лучезарной улыбкой, а в глазах ее заплясали чертики.
- Ах, друзья, это настоящее чудо! Он такой милый, такой наивный,
такое очаровательное дитя...
- Ну, прямо как Симон, - вырвалось у Филиппа.
- Так это он и есть.
Филипп изумленно уставился на Маргариту.
- Симон?! Да что вы говорите!
- А что тут такого странного, скажите на милость? И вообще, я не могу
взять в толк, принц, почему ваша двоюродная сестра пренебрегает им.
- Он уже успел вам поплакаться?
- В некотором смысле, да.
- Это в его репертуаре. Симона хлебом не корми, дай ему только
пожаловаться на Амелину... И все же поверьте, Маргарита, он сгущает
краски. По-своему, Амелина очень любит его.
- По-своему? - с лукавой улыбкой переспросила принцесса. - Как это,
по-своему?
- Это долгая песня, пожалуй, длинною в целю жизнь. А если в
нескольких словах, то он трогает ее, она жалеет его и любит, как свое
дитя.
- Жалеет, говорите? - задумчиво произнесла Маргарита. - Гм... По мне,
жалость со стороны женщины только унижает мужчину. Настоящего мужчину...
Кстати, о госпоже Альбре де Бигор. Филипп, вы не откажете мне в одной
небольшой услуге?
- С удовольствием, Маргарита.
- Тогда напишите Амелии, что ее муж вывихнул ногу.
- Но зачем?
- Я хочу, чтобы Симон остался в Памплоне.
- Кузина! - с упреком отозвалась Бланка.
- И в самом деле, - поддержал ее Филипп. - Не надо травмировать
Симона. Прошу вас, Маргарита.
- А с чего вы взяли, что я собираюсь его травмировать? Напротив, я
хочу сделать из него взрослого мужчину. Настоящего мужчину, которому ни к
чему будет жалость женщины.
Филипп с сомнением покачал головой.
- Вряд ли что-то получится из вашей затеи. Через пару дней он надоест
вам, вы найдете себе другого, а его бросите, вскружив ему голову.
- Вы так считаете?
- Я в этом уверен. Ведь ни для кого не секрет, что наш Симон
глупенький.
- Ну и что с того? Почему вы думаете, что мне обязательно нужны
умники? Вовсе нет! От них только сплошные неприятности. Один умник был так
умен, что, в конечном итоге, свихнулся и позволил кузену Бискайскому
погубить его. Другой умник коварно одурачил меня. - (Тут Филипп покраснел
и поджал губы). - А третий из этой блестящей компании умников поспешил
забраться под юбки моей фрейлине - авансом, так сказать, чтобы я случаем
не опередила его. Да плевать я на всех вас хотела!
- Хорошо, Маргарита, - примирительным тоном произнес Филипп, видя,
как она завелась. - Ваши симпатии, это ваше личное дело. Можете не
сомневаться, я исполню вашу просьбу, напишу, что Симон вывихнул ногу,
только вряд ли Амелина в это поверит. Я подозреваю, что кто-то из моей
свиты информирует ее о каждом его шаге.
- Это несущественно, кузен. Речь идет лишь о формальном предлоге. А
то, что госпожа Амелия будет обо всем знать, даже к лучшему. Поверьте,
пренебрежение со стороны мужчины больно уязвляет женщину. А если, к тому
же, она сама далеко не святая, то ее начинают мучить угрызения совести,
что она так откровенно и бесстыдно изменяла своему мужу...
- А может, достаточно, принцесса? - без всяких церемоний оборвал ее
Филипп. - Поговорим-ка лучше о чем-нибудь другом, более приемлемом для
Бланки. Этот наш разговор вгоняет ее в краску.
Маргарита взглянула на смущенную Бланку и глумливо ухмыльнулась.
- Ох уж эта ее деликатность! И когда же вы, в конце-то концов,
перевоспитаете ее? А, Филипп?
- Не все сразу, Маргарита, не все сразу. Не так-то просто выбить из
этой хорошенькой и умненькой головки те дурацкие предрассудки, которые
прочно засели там благодаря стараниям ее целомудренных
наставниц-кармелиток. Впрочем, некоторый прогресс уже налицо. Так, скажем,
сегодня Бланка объяснила мне, почему она не может быть беременной от
Монтини, и при этом ни разу не покраснела. Правда, милочка?
