скорость, огибал горящий танк. Солдат бросился под танк молча, нацеленно,
словно всю жизнь шел к этому.
Взрыв тряхнул танк, он остановился сразу, будто его пригвоздили.
Из-под днища повалил черный дым. Люк откинулся, показался человек в
горящем комбинезоне. Кречет, яростно крича, выпустил по нему всю обойму.
Танкист успел соскользнуть с брони, но упал возле гусеницы, больше не
двигался.
Третий солдат, тоже жадно и часто затягиваясь, погасил окурок, от
которого уже ничего не оставалось. Кречет заорал, яростно раздувая ноздри,
от крика вздулись жилы и едва не полопались вены на висках:
- Стой!.. Стой, сопляк!.. Запрещаю...
Солдат на миг повернул в нашу сторону грязное лицо, в маске из пота и
серой пыли, глаза блеснули с дерзкой удалью. Мне показалось, что он сказал
президенту, куда засунуть его приказ, и куда идти самому, а для него,
русского солдата, сейчас важнее само дело президента...
Он выскочил и побежал к последнему танку. Бежал он тяжело, теперь я
понимал, что они навязали на себя взрывчатку, что не взорвется иначе, как
под большим давлением, а танк выпустил короткую очередь, остановился,
вдруг попятился. Солдат бежал к нему, танк пятился, все набирая скорость,
солдат бежал, пытаясь догнать, временами все скрывалось в пыли, я смутно
видел очертания чужого танка, пропотевшую спину. Прозвучала пулеметная
очередь, солдат вроде бы исчез, потом снова мелькнули его плечи... затем
остался только грохот убегающего танка.
- Что они делают, - прошептал Яузов, - что они делают...
Лицо его кривилось, в глазах стояло изумленно-потрясенное выражение.
Коган морщился от частых вспышек блицев, даже на миг прикрыл глаза
ладонью, когда ему засветили в лицо едва ли не дуговой лампой. Похоже,
собрались газетчики и телевизионщики не только со всей России, но и всего
света.
Он стоял на трибуне все еще с несколько ошарашенным видом, словно
впервые, злой и язвительный, не мог подобрать достаточно едких слов. Губы
шевелились, глаза устремлены в одну точку, словно на ходу составлял речь,
одновременно подсчитывая убытки.
- Мне трудно выступать, - сказал он напряженно, - потому что ситуация
меняется так стремительно... Когда я был на пороге, позвонил американский
посол. Нет-нет, дело было не в задержке платежей по кредиту. Скорее, все
как раз наоборот. Посол предложил нашей стране кредит! Да-да, в котором
раньше было отказано. Сказал, что решение только что пересмотрено.
Тишина была мертвая, потом Гоголев спросил недоверчиво:
- Это на шесть миллиардов долларов?
- На шесть миллиардов.
- Под тот же процент?
Коган кивнул:
- У меня создалось впечатление, что они готовы снизить даже его. Я не
сторонник Кречета, но должен заметить, что в США напуганы. Конечно,
возмущены, наши посольства пикетируют защитники прав человека, но что там
напуганы - это голову даю на отрез. И, как отвечающий за финансовую
сторону, за деньги России, я... готов... с некоторыми оговорками,
разумеется, поддерживать действия неприятного мне политика... этого...
генерала.
По лицу было видно, что спохватился и явно хотел добавить, что
поддерживает лишь в финансовой политике, все-таки Кречет стремительно
сближается с исламским миром, а тот на ножах с Израилем... но все равно на
него смотрели как на выходца с того света. Гоголев спросил недоверчиво:
- А почему вы связываете предложение посла с этим... безобразием на
святой Манежной площади?
Коган развел руками:
- На следующий день после... после той порки мусульман, что появились
пьяными на улицах, со мной стали добиваться встречи представители
крупнейших финансовых групп Европы. Я, честно говоря, даже не связал это с
той поркой... Думал, будут снова требовать уплаты процентов, соблюдения
условия финансовых операций... Но чтоб сами начали совать деньги в карман!
Да какие!
В мертвой тишине Гоголев спросил торопливо:
- Какие?
