чём напоминали последние четыре цифры его телефонного номера.
Хотя дома его не оказалось, автоответчик конфисковал у меня
единственный квортер. Я грохнул трубкой о рычаг, вырвал её из гнезда, а
потом с размаху швырнул её в аппарат. Разбил в куски сразу и трубку, и диск
циферблата. Ощутив оглушительную радость разрушения, я с трудом выдернул из
гнезда шнур. Потом стукнул ботинком по стеклянной двери и отмерил локоть
ошалевшей от испуга старухе.
К сожалению, затмение оказалось кратким. Вернулось отчаяние, а вместе с
ним - гнетущая мысль о неотложности благоразумных действий.
Определив своё местонахождение на мысленной карте Манхэттена и взглянув
потом на часы, я решил шагать по направлению к ООН. Логичнее поступка
придумать было невозможно! Не только из пространственных соображений -
близости организации, - но также и временных, поскольку, согласно "Чёрному
каналу", ночное заседание комиссии по апартеиду должно было уже завершиться.
56. Израиль разочаровал высокой концентрацией евреев
Прямо напротив ООН, на углу 49-й улицы, располагался ресторан
"Кавказский". Владел им петхаинец Тариел Израелашвили. Жизнелюбивый толстяк,
прославившийся на родине диковинным пристрастием к попугаям и нееврейским
женщинам из нацменьшинств. Эмигрировал сперва в Израиль, и - помимо попугая,
напичканного перед таможенным досмотром бриллиантами - экспортировал туда
тбилисскую курдянку по имени Шехешехубакри, которая вскоре сбежала от него в
Турцию с дипломатом курдского происхождения.
Израиль разочаровал Тариела высокой концентрацией евреев.
Переехал он, однако, в Нью-Йорк, где - в стратегической близости от ООН
- открыл небольшой ресторан, который собирался использовать в качестве
трибуны для защиты прав индейцев. С этою целью к грузинским блюдам он
добавил индейские и завёл любовницу по имени Заря Востока. Из активисток
племени семинолов.
Между тем, ни её присутствие в свободное от демонстраций время, ни даже
присутствие попугая, умевшего приветствовать гостей на трёх официальных
языках ООН, успеха ресторану не принесли. Дела шли столь скверно, что Тариел
подумывал закрыть его и посвятить себя более активной борьбе за дело
индейского меньшинства - подпольной скупке в Израиле и подпольной же продаже
семинолам автоматов "Узи".
Провалила сделку встреча, которую Заря Востока организовала в
резервации под флоридским городом Тампа между Тариелом и одним из старейшин
племени. Этот "поц с куриными перьями на лбу", как назвал мне его Тариел,
оказался антисемитом. Узнав, что "Узи" изготовляют евреи, старейшина
возмутился и сделал заявление, согласно которому миниатюрному
автоматическому оружию он, по примеру предков, предпочитает старомодные
ружья с такими длинными стволами, что, хотя при стрельбе они иногда
взрываются, их можно зато подносить к мишени ближе.
По возвращении в Нью-Йорк Тариел поспешил в ФБР и сообщил Кливленду
Овербаю, что "вонючие семинолы готовят восстание против США".
Овербая растрогала бдительность Тариела, но он заверил его, будто
никакое меньшинство не представляет опасности для большинства. Тем более -
милые семинолы, вооружающиеся всего лишь для борьбы против засилия евреев во
Флориде. Овербай посоветовал Тариелу забыть о семинолах и повременить с
продажей ресторана, который, по единодушному мнению коллег из ФБР,
расположен в многообещающей близости от ООН.
То ли благодаря заботе Овербая и коллег, то ли благодаря тому, что
Тариел выбросил из меню индейские блюда, бизнес пошёл в гору. Дипломаты
валили в "Кавказский" целыми делегациями, учтиво беседовали с попугаем у
входа, нахваливали грузинские рецепты и ликовали, когда Тариел угощал их за
свой счёт кахетинским вином.
Как-то раз - и об этом писали в газетах - Тариела навестил и
проголодавшийся тогда, но теперь покойный советский министр Громыко. Заходил
дважды и другой министр - тоже оба раза проголодавшийся и тоже бывший. Но -
американский и живой. Киссинджер.
