Олег вытащил из мешка холодные ломти мяса, завернутые в широкие
листья целебных растений:
-- Двигайся ближе. Из всех франков, среди которых даже короли,
императоры и другие вожаки крестового похода, ты самый безгрешный?
-- Безгрешен только сам сэр Бог!
-- Но остальные грешнее?
-- Так считает Святой Грааль, -- сказал Томас скромно, -- кто я,
чтобы спорить?
Они ехали целый день, к вечеру кони едва волочили ноги. Нужно было
заехать в селение, купить ячменя, а у Олега кончилась соль, последний
ломоть хлеба съели два дня тому, жили мясом.
Деревенский кузнец, он заодно осмотрел копыта, перековал запасную
лошадь, предупредил сурово:
-- Лучше свернуть, пока не поздно. Направо дорога идет через горы,
налево -- через пустыню. Коней придется бросить, с ними в горах не пройти,
как и через пески, но ежели попрете прямо -- верная гибель! Там страна
воинов-невидимок. Они злы, беспощадны, вторгаться чужакам не позволяют
вовсе. Чужестранцев уничтожают, приносят в жертву.
Рыцарь покосился на синеющие вершины гор далеко по правую руку, зябко
передернулся:
-- Через горы однажды перебирался! До сих пор просыпаюсь с воплем.
Олег добавил поникшим голосом:
-- Через пустыню тоже шли. Забыл, где погибало войско Балдина
Третьего? Не от чужих сабель -- от зноя и жажды... А чем так страшны те
воины?
-- Они непобедимы. В воинском искусстве упражняются всю жизнь.
Владеют многими секретными приемами. Когда такой воин выходит хоть против
десятка врагов, то на поле остаются десять трупов, а он уходит без единой
царапины!
В синих глазах рыцаря Олег увидел откровенный страх.
-- Такое не удавалось даже Ланселоту Озерному... Ни сэру Галахаду, а
уж Говену и подавно... Господи, да зачем им такое воинское умение? Они с
кем-то воюют?
Кузнец пожал плечами, глаза были сочувствующими:
-- В крестовом походе не участвовали. Ни за тех, ни за этих. Дерутся
друг с другом, выживают сильнейшие. Высоко в горах есть монастырь...
Монахи за тысячи лет придумали особые боевые приемы.
Томас сказал с негодованием:
-- Монахи? Разве соревнуются не в святости?
Кузнец бросил на рыцаря острый взгляд, в котором были сочувствие и
насмешка:
-- Наша вера молодая, а ихняя -- старая. У них свои ритуалы. Не
пашут, не жнут, не сеют -- только упражняются с оружием. С утра до поздней
ночи.
Томас поежился:
-- Так и зайца научишь, чтобы волка одолел.-- Ежели с утра до вечера,
каждый день, из года в год... Бр-р-р!.. А велика ли пустыня?
Всего неделю пути, если верблюды быстрые.
Томас покосился на изнуренных коней, спросил с надеждой:
-- Какой путь изберем, сэр калика?.. Что тебе подсказывают твои боги?
-- А твои?
-- Мои... высокие, одухотворенные! Они миром двигают, а твои попроще,
они земную жизнь знают лучше.
-- Наши боги учат ходить прямыми дорогами. Думаю, что и Христос бы не
спорил. Укрепимся духом, пойдем прямо!
Томас потемнел лицом, молчал долго, наконец опустил ладонь на мешок,
где выступал бок чаши, сказал с тяжелым вздохом:
-- Ты прав, сэр калика. Надо выбирать прямые дороги, тогда Пречистая
Дева не оставит нас до самого смертного часа!
Они заночевали у гостеприимного кузнеца, а утром снова выехали на
дорогу. Томас хмурился, чаще обычного проверял, легко ли вытаскивается меч
из ножен, вздрагивал при каждом шорохе. Олег колчан со стрелами перевесил
за спину, хотя в горячем воздухе сразу начинало тереть спину, противные
струйки пота бежали к пояснице. Тетиву почти не снимал, и Томас понимал
без слов, что калика встревожен и держится настороже.
-- Одолеем и эту дорогу, -- сказал Томас громко, но голос был
нетвердый.-- Пресвятая Дева не оставит своих рыцарей!
