оказалось.
Олег двигался через ночь неслышно, как летучая мышь. Замирал,
прижимался к земле, ловил запахи немытых тел, конского пота, слушал
поскрипывание поясов, улавливал чужое дыхание, а когда картина
вырисовывалась до последней мелочи, он передвигался дальше, проскальзывая
рядом с затаившимися хазэрами. Тех скопилось вокруг их убежища не два
десятка, как предполагал Олег, а четыре, если не больше. Карганлак жаждал
заполучить Святой Грааль настолько сильно, что половину племени послал
стеречь, чтобы никто не ускользнул, не уполз, не закопался в норы.
Лежа на камнях, Олег прислушивался к голосам шакалов, что кружили
вокруг стоянки хазэров. Опытный охотник читает их так же легко, как и
следы, и Олег, еще не подобравшись к лагерю, уже знал, что хазэров не
больше сотни, а коней вдвое больше, у них три больших костра, шесть убитых
оленей, а на вертелах жарится человеческое мясо -- хазэры, в отличие от
хазар, поедали не только врагов, но и своих павших.
Он сполз в долину, начал пробираться к большим кострам. Замер,
услышав странные звуки. Кто-то мычал, словно рот был заткнут кляпом, там
же мерно топали ноги, будто несколько человек угрюмо исполняли ритуальный
танец. Олег прокрался ближе, на фоне звездного неба увидел массивный
деревянный крест, на нем -- белеющее тело. Несчастный был распят. Олег
сразу узнал и темные полосы: следы от вырезанных ремней -- хазэры делают
пояса из человеческой кожи. Рот разбойника, который пытался улизнуть в
одиночку, был плотно заткнут кляпом: берегут голос, чтобы не охрип --
дадут накричаться на рассвете, дабы он, Олег и его маленький отряд
насмотрелись, что их ждет.
Четверо хазэров плотно утаптывали рыхлую землю вокруг вкопанного
креста, вбивали под основание креста камни, щепки. По кресту текла темная
кровь, ноги разбойника упирались в землю, иначе гвозди не удержали бы.
Нарезав ремней хазэры изуродовали низ живота, вырвали срамные уды.
Олег неслышно снял лук, высыпал на землю стрелы. Поколебавшись,
выложил один из швыряльных ножей, хотя лежа стрелять из лука трудновато, а
бросать нож -- еще хуже.
Первую стрелу он выпустил, тщательно прицелившись, а затем торопливо
хватал за оперение, мгновенно оттягивая тетиву, стрелял, тут же хватал
новую стрелу. Первый хазэр был поражен в горло, еще две стрелы ударили
дикарей в головы, не давая вскрикнуть, но четвертый успел увидеть
блеснувшее в темноте острие, отпрыгнул, в руке блеснула сабля.
Олег с силой бросил нож, хазэр упал сверху: из левой глазницы торчала
рукоять. Олег подхватил, передернувшись от льющейся на него крови,
бесшумно опустил на землю.
Из лагеря хазэров доносился все тот же обычный шум кочевого стойбища,
когда половина не спит, точит мечи, насаживает наконечники стрел и копий,
а стража больше следит за кострами и мясом на вертелах.
Он пробежался вокруг креста, собрал стрелы. Швыряльный нож вытер,
сунул на прежние место, все время напряженно вслушиваясь в звуки, идущие
от шумной стоянки хазэров. Осторожно приблизился, вздрагивая при каждом
треске кузнечика. Подозрительного шума не было, тревоги никто не поднял, и
Олег вздохнул с великим облегчением. В пламени дальних костров многие
пьянствовали, пили одуряющую сому, жевали мухоморы, их лица дергались,
перекашивались, застывали в страшных гримасах.
Он высматривал Карганлака, вдруг сзади кто-то толкнул, сердитый голос
произнес на испорченном языке восточных хазар, нынешних хазэров:
-- Чего бродишь в темноте? Неси хворост...
Олег круто развернулся, одновременно выдергивая нож. На него
недоброжелательно смотрели два хазэра, третий был чуть позади -- с натугой
тащил сухой ствол дерева. Олег ударил одного ногой в низ живота,
одновременно нож исчез из руки, появился торчащей рукоятью в горле
второго. Олег прыгнул на третьего, тот в страхе выронил бревно, вытаращил
глаза. Раздался страшный вопль, тут же оборвался на резком всхлипе.