Шеварднадзе - хотя и земляк - кушать побрезговал. Сказал Тариелу, будто
находится на диете. Правда, выпил с ним стакан вина за своё "новое мышление"
и пообещал способствовать расширению грузинского амбианса в районе ООН.
Слово сдержал. Напротив "Кавказского", во дворе организации, появился вскоре
скульптурный ансамбль тбилисского символиста Церетели "Георгий Победоносец".
Весёлый горец на весёлом же коне протыкает копьём межконтинентальную
баллистическую ракету. С большой, но легко расщепляющейся ядерной
боеголовкой.
Что же касается Зари Востока, она приняла иудаизм, переселилась к
Тариелу в квартиру, которую он, покинув Квинс, снимал прямо над рестораном,
заделалась в нём мэтром и похорошела. Даже Шеварднадзе не мог удержаться от
комплимента и, не скрывая блеска в умудрённых международной жизнью глазах,
сообщил ей, что в Тбилиси одна из газет называется "Зарёй Востока".
Заря Востока знала это давно, но всё равно зарделась от удовольствия и
в знак признательности предложила министру отведать клубничный джем,
изготовленный ею по рецепту, описанному в романе "Анна Каренина". Тариел
божился мне, будто ревновать её к земляку не стал, потому что завёл новую
страсть - бильярд.
Эту страсть разбудили в нём Кливленд с коллегами.
Они же привили ему и разделяли с ним любовь к кутежам с ооновскими
делегатами из третьего мира. Какое-то время эта любовь казалась мне
убыточной, ибо Тариел одарял дипломатов тридцати-процентной скидкой на
блюда, а к концу кутежей к наиболее важным делегатам Заря Востока
подсаживала политически активных семинолок, которые за ночь сексуальных
чудес света спрашивали - по стандартам Большой Семёрки - поразительно низкую
цену.
Ясно, что доплачивал им ресторан, и это должно было влетать ему в
копейку. Так же, как и разница между реальной и резко сниженной,
"Кавказской", стоимостью блюд и напитков.
Выяснилось, что все убытки за блюда, напитки и живность покрывали
ресторану овербаевцы, но в последнее время, ссылаясь на урезанный бюджет, -
перестали.
Лишённая живительных соков дохода, любовь Тариела к третьему миру
остыла, но от кутежей он уже отказываться не мог, поскольку, как намекнули
ему овербаевцы, единственную альтернативу визитам разноцветных дипломатов из
ООН представляли визиты черно-белых соотечественников из налогового бюро.
Добавили ещё, будто, несмотря на комфортабельность местной тюрьмы, бильярдов
в ней не держат.
Обо всём этом - за неделю до Нателиной кончины - я узнал от самого
Тариела, приехавшего ко мне за советом. Я порекомендовал ему продать
ресторан, расстаться с Зарёй Востока и возвратиться в Квинс к покинутым им
петхаинцам. А пока не дразнить овербаевских гусей и веселиться с делегатами,
валившими в "Кавказский" после каждой победы.
Тариел казался мне пугливым, и, направляясь к нему в ресторан за
десяткой, я не сомневался, что находится он в данный момент не в одном из
бильярдных клубов Манхэттена, а у себя: рассаживает за стол отголосовавшихся
противников апартеида.
57. Символы всепроникающего и всеобъемлющего отсутствия
Разноцветных дипломатов, возбуждённых состоявшимся успехом и
предстоявшим разгулом, уже сажали за банкетный стол.
Но занимался этим не Тариел. Занималась этим Заря Востока.
-- Где Тариел? -- спросил я, но она не ответила.
Ответил - на родном ему, грузинском - попугай. Тариела, мол, нету.
-- Сегодня же банкет! -- возмутился я. -- Конец апартеиду!
Заря Востока промолчала, а попугай крякнул по-английски:
-- Апартеиду нет!
Я велел ему заткнуться, но он грязно выругался.
-- Почему молчишь? -- спросил я Зарю Востока.
-- Сказали же тебе: его нету, -- огрызнулась она.
-- В бильярдной?