Милочка утвердительно кивнула, и вопреки уверениям Филиппа щеки ее
заалели.
- Простите за нескромный вопрос, кузен, - сказала Маргарита, - но я
никак не могу добиться от Бланки внятного ответа. В постели с ней вы...
- Прекрати, кузина! - резко произнесла Бланка; взгляд ее помрачнел. -
Какая же ты бесстыжая, в самом деле! Тебя не должно касаться, что мы
делаем в постели, заруби себе на носу. И уж тем более ты не должна
спрашивать об этом у Филиппа, понятно? Здесь ни причем мое якобы
ханжество, просто есть вещи, о которых следует молчать даже в кругу
близких друзей...
- Из деликатности, разумеется.
- Да, из деликатности. Не гоже обсуждать на людях то... то самое
сокровенное, что является достоянием лишь двух человек. Мне всегда
казалось, что ты слишком озабочена ЭТИМ, но по-моему это уже чересчур -
совать свой любопытный нос в чужую постель. Учти: еще одно слово, и я
уйду.
- Бланка права, - поддержал ее Филипп. - Как мне не прискорбно,
кузина, но в таком случае тоже буду вынужден уйти.
- Ну что ж, - вздохнула Маргарита. - Коль скоро вы не желаете
говорить о любви, потолкуем о смерти.
- О чьей смерти?
- О смерти французского короля и его старшего сына - о чьей же еще?
Бланка удивленно вскинула брови.
- Да что ты говоришь?!
- А разве вы ничего не слыхали?
- Нет, принцесса, ровным счетом ничего, - ответил пораженный Филипп.
- А что произошло? Несчастный случай?
Маргарита хмыкнула.
- Скорее, это счастливый случай. Филипп-Август Третий с его
авантюрными крестовыми походами был настоящим бедствием для Франции - но
Филипп де Пуатье стал бы ее погибелью. По моему убеждению, Господь наконец
смилостивился над несчастной страной.
- И все же, что случилось?
- Подробностей я не знаю. О них расспросите у Тибальда. Вчера к нему
прибыл специальный курьер от графа Артуа... Ну, вот! - констатировала она,
устремив свой взгляд в противоположный конец комнаты; тон ее вмиг стал
хмурым и неприязненным. - Помяни дурака.
Филипп оглянулся и увидел графа Шампанского, только что вошедшего в
гостиную. Он, несомненно, услышал последние слова Маргариты.
- Весьма польщен, сударыня, что вы такого высокого мнения о моей
скромной персоне, - невозмутимо произнес он, подойдя ближе. - Приветствую
вас, принц, принцесса. Прошу великодушно простить, что мои первые слова
были обращены не к вам. - Тибальд сел в свободное кресло и снова
заговорил: - Премного наслышан, дражайшая супруга. Я очень рад, что вы не
остались в долгу. - Он демонстративно ощупал свою голову. - Рожки уже
прорезались. Правда, пока они еще манюсенькие, но вскоре тут разрастутся
!.. Вы не подскажете, моя дорогая, у кого из ваших придворных дам самый
рогатый муж? Я непременно сражусь с ним на первом же турнире - право, это
будет похоже на бой оленей-самцов в брачную пору!
Филипп и Бланка весело фыркнули. А Маргарита улыбнулась.
- Браво, дорогой муженек, брависсимо! Я не сомневалась, что вы
воспримете это философски и с присущим вам чувством юмора. А что до вашего
вероятного противника на турнире, то бесспорным лидером по темпу роста
рогов является Габриель де Шеверни - если, конечно, измену жены с
женщинами можно расценивать как супружескую измену... - Улыбка напрочь
исчезла с ее лица, и оно помрачнело. - Ах, Матильда, Матильда! Маленькая,
глупенькая Матильда!..
- Это твоя вина, Маргарита, - жестко сказала Бланка. - Целиком твоя.
