Миск гордо распрямился, в свои почти восемнадцать футов, только
голову слегка отклонил от вертикали и уставился на нас антеннами. За
последние несколько недель я привык к тому, что это означает мягкий
выговор.
- Сейчас праздник Толы, - сказал он.
- Ну и что? - спросил я.
- Я должен дать гур Матери, - объяснил Миск.
- Тебя обнаружат и убьют, - сказал я. - Сарм, как только узнает, что
ты жив, тут же тебя уничтожит.
- Естественно, - сказал Миск.
- Тогда почему ты не прячешься?
- Не будь глуп, - ответил Миск, - сейчас праздник Толы, и я должен
дать Матери гур.
Я понял, что спорить не о чем, но решение Миска опечалило меня.
- Прости, - сказал я.
- Печально было бы, - заметил Миск, - если бы я не смог дать гур
Матери, и эта мысль чрезвычайно расстраивала меня все эти дни, когда я
держал гур. Но теперь благодаря тебе я смогу дать гур Матери и потому я у
тебя в долгу, пока не буду убит Сармом или не предамся радостям золотого
жука.
Он легко коснулся моих плеч антеннами, потом поднял антенны, а я
поднял руки и коснулся ладонями концов его отростков. Мы снова, так
сказать, соприкоснулись антеннами.
Затем Миск протянул антенны к мулам, но они отшатнулись.
- Нет, - сказал Мул-Ал-Ка, - мы всего лишь мулы.
- Пусть будет роевая правда между царем-жрецом и двумя мулами, -
сказал Миск.
- Не может быть роевой правды между царем-жрецом и мулами, - ответил
Мул-Ба-Та.
- Ну, тогда между царем-жрецом и двумя людьми, - сказал Миск.
Медленно, со страхом Мул-Ал-Ка и Мул-Ба-Та подняли руки, и Миск
коснулся их ладоней антеннами.
- Я умру за тебя, - сказал Мул-Ал-Ка.
- И я, - подхватил Мул-Ба-Та.
- Нет, - ответил Миск, - вы должны спрятаться и постараться выжить.
Мулы посмотрели на меня, я кивнул:
- Да, спрячьтесь и учите остальных, что вы люди.
- А чему нам их учить? - спросил Мул-Ал-Ка.
- Быть людьми.
- А что значит быть людьми? - умоляюще спросил Мул-Ба-Та. - Ты нам
так и не сказал.
- Это вы должны решить сами. Сами решите, что такое быть человеком.
- То же самое с царями-жрецами, - сказал Миск.
- Мы пойдем с тобой, Тарл Кабот, - сказал Мул-Ал-Ка, - и будем
сражаться с золотым жуком.
- Что это значит? - спросил Миск.
- Девушка Вика из Трева в туннелях золотого жука, - объяснил я. - Я
иду ее спасать.
- Ты опоздаешь, - ответил Миск, - потому что уже время откладывания
яиц.
- А это что значит?
- Ты идешь? - спросил Миск.
- Да.
- Тогда сам увидишь.
Мы посмотрели друг на друга.
- Не ходи, Тарл Кабот, - сказал Миск. - Ты умрешь.
- Я должен идти.
- Понимаю, - сказал Миск. - Это все равно что давать гур Матери.
- Может быть, - ответил я. - Не знаю.
- Мы пойдем с тобой, - заявил Мул-Ал-Ка.
- Нет, вы должны идти к другим людям.
- Даже к тем, кто переносит гур? - спросил Мул-Ба-Та, вздрагивая при
мысли о маленьких круглых телах, странных руках, ногах и глазах.
- Это мутанты, - объяснил Миск, - выращенные очень давно, чтобы
обслуживать темные туннели; теперь их сохраняют для участия в ритуалах и
по традиции.
- Да, - ответил я Мулу-Ба-Та, - даже к тем, кто переносит гур.
- Понимаю, - с улыбкой ответил Мул-Ба-Та.
- Вы должны идти повсюду, где в рое есть люди.
- Даже на плантации грибов и на пастбища? - спросил Мул-Ал-Ка.
- Да, всюду, где есть люди.
- Понимаю, - сказал Мул-Ал-Ка.
- Я тоже, - подхватил Мул-Ба-Та.
- Хорошо, - сказал я.