Олег стремительно бросился в сторону, упал, перекатился через голову
и застыл распластавшись на земле, прижав ухо к почве. В лагере закричали,
громко загремели копыта... Кто-то пронесся через костер, расшвыривая
горящие уголья. Спящие хазэры вскакивали с жуткими воплями -- на них
горела одежда, не шелохнулись лишь одурманенные сомой-мухомором.
Олег бросал тревожные взгляды на темное небо. Светлое пятно луны
исчезало в быстро бегущих тучах, в другой раз высвечивалось чересчур ярко,
грозя вывалиться на чистый участок неба. Тогда он окажется как на ладони!
Он отбежал еще, присел на корточки, всматриваясь и вслушиваясь,
определяя, кто где и сколько их, куда скачут. Карганлак не показывался,
хотя дважды Олег слышал его зычный рев. Он потихоньку начинал пробираться
в ту сторону, однако голос вождя вскоре раздался с другой стороны, словно
Карганлак чуял опасность, скрывался, пробовал увести в засаду...
Суматоха не прекращалась: трупы отыскали, теперь прочесывают всю
долину! Олег начал потихоньку отступать к своей горе. Топот копыт или
бегущих ног всякий раз предупреждал загодя, он падал на землю, сливался с
кочками, сам изображал валун, одного набежавшего хазэра вынужденно оглушил
кулаком по голове -- дурень налетел чересчур стремительно, не дал
уклониться.
Томас и Горвель не ложились, всматривались в далекие костры. В двух
шагах сосредоточенно сопел чернобородый вожак разбойников: точил кривой
меч, осторожно трогал толстым как копыто ногтем, снова любовно водил по
лезвию шероховатым камнем.
-- Велика отвага твоего друга, -- заметил наконец Горвель.--
Цивилизованный человек не рискнул бы так, но он язычник, как и дикие
хазэры! Друг друга стоят.
-- Он достаточно цивилизован и достаточно культурен, -- отрезал
Томас.-- Он знает Священное Писание, хоть и не признает. Иной раз мне
кажется, что он встречался со всеми великими пророками, настолько хорошо
знает их речи и даже мысли!
-- Тогда он продал душу Сатане, -- сказал Горвель убежденно.-- Ты
уверен, что это вообще не Сатана? Или не один из его слуг? Не самых малых!
Проделывает иной раз такое, что сомневаюсь: под силу ли человеку...
Томас призадумался, затем лицо его просияло:
-- Он брал в руки Святой Грааль! А нечистый помыслами его не
коснется. Кстати, сумеешь ли взять ты сам?
Горвель отвернулся, долго смотрел в темень. Наконец голос его
прозвучал ровно, уверенно, словно он чуял могучие силы за спиной:
-- Я отношусь с почтением к чаше с кровью Христа, не лапаю грязными
пальцами. Когда вернусь в свой замок... старый или обрету новый, то
священник отпустит мне все грехи, грешки и прегрешения. Тогда и возьму.
-- Долго придется исповедоваться, -- сказал Томас.-- Состаришься!
Чачар, что спала под его плащом, беспокойно задвигалась, что-то
прошептала. Томас отошел в сторону, чтобы не будить, радуясь возможности
отодвинуться от презираемого Горвеля, мерзавца, который украл Святой
Грааль у своего гостя, а потом еще пытался подло убить, сбрасывая тяжелые
камни... Не сгорает от стыда, чудовище, разговаривает, как ни в чем не
бывало! Мог бы держаться ближе к разбойникам, они ему ровня, так нет же --
трется возле него, человека...
Внезапно снизу из темной долины донеслись крики. Ближайший к горе
костер вспыхнул ярче, Томас разглядел крошечные фигурки мечущихся людей,
как призраки пронеслись всадники. Загорелись ярче и другие костры. Внизу
блестело оружие, яростные крики доносились громче.
-- Они схватили его! -- вскрикнул Горвель.
В голосе рыжебородого рыцаря слышалась откровенная досада, сожаление,
и Томас ответил сердито:
-- По крайней мере он успел поразить хоть кого-то! В отличие от нас,
что умрут бесславно.