- Боюсь даже вышептать, - признался Коган. - Европейский банк
предложил три миллиарда, Всемирный банк предлагает четыре с половиной,
Межконтинентальный банк дает уже в следующем месяце шесть... У меня волосы
встают, но все кредиты предлагаются под льготные проценты, к тому же с
неслыханной отсрочкой.
В зале снова начал разрастаться шумок. Глава национал-либералов
выкрикнул с места:
- Не брать! Они хотят, чтобы мы у них вечно в должниках ходили!
- Как, - вскрикнул Гоголев жалко, - как не брать? Нам отцы говорили:
дают - бери, бьют - беги...
Главный национал-либерал заорал зло:
- Это вам такое отец говорил! Какой отец, таков и сынок!.. А мне
говорил: бьют - дай сдачи!!!
Коган начал собирать бумаги. Видя, что министр финансов уходит, в
зале заорали, требуя задержаться. Гоголев спросил неверяще:
- Если это так... когда вы представите на утверждение список
кредиторов? И кредитов?
Коган покачал головой:
- Вряд ли это придется делать.
- Почему?
- Кречет велел отказаться.
В зале раздался крик ярости, в далеком зоопарке чуткие звери
забеспокоились, а самые пугливые начали бросаться на стены. В реве и
гвалте потонул сатанинский хохот главного национал-либерала страны и его
выкрик:
- Правильно!
Гоголев с трудом пробился через рев и крики:
- Вы полагаете, он все еще способен исполнять функции президента?
Коган развел руками с самым сокрушенным видом:
- Как никогда более.
- Объяснитесь, - потребовал Гоголев.
- Он отверг кредиты Запада, потому что ему предложили более льготные
кредиты... с Востока. Гораздо более крупные. Без всяких условий.
Понимаете, без всяких условий! Это в наше время, когда правительство дает
Тульской или Рязанской области кредит под дикий процент, на кратчайший
срок, да еще обязывает губернатора сапоги лизать всему кабинету
министров!.. Простите, как человек, и уж извините, надо же доставить
радость некоторым товарищам, как еврей, я предпочел бы кредиты Запада...
но Восток сейчас нам с финансовой стороны куда более привлекателен. А уж
про политическую сторону не говорю, это не мое дело.
В зале стоял рев, корреспонденты торопливо кричали в сотовые
телефоны, диктовали, многие сразу же повели прямые передачи по всем
мировым каналам.
Гоголев вскинул руки, стараясь приглушить шум, сказал угрюмо,
разочарованно:
- С политической, понятно... Мы собрались здесь, чтобы дать оценку
работе президента с морально-этической позиции. Способен ли такой
президент, обманувший чаяния народа, стоять во главе...
Коган прервал:
- Всем предыдущим руководителям давали хотя бы сто дней! И лишь тогда
спрашивали первые результаты.
- Кречет за месяц успел натворить бед больше, чем орда Мамая за
десять лет! Мы должны принять меры сейчас.
Коган посмотрел в зал, чему-то улыбнулся, развел руками:
- Дело ваше. Я только доложил состояние дел в финансах. На сегодня
денег у нас даже больше, чем нужно, чтобы заткнуть все дыры. Останется
достаточно, чтобы развивать экономику.
А зале поднялся шум такой, что голос Гоголева потонул в нем, как писк
комара в реве прибоя. Коган смиренно спустился с трибуны, тихий и
скромненький, понурый, из переднего ряда вскочили депутаты, окружили,
орали, кто-то замахнулся кулаком, руку перехватили, завязалась драка.
Глава 52
- Все равно, - сказал Чеканов угрюмо, - танки уничтожены... или один
удрал, но будем считать и его уничтоженным. Но второй отряд, там одни
коммандос, они захватили КП. А там такая оборона... Если догадаются
выскочить... или выслать сюда хотя бы взвод, то нас всех бери голыми
руками!
Яузов прерывисто вздохнул, словно после долгого плача. На лице была
странная решимость, отчаяние, страх и стыд. Не глядя на нас, он ухватил
сотовый телефон:
- Вызываю Перемолота.
