мороза, то собаки с нетерпением ждут отъезда и по-своему выражают радость,
когда видят, что все готово. Горюнов еще раз взял по компасу направление
на таинственную землю, и все трое спустились к поварне.
- Однако, землю сегодня видно? - встретил их вопросом Горохов.
- Отлично видно, никакого сомнения быть не может! - сказал Горюнов.
- Надо поглядеть! Пока вы пьете чай, я успею сбегать. Я ведь только
раз видел, и то плохо.
Взяв у путешественников бинокли, оба промышленника отправились на
холм. Собаки, заметив, что одни люди ушли в поварню, а другие на гору,
затихли и улеглись в своих упряжках на снег.
Спустившись с холма, Горохов и Никифоров подтвердили, что Землю
Санникова отлично видно и на том самом месте, на котором они наблюдали ее
раньше.
Вскоре маленький караван спустился с мыса на море и пошел почти прямо
на север. Собаки, отдохнувшие за три дня, везли бойко, несмотря на то что
нарты получили добавочный груз в виде дров, запасенных на целую неделю.
Хотя переход до земли можно было сделать дня в три, но пурга могла опять
разразиться и задержать движение; ночевать же без возможности согреть чай
и пищу при жестоком морозе очень тяжело.
Подвигались то быстро по ровным местам, то медленно, преодолевая
торосы. К вечеру прошли километров сорок и остановились на ночлег среди
широкой полосы торосистого льда, выбрав ровное местечко под защитой
больших глыб. Быстро раскинули палатку, зажгли костер, сварили ужин и
потом посидели часок у огня, который бросал красные отблески на зеркала
льдин. Солнце исчезло на западе; на юге сквозь легкую пелену туч то
показывалась, то исчезала прибывшая луна; на севере слабо играли сполохи -
северное сияние - в виде желтоватых дуг и столбов, хорошо заметных, только
когда луна скрывалась за тучей.
Перед тем как лечь спать, Горюнов вскарабкался на гребень тороса
осмотреть горизонт. Показалась луна, и снеговая равнина, валы торосов и
глыбы засияли мягким голубоватым светом. С юга тянул холодный ветерок, и
там на горизонте чернели тучи, на фоне которых плоским горбом чуть
выделялся Котельный остров.
На следующий день погода была хмурая и южный ветер усилился. Горохов
и Никифоров ждали пургу и подгоняли собак. Но лед стал очень неровным,
широкие пояса торосов встречались чуть не на каждом километре, и вперед
подвигались медленнее, чем накануне. На сером небе впереди с утра уже ясно
выделилась темная полоса, указывавшая широкую и длинную полынью. К вечеру
последняя была уже настолько близко, что можно было расслышать шум волн. С
перевала через высокий торос наконец увидели в полукилометре открытое
море, покрытое беляками волн и отдельными плавающими льдинами; оно уходило
на север, казалось, до горизонта. Назавтра предстоит переезд через него,
если не помешает пурга.
Поэтому решили подъехать ближе к краю льда для более быстрого спуска
байдары и удобной ее нагрузки; так как ветер дул с юга, то нельзя было
опасаться, что море начнет ломать лед с этой стороны. На ночлег устроились
среди льдин последнего тороса, шагах в полутораста от открытой воды,
выбрав ровную площадку, на которой с трудом уместились нарты, собаки и
палатка; с юга и запада эта площадка была защищена огромными отвесными и
наклонными льдинами, и вообще этот торос изобиловал ими, свидетельствуя о
том, что при последнем северном ветре здесь был страшный нажим ледяных
полей друг на друга.
Под защитой льдин и с огоньком у входа в палатке было тепло и уютно.
Между тем ветер к ночи усилился и пурга разразилась. При свете костра
видно было, как в темном небе на пять - шесть метров над палаткой несутся
целые потоки снежинок, сложенные из изгибающихся, переплетающихся,
волнующихся струй и струек. Под напором ветра толстые льдины содрогались,
а сквозь свист и гул по временам раздавались как будто резкие выстрелы.