-- Такой крик зря не поднимут, -- согласился Горвель.
Чернобородый, свирепо ругаясь растолкал второго разбойника, вместе с
подхватившимися мародерами они со страхом и тревогой всматривались в
далекий отблеск костров, мелькающие фигурки. Чернобородый быстро
выкарабкался из расщелины, вскрикнул возбужденно:
-- Можем выбраться! Они схватили паломника, сейчас все внимание на
нем. Я не знаю, чьим святым мощам он кланялся, но наверняка успел сломать
спину не одному! Про нас пока что забыли!
-- А дьяволы, что нас сторожат? -- спросил его разбойник.
-- Они наверняка сбежали вниз. А если кто и остался, то вы же служили
в императорской гвардии!
Мародеры переглянулись, начали спешно карабкаться из расщелины. Мечи
и кинжалы блестели в их руках. Чачар вскочила, зябко кутаясь в плащ
Томаса, жалась к рыцарю. Горвель поколебался, глядя то вслед разбойникам и
мародерам, то на Томаса с дрожащей Чачар.
-- Сэр Томас, нам придется временно соединиться с этой мразью. Даже
если они все погибнут, то мы, двое сильнейших рыцарей, прорвемся! А там
решим спор в поединке. Согласен?
-- Нет, -- отчеканил Томас без колебания.-- Друг попал к врагам. Я
обязан его спасти. Или погибнуть, пытаясь спасти.
-- Обязан, -- повторил Горвель со злой насмешкой.-- А как же
поединок?
-- Мой меч тебя найдет, подлец, -- сказал Томас с ненавистью.-- Но
сперва я попытаюсь спасти сэра калику. Если погибну, то это будет смерть
христианского воина.
Горвель возразил:
-- Твоя смерть не будет ни христианской, ни воинской. Ты не видишь,
что делается за твоей спиной!
Томас повернулся. Перед ним был пустой склон горы, темень, он услышал
испуганный вскрик Чачар, начал поворачиваться к Горвелю, но на голову
обрушился страшный удар. В глазах вспыхнуло белое пламя. Он беззвучно
рухнул на землю, скатился на несколько шагов вниз в расщелину. Горвель
поднял топор, намереваясь спуститься в щель и разрубить голову рыцаря, но
мародеры и разбойники уже исчезли из поля зрения, только слышалось их
тяжелое дыхание, звяканье оружия и топот ног. Горвель, выругавшись, тяжело
бросился вдогонку, грубо отшвырнув с пути плачущую Чачар.
Чачар с громким плачем упала на холодное железное тело. Томас не
шевелился, а когда она кое-как подняла забрало на шлеме, ее пальцы ощутили
мокрое, горячее, липкое.
На востоке заалела полоска, но глаза рыцаря немигающе смотрели в
гаснущие звезды.
Глава 14
Они пробежали первую полоску камней, вторую, внезапно сшиблись с
хазэрами. Их было всего двое, один из разбойников упал с разрубленной
головой, но хазэров посекли, понеслись под гору, уже не скрываясь, громко
топая сапогами: погибающие успели поднять крик, а в ответ закричали снизу.
Дважды их настигали наспех собранные отряды, оба раза Горвель и
мародеры прорывались без потерь, лишь последний из разбойников,
чернобородый, упал, пронзенный двумя стрелами, но, даже умирая, успел
сломать шею крепкому визжащему сплошь покрытому татуировкой хазэру.
В третий раз их догнал большой отряд, когда уже не бежали -- брели,
почти уверившись, что оторвались от хазэров. Завязалась жестокая сеча,
никто не бросился бежать, в каждом проснулся лютый зверь. Хазэры кричали,
кусались, царапались, даже плевались, а мародеры тоже озверели, рвали
зубами -- если роняли мечи -- а когда схватка кончилась, среди множества
залитых кровью неподвижных трупов на ногах осталось только трое: Горвель,
Роланд и один из его солдат.
Все трое оскалили зубы, тяжело дышали, не в силах сдвинуться с места,
заговорить. В долине было тихо.
Горвель поднял меч, сказал хрипло:
-- Надо уходить поскорее. Прорвались, но в стойбище еще полно
дьяволов. С ними то роговое чудовище!
Край неба на востоке медленно светлел. Горвель уже различал усталые