Сквозь далекий гул и треск, все мы услышали тонкий голос из трубки:
- Слушаю!
- Танки готовы? - спросил Яузов. На том конце что-то ответили. Яузов
покосился на Кречета, тот напряженно всматривался в пыльную стену впереди,
взгляд министра обороны встретился с моим, веки дрогнули, он отвел взгляд.
Я слышал, как он прорычал в мембрану: - Бери все танки. Понял? Окружи КП,
в переговоры не вступай. Начинай долбить так, чтобы сравнять с землей...
Да, там засели американцы... Что?.. Это я приказываю, Яузов!.. Ты все
понял правильно, выполняй. Выполняй, я тебе говорю!
Когда он сунул коробочку в карман, мы молчали. Кречет оглянулся:
- Что такое?.. А, я слышал... Павел Викторович, вы откуда-то отыскали
резерв?
- Помощь будет, - ответил Яузов. - Слышите?
Из пыльного облака возник слабый гул, перешел в рев, словно земля
застонала под тяжестью тяжелых и сверхтяжелых танков.
Кречет спросил удивленно:
- А им есть чем стрелять?
- Полный боекомплект, - ответил Яузов мрачно. - Простите, господин
президент...
Мы успели увидеть, как он с медвежьей грацией выпрыгнул навстречу
пулям, побежал прямо по фонтанчикам пыли, исчез в пыльном облаке. Кречет
стиснул челюсти, на меня не смотрел. Похоже, он знал все-таки больше, чем
я думал, но молчал, на что-то надеялся. Но если Яузов каким-то чудом
уцелеет, ему придется дать очень убедительные ответы, чтобы объяснить,
почему вдруг у этой танковой части боевые заряды вместо холостых.
А пулеметные очереди все упорнее и прицельнее крошили бревна над
нашими головами, как зубья гигантской пилы. Щепки летели на стол, усыпая
пол, царапая лица. Пригибаясь, мы пятились, пока наши спины не уперлись в
стену. Земля вздрагивала от тяжелых выстрелов.
Лейтенант бледный, но с сияющими глазами, сказал:
- Господин президент, стреляют вон оттуда!.. Похоже, бьют из
гранатометов. Если сумеем перебежать через площадку... всего пять метров,
окажемся в мертвой зоне... Там малый блиндаж для техников...
- Где? - переспросил Кречет.
- Вон там... - начал лейтенант. Он протянул руку, над головой страшно
грохнуло, мне в лицо больно ударило острым, я лапнул по щеке, на ладони
кровь, а в щеку вонзились мелкие щепочки.
Дым от взрыва еще не рассеялся, лейтенант стоял, бледный, но с
полными решимости глазами. Вместо правой руки от локтя торчала
окровавленная культя. Белая кость на глазах стала красной, кровь горячими
струйками полилась на пол, где корчилась оторванная по локоть правая рука.
Не отводя горящего преданного взора от президента, он повернулся и указал
левой рукой:
- Вон там, господин президент.
Кречет смотрел на него остановившимися глазами, потом оскалил зубы в
волчьей усмешке, кивнул и первым выскочил из-под обстрела. Я сорвал с
убитого ремень, быстро перетянул культю у плеча:
- Потерпи. Скоро это кончится.
Он смотрел на меня безумными глазами, в которых был такой восторг,
что, кажись, вот-вот взлетит. Похоже, боли он пока не чувствовал, как
берсерк в разгар битвы.
- Я могу держать автомат левой рукой!
- Молодец, - похвалил я, в горле у меня першило, там разрастался
горячий ком. - Теперь давай, сынок...
Мощный взрыв накрыл нас. Воздух наполнился свистом металла, что-то
горячее ударило меня в грудь, плечо, и больно цокнуло в зубы. Во рту стало
горячо и солоно. Я тряхнул головой, пыль и песок с потолка, лейтенант
поднимался с пола, на лице все еще был детский восторг:
- Господин президент... добежал?
- Сейчас увидим, - сказал я. Добавил: - Может быть, увидим...
Лейтенант слабо воспротивился, когда я ухватил его за плечо, но
перечить не стал, все-таки его понукал бежать за президентом его советник,