Калика хмыкнул, сказал громко:
-- Давно собирался спросить... Почему клянешься именно Пречистой
Девой? Разве главные боги христиан не сам Христос его батя -- запамятовал
его имя, потом некий святой дух, только имя подзабыл, потом Николай,
Михаил, Гавриил, Георгий... А Пречистая Дева -- какая из нее заступница?
Молодая баба, да еще с ребенком на руках?
Томас метнул в него огненный взгляд, засопел:
-- Мужчины могут сами постоять за себя, а Дева Мария нуждается в
защитниках. Потому мы, рыцари, ее воины!
-- Так кто же кого защищает?
Томас морщился, разговоров с язычником на божественные темы старался
избегать, но сейчас, припертый к стене, решил перейти в контратаку:
-- А почему славяне, принявшие учение Христа, клянутся каким-то
святым Николаем? Он даже не главный!.. Ваши славянские князья, а их было
немало в крестовом походе, несли на своих прапорах святого Николая, а не
Христа. А славянские воины поговаривали, что когда христианский Бог
помрет, то ихний святой Николай займет его трон. Что они имели в виду?
Олег пожал плечами:
-- Не знаю. Я волхв старой веры.
-- Язычник!
-- Старовер, -- напомнил Олег.-- Родянин!
-- Новое всегда побеждает! Остановить невозможно.
-- Смена старого новым ведется по указу Рода через каждые шестьсот
лет. Через шестьсот лет после рождения самого Рода появился на свет
Белбог, еще через шесть веков -- Таргитай, дальше -- Заратустра, еще через
шесть столетий -- Гаутама, прозванный Буддой, ежели не слыхал... Через
шесть веков после Будды родился Христос... Но и он не последний! Через
шесть веков после Христа явился на свет новый пророк.
Томас отшатнулся, сплюнув с отвращением:
-- Он для меня не пророк.
-- Почему?
-- Все сказал уже Иисус. Да добавлять нечего.
-- Да? Прочти Коран, тогда спорь. Если все новое -- лучшее, то прими
веру Магомета, даже не читая Коран. Если новое не обязательно лучшее,
тогда не набрасывайся на тех, кто исповедует старую веру. Тем более ты --
англ! Я заметил, что саксы и англы чтут предков, традиции. Вы так любите
старину, что перебив на новом месте бриттов, вы новую захваченную страну
все еще зовете Британией!
-- Не всегда, -- ответил Томас с неудовольствием.-- Иное дурачье
пробует называть Саксонией... Правда, из-за этого путают с прежней
Саксонией, откуда вышли. Еще называют Англосаксонией...
-- Может, проще звать Англией?
-- Это будет несправедливо, -- возразил Томас, но довольно
заулыбался.-- На новые земли высадились и саксы, их было не меньше, чем
нас.
-- Где ты видел справедливость? -- удивился Олег.-- Скифы исчезли
тысячу лет тому, а нас все еще называют скифами! А славянские земли --
Великой Скифией!
На следующий день дорога привела на берег широкой реки. Вдали
виднелись лодки -- рыбацкие и торговые, но народ на широком бревенчатом
причале ожидал парома. Тот, огромный и медлительный, уже полз вдоль каната
от чужого берега.
Томас застывшими глазами смотрел на ту сторону реки, где
далеко-далеко, почти на горизонте, поднимались хорошо освещенные утренним
солнцем, желтые стены странной крепости. Олег толкнул низкорослого
горбоносого человека, похожего на худую жалобную птицу:
-- Чей это замок?
Горбоносый посмотрел странно, опасливо отодвинулся. Его сосед, такой
же горбоносый и смуглый, опасливо огляделся, сказал предостерегающе:
-- Я вижу, ты франк. Остерегись сказать так в присутствии монахов.
Это не замок, а святой монастырь! Обитель воинствующих монахов.
-- Обитель? Они живут безвылазно?
-- Их долг -- ходить по дорогам, проповедовать добро. А так как
дороги чаще всего неспокойные, то монахи обучены драться так, что любой
сразит десять вооруженных до зубов разбойников! Голыми руками, конечно.
-- А если не голыми?
Горбоносый покачал головой:
-- С оружием?.. Тогда разве что боги могут устоять! Да и то...
