкой Ци под
руководством вездесущего Коса усердно колдовали над каким-то варевом.
По мнению Чэна, варево пахло весьма аппетитно.
- Зеленая шурпа с кореньями! - наконец объявил ан-Танья, и сразу же
добавил:
- По фамильному рецепту семьи Анкоров Вэйских!
Чэн о подобном рецепте и слыхом не слыхивал, но все ели да
похваливали - сам Чэн похваливал бы громче всех, но стеснялся - а мы,
Блистающие, собрались тем временем в большом шатре.
Говорили вползвона и как-то скупо. О чем? О том, что завтра мы,
скорее всего, доберемся до несчастной деревни Сунь-Цзя близ границы песков
Кулхан - вернее, до того, что от этой деревни осталось; о том, что Диких
Лезвий Шулмы там уже наверняка не окажется - и нам придется искать их
неизвестно где и неизвестно сколько...
О том, что шулмусы могли успеть попросту отправиться обратно через
Кулхан - об этом старались не говорить. Как и о том, что будет, когда
(если) мы их настигнем.