- Это что такое? - испуганно воскликнул Костяков, когда такой выстрел
послышался впервые.
- Во льду образовалась новая трещина, - ответил Горюнов.
- Лед трещит, - подтвердил Горохов спокойно.
- А наше убежище не может разломать?
- Если ветер повернет кругом и подует с севера, тогда пожалуй, потому
что волна будет бить в край нашего ледяного поля и начнет поднимать и
ломать его. А пока ветер с юга - опасаться нечего.
- А жутковато здесь, Матвей Иванович, - сказал Никифоров, - что ни
говорите! Подумать только: сидим мы спокойно, трубочки, потягиваем,
калякаем, а под нами всего аршина два льду и бездонная бездна! Там, промеж
островов, все-таки спокойнее - море неглубоко, земля близко.
- Не все ли равно, сколько глубины под нами, - двадцать ли, сто ли
метров! - засмеялся Ордин. - И там и тут утонем, если лед провалится.
- Все-таки здесь страшнее, потому что моря и земли не видно.
- А ты залезь под шубу и засни, может, и увидишь! - пошутил Горохов.
- И то правда, заляжем-ка, проспим до утра, там на свету спокойнее
будет.
Но спали все-таки тревожно, потому что, лежа на льду, слышали еще
лучше, как то ближе, то дальше образуются трещины. Собаки также, против
обыкновения, спали беспокойно, и то одна, то другая начинала ворчать или
завывать. Горохов несколько раз вставал и выглядывал из палатки, чтобы
убедиться, не меняется ли направление ветра.
Когда рассвело и все проснулись, он успокоил остальных словами:
- Ни зги не видно, задувает по-прежнему, можете не вставать.
Провалялись до позднего утра, когда голод поднял всех. Развели огонь,
поставили чайник. Горохов и Никифоров пошли кормить собак, сбившихся в
кучу между двумя нависшими льдинами, где ветер совсем не чувствовался.
Пурга начала менять свой характер - то затихнет минут на пять, на десять,
так что небо начинает проясняться, то заревет с удвоенной силой. Во время
одного затишья Горохов вскарабкался на высокую льдину, огляделся кругом,
протяжно свистнул и закричал:
- Однако, паря, мы куда-то поплыли, кругом вода!
Все, перепуганные, полезли к нему на льдину и увидели, что на юге,
откуда вчера пришли по льду, чернеет сквозь снежную мглу море; на севере
тоже чернела вода, а на запад и восток тянулся торос, но насколько далеко
- нельзя было разобрать. Вглядываться долго не пришлось, потому что новый
порыв ветра застлал все снегом и согнал их вниз. Пришлось вернуться в
палатку.
- Я думаю, - сказал Горюнов, - что ледяное поле, на котором мы
находимся, было слабо припаяно к остальным. Когда лед потрескался, напор
ветра оторвал наше поле и погнал по морю.
- Но куда?
- Очевидно, на север, куда он дует.
- Но если в этой части моря есть течение, то нас может унести далеко
на запад или на восток!
- Конечно, может.
- Что же нам делать?
- Ничего сделать нельзя. В такую погоду плыть на нашей байдаре
опасно. Остается ждать, пока пурга не кончится.
- А если льдину еще разломает?
- Если ее до сих пор не разломало, то будем надеяться, что не
разломает и впредь, по крайней мере, пока не натащит на другое поле или не
прибьет к сплошному льду.
- На этот случай не мешало бы приготовить нашу байдару и сложить в
нее все вещи.
- Правильно! - заявил Горохов.
Позавтракав, занялись разгрузкой нарт и соединением частей байдары.
Потом сложили в нее груз и нарты, оставив только палатку и постели в ней,
убрать которые можно было при первых признаках опасности. Время от
времени, когда ветер затихал, лазили на льдину, но видели по-прежнему на
севере и на юге море, от которого в обе стороны их отделяло расстояние
метров по сто.