Паром подполз к причалу, медленно ткнулся окованными железом
бревнами. Под ногами дрогнуло, двое паромщиков прыгнули на причал и
закрепили толстыми веревками, перебросили широкие деревянные сходни. Народ
задвигался, потек на паром. Хмурый паромщик, что отдыхал, навалившись на
канат, с удивлением оглядел закованного в блестящее железо рыцаря и Олега,
которые ввели коней на деревянный настил:
-- Франки?.. Вы куда? Монахи чужих не жалуют.
Томас сглотнул слюну, сказал внезапно охрипшим голосом:
-- Нам нужно только пройти через эти земли! У нас есть свой овес,
своя еда. Мы никого не обидим, никого не заденем. Мы не враги!
Паромщик сплюнул в желтую воду, что с шумом вырывалась из-под днища,
повернулся к телегам, что сцепились колесами на сходнях:
-- Если вам надоели головы...
Он заорал, помощники бросились с поднятыми шестами, лупили коней и
хозяев, но разобрались быстро, телеги растащили и установили. Десятки рук
ухватились за канат, помогая паромщикам. Томас и Олег держались со своими
конями в сторонке. Томас время от времени щупал чашу в мешке, бросал по
сторонам подозрительные взгляды.
Волны шумно плескались о паром, забрасывали мелкие брызги. Лицо
Томаса вытянулось, глаза стали затравленными. Олег проследил взглядом -- в
трех шагах бедно одетый поселянин рассказывал, размахивая руками:
-- Я сам видел, как одного пытались остановить на дороге: выставили
копья, наконечники блестят острые, а он в ярости разорвал рубаху, попер на
них голой грудью! Острые копья уперлись в тело, одно прямо в горло, но
даже не поцарапали!.. А он шел, думая о Высоком, и копья согнулись.
-- Пять? -- спросил один с проблеском интереса.-- Я видел однажды,
как гнулись три.
-- Все пять! -- поклялся рассказчик с такой гордостью, словно о его
грудь тупились острые, как игла, наконечники копий.-- Но воины оказались
храбрые, закаленные! Выпустили из рук копья не раньше, чем те согнулись,
как коромысла... и выхватили острые мечи! Но что мечи против монаха,
владеющего боевым искусством?
Слушатели пожали плечами. Лицо Томаса становилось все несчастнее.--
Он уложил всех пятерых быстрее, чем любой из нас хлопнет в ладоши!
Олег заметил, что рыцарь быстро развел и свел железные ладони. Он
побледнел, под глазами повисли темные круги. Пальцы беспокойно прощупывали
чашу через толстую кожу мешка.
-- Всех пятерых мертвыми, -- уточнил рассказчик.-- Каждого коснулся
лишь один раз.
Остальные молча кивали, на их лицах читалось отчетливое: ясно же, что
только один раз, мастера боя на кулаках только так. Кто бьет по второму
разу, если с первого удара все летят в пыль с переломанными шеями и
спинами?
Угрюмый берег быстро приближался. Народ завозился, начали
протискиваться поближе к краю, стремясь сойти первыми. Помощники
паромщика, ругаясь, оттесняли передних. Паром тяжело стукнулся в толстые
бревна причала, парни перепрыгнули на берег, быстро затянули веревки,
закрепляя паром, закрыли щель истоптанными сходнями. Народ хлынул следом,
спеша и толкаясь, отпихивая паромщиков.
Олег и Томас дождались, когда съехали даже телеги, обреченно свели
коней на деревянный причал и полезли в седла. Народ расходился вправо и
влево, а они направили морды коней прямо, где далеко над холмами виднелись
желтые стены монастыря воинственных монахов.
По дороге встретили странные повозки с огромными колесами выше
деревянных бортов, везли дрова и охапки душистого сена. Тащили повозки
странные мохнатые быки, здесь их называли яками. Поселяне, подремывая на
сене, смотрели на закованного в блестящую сталь рыцаря с вялым интересом,
окидывали беглым взглядом загорелого варвара в душегрейке из волчьей
шкуры, но все при деле, а рыцарь и варвар ехали суровые, нахмуренные, не
останавливались.
У поворота дороги Томас остановил коня. В полуверсте впереди