Я предупреждала тебя, что ты губишь Матильду, настаивая на ее браке с
господином де Шеверни. Но ты не слушала меня, еще и Этьена подуськивала:
дескать, благодаря этому он подымится по иерархической лестнице сразу на
несколько ступеней выше, станет родственником графа Капсирского и уже не
будет считаться выскочкой. Радуйся теперь, ты добилась своего! Можешь
добавить в свою коллекцию еще две искалеченные твоими стараниями судьбы.
Маргарита тяжело вздохнула.
- Не сыпь мне соль на рану, Бланка, - с горечью произнесла она,
по-видимому, не думая оправдываться. - Я сама понимаю, что совершила
непростительную глупость. Я проклинаю себя за это. Но разве могла я
предвидеть...
- Ты должна была предвидеть! Даже я - а я не так хорошо, как ты, знаю
Матильду, - и то я боялась, что этим все закончится.
- Не потому ли, - язвительно осведомилась Маргарита, что последние
несколько ночей перед ее свадьбой вы с ней провели в одной постели?
Филипп и Тибальд хотели было вмешаться в их перепалку во избежание
дальнейших осложнений, но, взглянув на Бланку, передумали. Выражение ее
лица было спокойным и даже кротким, без малейшей тени смущения или
замешательства.
- Возможно, и потому, - ответила она задумчиво. - К твоему сведению,
уже тогда Матильда приставала ко мне. Так что задел этому был положен еще
раньше, в твоей постели. - Бланка решительно поднялась с кресла. - Прошу
прощения, дон Тибальд, за этот откровенный женский разговор в вашем
присутствии, но его спровоцировала не я, а ваша жена, у которой, как вы,
наверное, знаете, весьма искаженное представление о приличии и почти
полностью отсутствует чувство такта. - С этими словами она взяла Филиппа
за руку. - Пойдем, Филипп. Полагаю, у кузины и дона Тибальда есть что
обсудить наедине друг с другом.
- Ни в коем случае! - живо запротестовала Маргарита и почти насильно
усадила Бланку обратно. - Не уходите. Сейчас я не склонна выяснять с
Тибальдом отношения. Может быть, завтра, когда он вернется от своей
очередной потаскушки, у меня и возникнет желание обсудить с ним некоторые
вопросы, но только не сегодня. Сейчас я не хочу портить себе аппетит,
потому как у меня намечается роскошный ужин.
- Увы, - покачал головой Тибальд. - Должен вас огорчить, моя
дражайшая супруга. Или напротив - обрадовать. Это уж как посмотреть.
- Что вы имеете в виду?
- Никакого разговора между нами завтра не состоится. На рассвете я
отправляюсь в Париж. Кузен Артуа просил меня приехать как можно скорее. По
его словам, дело не терпит отлагательства.
- Что ж, тем лучше, - сказала Маргарита. - Да, кстати, дорогой
супруг. Бланку и Филиппа интересуют обстоятельства смерти короля Франции и
его сына. Не соблаговолите ли вы уделить нам несколько минут своего
драгоценного времени, чтобы поведать о сием прискорбном событии?
- Охотно, - сказал Тибальд, доброжелательно глядя на Филиппа. По
натуре своей благодушный и незлопамятный, он уже напрочь позабыл, что
совсем недавно они считались соперниками. - Собственно говоря, смерть
Филиппа-Августа Третьего меня ничуть не удивила. Он так и не оправился
после ранения в Палестине, а известие о бегстве Изабеллы Арагонской с
кузеном Эриком и вовсе доконало его. Одним словом, не вынес гордый
властелин позора своего сына и предпочел умереть - по дороге в Париж я
выкрою время и сочиню по этому поводу коротенькую эпитафию. Что же
касается самого Филиппа де Пуатье, то он так горько сожалел, что не
задушил жену прежде, чем она успела сбежать от него, и с таким нетерпением
ожидал смерти отца, чтобы затем, ей в отместку, передушить всех ее
горничных и придворных дам, что пил без просыпу, пока не допился до белой
горячки и сгорел в ней за считанные часы. Черт сцапал его почти в то же
самое время, когда душа его отца вознеслась на небеса, может быть, чуточку
позже. Так что присутствовавшие при кончине короля дворяне, провозглашая:
"Король умер! Да здравствует король!" - были не совсем уверены, про какого
же, собственно, короля, который "да здравствует", идет речь.