Пожав мне руки, двое повернулись и побежали к выходу.
Мы с Миском остались одни.
- Это приведет к неприятностям, - сказал Миск.
- Вероятно, - согласился я.
- И ты несешь за это ответственность.
- Отчасти. Но решать будут цари-жрецы и люди.
Я посмотрел на Миска.
- Глупо идти к Матери.
- Глупо идти в туннели золотого жука, - ответил он.
Я легко извлек меч из ножен. Он появился быстро, будто ларл оскалил
клыки. В голубом свете факела я осмотрел лезвие и тонкий слой смазки,
защищавший его. Попробовал уравновешенность и снова спрятал меч в ножны. Я
был удовлетворен.
Мне нравится меч, такой простой и в то же время эффективный в
сравнении с многочисленными возможными вариантами оружия. Преимущество
короткого меча в том, что он извлекается из ножен на мгновение раньше, чем
длинный. Другое преимущество - им можно действовать быстрее, чем длинным.
Но главное, мне кажется, в том, что он позволяет горянскому воину
сближаться с противником. Короткая дистанция вполне компенсируется
быстротой и легкостью этого оружия по сравнению с длинным мечом. Если
соперник, вооруженный длинным мечом, не заканчивает бой первым ударом, он
обречен.
- Где туннели золотого жука? - спросил я.
- Спрашивай, - ответил Миск. - Они известны всем в рое.
- Золотого жука так же трудно убить, как царя-жреца?
- Не знаю, - ответил Миск. - Мы никогда не убивали золотых жуков и не
изучали их.
- Почему?
- Просто это не делалось. К тому же убить золотого жука, - добавил
Миск, внимательно глядя сверху вниз своими блестящими глазами, - большое
преступление.
- Понятно.
Я повернулся, собираясь уходить, потом снова посмотрел на царя-жреца.
- А можешь ли ты, Миск, своими роговыми лезвиями убить царя-жреца?
Он, казалось, задумался.
- Этого не происходило более миллиона лет, - наконец ответил он.
Я поднял руку.
- Желаю тебе добра, - произнес я традиционное горянское приветствие.
Миск поднял одну переднюю конечность, роговое лезвие исчезло. Антенны
его наклонились ко мне, золотые чувствительные волоски вытянулись.
- А я, Тарл Кабот, - ответил он, - желаю добра тебе.
И мы разошлись.
23. Я НАХОЖУ ВИКУ
Я понял, что пришел слишком поздно, чтобы спасти Вику из Трева.
Глубоко в неосвещенных туннелях золотого жука, в этих неукрашенных
перепутанных проходах в скале я нашел ее тело.
Держа факел в руке, я осматривал зловонную пещеру и увидел Вику. Она
лежала на груде грязного мха и стеблей.
На ней было несколько обрывков некогда прекрасной одежды; она
изорвала ее во время отчаянного бегства по темным скальным туннелям, когда
тщетно старалась уйти от челюстей неумолимого золотого жука.
Я увидел, что на шее у нее нет рабского ошейника.
Ее ли ошейник одели на ту девушку, которую я видел? Если размер
подходит, то, вероятно, так оно и есть. Цари-жрецы не гнушаются такой
мелочной экономией, ревностно сберегая неодушевленные ресурсы роя.
Если на ней нет ошейника, значит ее освободили, прежде чем отправить
в туннели золотого жука? Я смутно вспомнил, что Миск однажды рассказывал
мне: из почтения к золотому жуку ему предлагают только свободных женщин.
Вся пещера пропахла пометом золотого жука, но его самого я еще не
встретил. По контрасту с чопорно аккуратными и чистыми туннелями
царей-жрецов здесь все казалось особенно грязным и отвратительным.
В одном углу груда костей, среди них человеческий череп. Кости
расколоты, мозг из них высосан.
Давно ли Вика мертва, я не мог определить, но проклинал себя: мне
казалось, что всего несколько часов. Ее тело, хотя и застывшее, не было
таким холодным, как я ожидал. Она не шевелилась, глаза ее были устремлены
в одну точку, в них застыл ужас последнего мгновения, когда на ней
сомкнулись челюсти золотого жука. Могла ли она во тьме рассмотреть, кто на
нее нападал? Я надеялся, что нет: достаточно того, что она слышала звуки
преследования. Но сам я предпочел бы видеть нападающего и пожелал того же
краткого ужасного преимущества Вике из Трева, потому что помнил ее
женщиной храброй и гордой.
