лежал перед ним, не делая попыток защищаться. Меч был уже на полпути из
ножен. Это было его право - перерезать мне горло, если он того пожелает.
Ведь я предал своего лорда, разрушил кровные узы, - каждый понимал это.
Верность господину, - это первейший долг каждого. Нарушить ее, - значит
остаться без клана и без родственников.
Но он отвернулся с таким видом, как будто я не стою того, чтобы меня
убить. Он выкрикнул указания тем, кто был в доме, и все оставили меня.
Ведь согласно обычаю я уже не существовал. Я с трудом поднялся. В голове
шумело от удара. Но никакой удар не мог поразить меня больше, чем
предательство своего лорда. Теперь для меня здесь жизни не было, никто не
захочет иметь дело со мной.
Когда я поднялся на ноги, я увидел, что все они идут к тому склону,
который ведет в Лунное Святилище. Однако я почему-то был уверен, что они
не найдут там Инну. И хотя я был клятвопреступником и теперь мертв для
клана, для меня все же кое-что оставалось.
Ничто не могло вернуть меня к жизни в глазах Гарна и клана. Но я
остался жив, правда благодаря тому, что Гарн счел меня недостойным смерти
от его руки. Нет, я не мог повернуть время и сделать то, что должен был
сделать раньше, но может быть мне удастся чем-нибудь помочь Инне.
Хотя я рассказал все о тайных посещениях Инны, я ничего не говорил о
Гатее. Если бы мне сейчас удалось добраться до Мудрой Женщины и Гатеи (а я
был уверен, что они знают о Святилище больше, чем любой из нас), то
возможно мне удалось бы найти следы моей кузины.
Без имени, без рода, я не имел права ни на что, даже на свой меч.
Гарн не отобрал его у меня, и я решил оставить его себе. Возможно он
поможет мне, - не искупить вину, - а просто помочь Инне.
И я повернулся спиной к людям, направлявшимся в Лунное Святилище
вслед за Гарном, и пошел на юг, рассчитывая на следующий день войти в
долину Тугнеса и найти Мудрую Женщину. Мой шлем с эмблемой Дома я оставил
валяться там, куда он откатился после удара, и с ним вместе мой арбалет. С
непокрытой головой, пустыми руками, спотыкаясь, так как голова моя гудела,
а в глазах двоилось, я пошел вниз по реке.
Я провел ночь на берегу. В морской воде я обмыл лицо, и его стало
жечь, как огнем. Один глаз распух и голова болела так, что в ней не
осталось ничего, кроме одной мысли, - я должен найти Мудрую Женщину или
Гатею, - только они могут знать, какое могущество находится в Лунном
Святилище.
За мной может начаться охота, если Гарн не найдет следов дочери. Я
был уверен, что так оно и будет, - какие следы могут остаться на голых
камнях? И тогда Гарн захочет мстить, гнев воспламенит его. И любой из
нашего клана, кто притащит меня, заслужит его благоволение. И если я хочу
остаться живым, чтобы попытаться помочь Инне, я должен быть очень
осторожным. Голова моя отчаянно кружилась, мысли не задерживались в ней, и
я лежал на песке без сознания, пока волны, омывающие мое лицо, не привели
меня в чувство.
День и ночь я с трудом шел вперед. Временами мне казалось, что я
слышу крики позади. Однажды я даже обернулся, ожидая увидеть занесенный
над моей головой меч, но это были всего лишь крики морских птиц.
В конце концов я добрел до того места, где повозки Тугнеса свернули с
дороги. Здесь я прислонился к камню и постарался обдумать все. Прийти
открыто в долину, это значит поставить точку. Раз Тугнес не был другом
Гарну, вернее потому, что он не был другом Гарну, он не упустит
удовольствия схватить меня. Ведь так приятно будет говорить, что один из
рода Гарна предал своего лорда, и еще более приятно будет передать этого
преступника в тот клан, чье имя он носит.
И поэтому я должен использовать всю хитрость, что еще осталась в моей
голове, и все свое искусство, чтобы ускользнуть от людей Тугнеса и
отыскать убежище Мудрой Женщины. Я даже не был уверен, поможет ли она мне.