Так прошел день. Пурга свирепствовала по-прежнему. Поужинав, долго
сидели при свете догорающего огня. Настроение было тревожное; по временам
казалось, что лед колеблется под ногами. Но выстрелов, показывающих
образование новых трещин, с утра уже не было слышно. Очевидно,
оторвавшееся поле было достаточно прочно. Ночью дежурили поочередно на
всякий случай. Ветер стал ослабевать, и по временам сквозь снежную мглу
даже показывалась луна в виде тусклого, расплывшегося пятна.
Ордин, которому досталось последнее дежурство, на рассвете задремал и
проснулся от солнечного луча, осветившего его лицо. С удивлением он увидел
взошедшее уже солнце и над собой бледно-голубое небо. Ненастье кончилось,
ветер дул сравнительно слабо, часто затихая; свежий снег начал
ослепительно сверкать.
Быстро вскарабкался Ордин на льдину и увидел на юге до горизонта
синеющее море с зайчиками на мелкой волне; на западе ледяное поле
кончалось в полукилометре, на востоке - еще ближе. На севере, совсем
близко за полосой воды, виднелся край сплошного льда, медленно
приближавшийся. Ордин поспешил разбудить остальных. Все залезли наверх.
- Если бы восходящее солнце не показывало сразу, где у нас север, где
юг, я бы подумал, что море к северу от нас, как и раньше! - воскликнул
Костяков.
- Да, нам удивительно повезло! - заявил Горюнов.
- Вместо того чтобы плыть в байдаре и хлопотать с нагрузкой и
выгрузкой, мы лежали себе спокойно в палатке, а пурга перевезла нас сама
через море.
- Словно на плашкоте через речку переправились, - прибавил Горохов.
- И на казенный счет, ничего не заплатимши, - рассмеялся Никифоров, -
по нашему открытому листу!
- Попугала нас пурга-матушка только немного для острастки, чтобы не
баловались! - сказал Костяков.
- А что, причалит она нас к берегу или придется все-таки спускать
байдару? - заметил Ордин.
- Будем надеяться, что причалит. Плыть уже немного, а ветерок
задувает, и наш торос хорошо парусит.
- Пока что давайте завтракать и в путь готовиться, - предложил
Горюнов.
Так как ветер был слабый, льдина, так удачно послужившая паромом для
экспедиции, подвигалась вперед медленно. Успели позавтракать, разобрать
байдару, уложить нарты и взобрались опять на торос, чтобы выжидать момент
причала парома к краю неподвижного льда. Пришлось ждать около часа;
наконец почувствовалось сотрясение всего поля, и на глазах у наблюдателей
вдоль линии соприкосновения начало крошить лед и вздымать обломки торосом.
Но напор был слабый, торос вышел пустяковый, и паром успокоился.
- Причалили! - воскликнул Горохов.
Вооружившись топорами и лопатами для очистки дороги, путешественники
подъехали к краю парома и, выбрав более ровное место, в короткое время
переправились на неподвижный лед.
Никифоров с комической важностью поклонился покинутой льдине и
крикнул:
- Спасибо, парень, за перевоз! Молодцом прокатил, что и говорить!
Предполагая, что ледяной паром не очень уклонился от направления
маршрута. Горюнов повел нарты на север, рассчитывая с высоты более
крупного тороса увидеть Землю Санникова и ориентироваться по ней. Путь
сначала был очень труден, один торос сменялся другим, и к обеду едва
сделали десять километров. Эти торосы совершенно закрывали вид вдаль.
Наконец около полудня начался более ровный лед, и на горизонте сквозь
дымку чуть показались острые вершины таинственной земли, все еще очень
далекой.
- Третий день едем, а будто нисколько не виднее стала она! - заявил
Горохов таким странным тоном, что Горюнов, стоявший рядом с ним, обратил
на это внимание.
- Ты что-то нехорошее надумал, Никита, - сказал он.
- Верно. Сомнительно мне стало. Не к добру нас льдина так чудно через
море перевезла, Матвей Иванович. И подумалось мне, что это не земля, а
марево. Завлечет нас, все будет маячить вдали и манить. Заедем так далеко,
что и вернуться нельзя будет.
- Ну, пустяки ты надумал! - рассмеялся Горюнов. - Вот увидишь, еще