Кожа ее казалась слегка суховатой, но не совсем высохшей.
Так как тело не остыло, я долго вслушивался, стараясь уловить
дыхание. Держал руку, надеясь почувствовать хотя бы слабый пульс. Но не
почувствовал ни дыхания, ни пульса.
Хоть я и ненавидел Вику из Трева, такой судьбы я ей не желал и не мог
себе представить, чтобы какой-нибудь мужчина, как бы она его ни предала,
мог ей пожелать этого. Глядя на нее, я испытывал странную печаль, хотя и
горечь не покидала меня. Теперь я видел в ней только девушку, встретившую
золотого жука и погибшую ужасной смертью. Она человек, и какова бы ни была
ее вина, такой ужасной участи она не заслужила. И глядя на нее, я понял,
что каким-то образом никогда не оставался к ней равнодушным.
- Прости, - сказал я, - прости, Вика из Трева.
Странно, но на ее теле нет ран.
Может, она умерла от страха?
Ни одного пореза или синяка, который нельзя было бы объяснить ее
лихорадочным бегством по туннелям. Ее тело, руки и ноги исцарапаны, но не
порваны и не сломаны.
Я не нашел ничего, что могло бы вызвать смерть, кроме небольшого
прокола в левом боку; через него мог проникнуть яд.
Впрочем, на теле я обнаружил пять больших круглых опухолей, хотя как
они могли вызвать смерть, я не понимал. Эти припухлости протянулись линией
вдоль левого бока; казалось, что-то, размером примерно с кулак, находится
сразу под кожей. Возможно, какая-то необычная физиологическая реакция на
яд, проникший в ее организм через маленькое отверстие в левом боку.
Я протер рукой глаза.
Сейчас я ничего не могу для нее сделать, только продолжить охоту на
золотого жука.
Я подумал, нельзя ли похоронить тело, но отказался от этой мысли: в
каменных туннелях это невозможно. Я могу только убрать ее с этой грязи в
логове золотого жука, но пока не убью его самого, она никогда не будет в
безопасности от оскверняющих челюстей. Повернувшись спиной к Вике из Трева
и неся факел, я направился к выходу из пещеры. Мне показалось, что я слышу
ужасный умоляющий крик, хотя, конечно, никаких звуков не было. Я
повернулся, посветил факелом: тело ее лежало в прежней позе, в глазах то
же выражение застывшего ужаса. Я вышел.
Продолжал искать золотого жука, но никого не встретил в каменных
туннелях.
Меч я держал в правой руке, а факел в левой.
На поворотах я рукоятью меча - чтобы предохранить лезвие - царапал на
стене знак, показывающий, откуда я шел.
Я долго бродил, сворачивая из одного туннеля в другой, из одной
пещеры в другую.
И жалость к Вике из Трева смешивалась с ненавистью к золотому жуку.
Наконец я заставил себя отбросить эмоции и задуматься над своим
положением.
Факел горел слабо, по-прежнему я не встретил ни следа золотого жука.
Мысли мои вернулись к неподвижному телу Вики в пещере золотого жука.
Прошло несколько недель, как я ее не видел. И, вероятно, несколько
дней, как ее заточили в туннели золотого жука. Как получилось, что жук
схватил ее только недавно? И если это правда, если она погибла совсем
недавно, как она прожила эти дни? Вероятно, воду она могла найти. Но что
она ела? Может, подобно слизневому червю, вынуждена была питаться
остатками пиршеств золотого жука, но мне трудно было в это поверить,
потому что состояние ее тела не указывало на длительную борьбу с голодом.
И почему золотой жук не тронул тела гордой красавицы из Трева?
И что это за пять странных припухлостей на ее прекрасном теле?
А Миск сказал, что уже поздно, потому что наступила пора откладывания
яиц.
С губ моих сорвался крик ужаса, я повернулся и бросился назад, туда,
откуда пришел.
Снова и снова спотыкался я о камни, ушиб плечо и бедро, но не
уменьшал скорости своего бега назад к пещере золотого жука. Я даже не
останавливался в поисках нацарапанных мной знаков, потому что, казалось,