-- В Квинсе, как ты ему и советовал! На кладбище. Там ведь у вас подох
кто-то! А твой Тариел звонит и - плевать, грит, на банкет, тут у нас
похороны затягиваются, -- хмыкнула она.
-- Как именно он сказал? -- оживился я.
-- Так и сказал - "затягиваются"! -- осклабилась Заря Востока. -- Ямку
что ли недоковыряли?! Ты-то ведь отхоронился уже, кутить нагрянул! А он
застрял в этом гавёном Квинсе! Уже второй раз за десять дней! Завёл,
наверно, поблядушку из землячек!
-- Успокойся! -- сказал я. -- Похороны да, затянулись.
-- А то ты очень того хочешь, чтобы я успокоилась! -- пронзила она меня
злобным взглядом.
-- Конечно, хочу! -- заверил я. -- Мне надо у тебя получить десятку,
раз уж Тариела нету.
Заря Востока вскинула глаза на попугая и прищёлкнула пальцами. Попугай
тоже обрадовался:
-- Ты - жопа!
Мне было не до скандала. Обратился я поэтому не к нему:
-- Что это ты, Заря Востока?
-- А что слышал! -- раскричалась она. -- Сперва советуешь бросить меня
на фиг, а потом у меня же требуешь деньги!
-- Это не так всё просто, -- побледнел я. -- Объяснить?
-- Я занята! -- и снова щёлкнула пальцами.
Я показал попугаю кулак - и он сомкнул клюв. Зато весь проголодавшийся
третий мир сверлил меня убийственными взглядами и был полон решимости
бороться уже то ли за сверх-эмансипацию женщин в американском обществе, то
ли за новые привилегии для индейцев в том же обществе.
Кивнув на попугая, я дал им понять, что грозил кулаком не женщине, а
птице. Причём, за дело: за недипломатичность речи. Понимания не добился:
смотрели они на меня по-прежнему враждебно. "Неужели хотят защищать уже и
фауну?" -- подумал я, но решил, что это было бы явным лицемерием, поскольку,
судя по внешности, некоторые делегаты не перестали пока есть человечину.
Догадавшись, однако, что десятки мне здесь не добиться, я одолжил у
попугая слово "жопа" и адресовал его третьему миру.
Шагнул я, между тем, не к выходу, а вглубь зала. К столику с телефоном:
налаживать связь с цивилизацией. Возле столика паслись несколько семинолок.
Пахли одинаковыми резкими духами и одинаково виновато улыбались. Даже рты
были раскрашены одинаковой, бордовой, помадой и напоминали куриные гузки.
Оттеснив их, я поднял трубку. Звонить, как и прежде, было некуда. Я
набрал бессмысленно собственный номер. Никто не отвечал. Не отнимая трубки
от уха, я стал разглядывать затопленный светом зал.
На помосте, перед микрофоном, с гитарой на коленях сидел в соломенном
кресле седовласый Чайковский. Композитор из Саратова. Которого Тариел держал
за старомодность манер. Чайковский был облачён в белый фрак, смотрел на
гитару и подпевал ей по-русски с деланным кавказским акцентом:
Облака за облаками по небу плывут,
Весть от девушки любимой мне они несут...
Кроме делегатов - за другим длинным столом - суетилась ещё одна группа
людей. Эти гоготали сразу по-русски и по-английски. Особенно громко
веселился габаритный, но недозавинченный бульдозер в зеркальных очках,
ослепивших меня отражённым светом юпитера.
Чайковский зато был грустен и невозмутим:
Птица радости моей улетела со двора,
Мне не петь уже, как раньше -
Нана-нана-нана-ра.
Без тебя мне мир не светел, мир - нора,
Без тебя душа моя - нора.
Ты - арзрумская зарница, Гюльнара,
Ты - взошедшее светило, Гюльнара...
Заря Востока отыскала меня взглядом и сердитым жестом велела опустить
телефонную трубку. "Пошла в жопу!" - решил я и сместил глаза в сторону.
За круглым столом, точнее, под ним, знакомый мне пожилой овербаевец
поглаживал ботинком тонкую голень юной семинолки. Она слушала его
внимательно, но не понимала и потому силилась вызволить кисть из его ладони.