Все, что я знал, это то, что такие, как она, не придерживаются старых
обычаев, их не связывают узы родства, и она может проявить жалость ко мне
и показать путь, на котором я могу служить леди из дома Гарна.
Я не помню, как я проник в долину. Какие-то инстинкты, которые были
сильнее, чем мое сознание, помогли мне. Я старался держаться подальше от
полей, от домов. Часть дня я пролежал среди камней почти без сознания, и
мне показалось, что одна из черных птиц села мне на лицо и клюнула. Боль
пронизала меня с головы до ног. Но может мне это только показалось. Была
уже черная ночь, когда я очнулся. Меня мучила жажда, кожа была такой
горячей, как будто я был завернут в горящие угли.
Я подполз к краю горного хребта. Спуск был очень крут. Единственная
мысль поддерживала меня, что где-то здесь Гатея нашла путь, по которому
могу спуститься и я. Спуститься и найти жилище Мудрой Женщины. Я был
уверен, что они живут вдали от места, где поселились люди Тугнеса.
Прошло время, в течение которого я вставал и падал бессчетное
количество раз, и наконец, я сделал последний рывок, после которого
скатился вниз с такой силой, что из меня вышибло дыхание, и погрузился в
темноту, которая была не сном, а чем-то гораздо более глубоким и менее
легким для тела и разума.
И в конце концов те, кого я искал, сами нашли меня. Я с трудом
очнулся и увидел над собой брусья, перевитые лозой, увешанные сухими
травами, и все это напоминало осенний сад, готовящийся к зиме.
Моя голова все еще болела, но тот огонь, что жег меня, прошел. Но я
был так утомлен, что руки едва повиновались мне. Моя слабость не позволила
даже страху проникнуть в мое сознание. Я попробовал повернуть голову. Боль
была жуткой, но теперь я мог видеть кое-что одним глазом. Я понял, что
лежу на постели у стены. В комнате не было ничего, кроме стульев и очага,
где горел небольшой огонь. Очаг был сложен из камней и обмазан глиной. Из
камней же были сложены полки, на которых находились пучки сушеных трав,
глиняные и деревянные сосуды.
Воздух был полон запахов. Одни были приятными, другие, напротив,
отвратительными. На огне стоял котел, в котором что-то булькало и
распространяло запах, от которого я остро ощутил пустоту в своем желудке.
За пределами моего видения послышался шорох и я, преодолевая боль,
постарался повернуть голову еще немного, и в полутьме комнаты я увидел
Мудрую Женщину.
Она смотрела на меня и затем подошла ко мне. Рука ее коснулась моего
лба, где сосредоточилась вся боль. Я дернулся, хотя пытался скрыть, какие
муки причиняет мне любое прикосновение.
- Лихорадка прошла, - голос ее был тихим, но хриплым и суровым. - Это
хорошо. Теперь... - Она подошла к огню, налила из котла в грубую глиняную
чашку черной жидкости, добавила туда воды, подсыпала несколько щепоток
сушеных трав из сосудов и коробочек.
Во время нашего совместного путешествия она была одета, как одеваются
наши женщины. А теперь на ней была какая-то накидка, едва доходившая до
колен, а из под нее выглядывали брюки и такие же сапоги, какие были одеты
на мне.
Она подошла ко мне, положила руку под голову и приподняла меня с
такой легкостью, какой я не ожидал от женщины. Она поднесла горячий
напиток к моим губам.
- Пей! - приказала она, и я повиновался, как ребенок повинуется главе
дома.
Напиток был горячий и горький. Такого бы я по собственной воле не
выпил. Но все же я проглотил его, стараясь не показывать отвращения. Я был
уверен, что это какое-то лекарство. Когда я допил все, и она хотела
отойти, я попытался взять ее за рукав, задержать ее и сказать всю правду о
себе. Я знал, что должен сказать ее сейчас, когда мой разум прояснился. А
если я промолчу, то совершу второе свое предательство.
- Я лишен рода... - мой голос удивил меня. Слова, которые с легкостью
формировались в мозгу, язык произносил с трудом, как будто он и мои губы
распухли и потяжелели.
Она опустила меня на постель, затем освободила свой рукав от моих
пальцев.
- Ты болен, - сказала она, как будто этот факт освобождал ее от
греха, как бы ни был он черен. - Тебе нужно отдохнуть.
Когда я попытался снова заговорить, объяснить ей все, она положила
пальцы мне на губы, и я опять содрогнулся от боли. Затем она поднялась и
не стала обращать на меня ни малейшего внимания. Она ходила туда-обратно
по комнате, переставляла ящички, сосуды, наводя порядок, понятный ей
одной.
Наверное ее напиток оказал на меня усыпляющее действие, так как
вскоре глаза мои стали закрываться. И вот я уже провалился в освежающий
сон без сновидений.
Когда я проснулся во второй раз, я увидел у очага Гатею. Там все еще
кипел котел, и она помешивала в нем длинной ложкой, что позволяло ей
держаться подальше. А это было необходимо, так как горячая жидкость
выплескивалась из котла, и пламя вспышками вырывалось из очага. Должно
быть я издал какой-то звук, потому, что она тотчас же оставила ложку и
подошла с чашкой ко мне.
На этот раз я без ее помощи поднялся на локоть и обнаружил, что она
предлагает мне чашку с чистой водой. Я жадно выпил ее, и мне показалось,
что я не пил ничего более вкусного в жизни. Затем я попытался разъяснить
Гатее то, что не захотела понять ее хозяйка.
- Они лишили меня своего рода... - я смотрел прямо в глаза ей. Мне
было стыдно, но я должен был сказать это. - Лорд Тугнес с большим
удовольствием отошлет меня обратно к Гарну. Он может наказать Мудрую
Женщину, если она не сообщит ему о моем появлении...
Девушка нахмурилась и оборвала меня.
- Забина не имеет отношения к лорду Тугнесу. Ей нет дела до того, что
он хочет, или не хочет. Ты болен, ты нуждаешься в ее помощи. Это ее
ремесло и никто не посмеет вмешиваться в ее дела!
Я чувствовал, что она все еще не понимает меня. В нашем народе тот,
кто изгнан из рода, проклят навеки, и каждый, кто даст ему убежище,
рискует вызвать на себя большие неприятности. Следовательно, ни один
мужчина, ни одна женщина не могут заговорить со мной. Я был живым
мертвецом, кто захочет общаться с человеком без рода, без имени?
- Это из-за леди Инны... - я внезапно вспомнил, что привело меня
сюда. - Она ходила в твое Лунное Святилище. Я несколько раз встречал ее
там и не сообщил об этом лорду Гарну. Теперь она исчезла, возможно
пострадала от злых заклинаний этой страны.
- Мы знаем... - кивнула она.
- Вы знаете? - я с трудом сел, хотя голова моя была так тяжела, как
будто на ней было одето сразу два металлических шлема. - Ты видела ее? -
Может Инна встретила Гатею, и та дала ей помощь и убежище... хотя зачем ей
делать это?
- Ты говорил об этом в бреду, - так она уничтожила мою слабую
надежду. - И сам лорд Гарн приезжал сюда. Они быстро уехали на запад, так
как здесь никто ничего не знал о ней.
- Запад... - повторил я. В эту незнакомую землю, которой даже Братья
с Мечами советовали остерегаться. Что могло завлечь туда Инну?
- Может ее туда позвали... - сказала Гатея, как будто прочла мои
мысли. - Она пошла в Лунное Святилище в полнолуние и не имела защитного
экрана.
- Позвали... кто и куда? - спросил я.
- Возможно ты не имеешь права знать это. Забина решит. А сейчас, -
она достала с полки кусок свежеиспеченного хлеба и чашку мягкой массы из
фруктов. - А сейчас ешь и набирайся сил. Возможно тебя... ждет дорога.
Оставив пищу в моих дрожащих руках, она вышла из хижины, и мне стало
некого спрашивать, кроме самого себя. А у меня ответов не было.
5
Я боролся со слабостью, желая сделать себя поскорее способным уйти
