лица невольных спутников, звезды постепенно теряли блеск. Кое-где в
рассветном полумраке выступали темные полуразрушенные скалы. Все трое, не
сговариваясь, спешили уйти в нагромождение камней как можно глубже. Едва
взойдет солнце, хазэры кинутся в погоню на конях.
В небе заполыхали красным облака, словно забрызганные кровью, воздух
стал чистым, прозрачным, когда вдруг словно саму землю выдернули из-под
ног. Горвель и мародеры были настолько уверены, что ушли от хазэров, что
даже не успели выхватить мечей. Полуголые тела возникли словно из воздуха.
Горвель успел увидеть, что огромный камень, взвившийся вверх, оказался
нарочито залепленным грязью щитом, под ним мелькнуло свирепое лицо
Карганлака. Горвель схватился за рукоять меча, огромная туша навалилась,
забивая дыхание, затрещали доспехи. Он застонал, увидел, как заблестели
свирепой радостью маленькие злые глаза. Он сцепил зубы, пытался бороться,
но Карганлак сдавил рыцаря сильнее, вместе с доспехами затрещали кости. С
дыханием вырвался стон, во рту стало горячо, появился вкус соленого.
-- Всех в долину! -- велел Карганлак хазэрам.-- Эти будут умирать
очень долго. Наши боги возрадуются!
Горвеля привязали к толстой жерди, четверо хазэров вскинули на плечи
и быстро потащили вниз, в долину. Позади несли Роланда, а, судя по ругани,
третьего тоже взяли живым: он орал, матерился. Умолк на полуслове: Горвель
услышал глухой стук, словно толстой палкой ударили по камню.
Солнце показало из-за края земли блистающий край, пленников наконец
принесли в стойбище. Сорвали одежду, доспехи Горвеля сперва бросили в
кучу, потом напялили на деревянный чурбан. Роланд, вожак мародеров, хмуро
терпел, зубы сцепил, но второй мародер, очнувшись, снова поносил
мучителей, грозил карами, насмехался, плевал в них. Хазэры
неистовствовали, но никто не смел, страшась своего грозного вождя,
прикончить врага, чего явно добивался пленник. На всех троих тоже плевали,
швыряли комья грязи.
Их растянули на земле вверх лицами, привязав за руки и ноги к вбитым
в землю кольям. Горвель сцепил зубы, стараясь не стонать: суставы трещали,
сухожилия едва не рвались от натуги. Перед глазами только небо, еще
появлялись смеющиеся рожи врагов: разрисованные, уродливые -- прыгали,
корчились, визжали. Многие пользовались случаем помочиться на
распростертых врагов, и вскоре Горвель был залит вонючей мочой. Голову не
закрепили, мог мотать из стороны в сторону. Хазэры хохотали и хлопали себя
по голым коленям, когда гордый рыцарь извивался, плотно зажмуривал глаза.
Кто-то из находчивых бегом принес деревянную воронку, всадил между зубов
рыцаря, помочился и радостно визжал и прыгал под хохот толпы, пока Горвель
отчаянно кашлял, почти захлебнувшись.
Внезапно появился рассвирепевший Карганлак, с ходу ударил Горвеля, и
тот услышал как хрустнули сломанные ребра:
-- Где Древний Волхв?.. Тот, который с зелеными глазами!
Горвель морщился от боли в сломанных ребрах, но губы его дрогнули в
злой усмешке:
-- Его не схватили?
-- Я бы схватил, если бы встретился лицом к лицу!.. Но он убил девять
моих лучших воинов!.. Я буду мучить его очень долго!
Горвель прохрипел, чувствуя, что злые силы еще не покинули тело:
-- Сперва поймай... Девятерых у тебя под носом? Этот волк всех
перережет, как овец. Только прикидывается святошей... Черт под старость
всегда идет в монахи...
Карганлак снова пнул, на этот раз с наслаждением разбив в кровь
скулу:
-- Эй, у костра!.. Железо готово? Посмотрим, как он крепок.
Хазэры с готовностью заметались у костра. Там трещало, пахло
раскаленным железом. Роланд, который был распят справа от Горвеля, крикнул
ободряюще:
-- Держись, рыцарь!.. Покажем этим нелюдям, как умирают европейцы!
А второй мародер, прокричал, перемежая с матом:
-- Покажем нехристям, как умирают солдаты императорской гвардии!
Горвель сказал зло:
-- Я не нуждаюсь в поддержке всякой мрази. Заткнитесь! Каждый умирает
в одиночку.
Карганлак вырвал из рук прибежавшего хазэра прут с вишневым концом,
от которого шел сухой жар, рявкнул осатанело:
-- Попирая чужую веру -- утверждаешь свою! Так завещали предки.
Глаза безумно блестели, в уголках рта желто пузырилась слюна. Глядя в
лицо Горвеля, он начал медленно приближать раскаленный конец прута к его
глазам. Горвель старался не мигать, смотрел прямо, хотя жар палил лицо, а
брови затрещали. Запахло горелым волосом. Карганлак чуть коснулся
раскаленным концом ноздрей Горвеля, отвел, наблюдая за бессильными
гримасами и тем, как рыцарь удерживает крик, снова начал опускать,
приговаривая:
-- Будешь кричать очень долго...
Внезапно он содрогнулся всем телом. Судорожно выпрямился, выгнув
спину, словно в поясницу ударили бревном. Рот раскрылся в беззвучном
крике: в левой глазнице торчал деревянный прут с белым пером на конце, а
наконечник, проломив кости, на половину стрелы высунулся из затылка. С
него капала кровь, но Горвель несмотря на ужас и отвращение, заметил, что
наконечник стрелы выглядел не железным -- блестел странным серебристым
металлом, словно лунный свет!
Карганлак странно всхлипнул, вскинул руки, будто хотел ухватиться за
пораженное место. Пальцы расжались, раскаленный прут выпал прямо на голую
грудь Горвеля. Карганлак качался взад-вперед, нависая над распростертым
Горвелем, затем медленно повалился навзничь. Тяжелое твердое тело
ударилось с такой мощью, что земля дрогнула и качнулась.
Хазэры неверяще смотрели на несокрушимого вождя, лицо которого было
теперь залито темной кровью, а из булькающей массы, где была глазница,
поднимались кровавые пузыри. Бессмертный Карганлак, ужас и полубог
племени, надежда на воскрешение былой славы... лежит в пыли, мертвый как
придорожный камень!
Вдруг кто-то завизжал в диком страхе, повернулся и бросился бежать.
Другие пятились, не отрывая расширенных глаз от поверженного вождя, у них
вырывался страшный вопль. Лишь потом разворачивались, бежали, не разбирая
дороги. Всюду шлепали босые ноги, поднялась удушливая пыль, загремели
камни. Обезумевшие хазэры карабкались в гору, позабыв про коней, брошенные
вещи, стойбища, пленников.
Роланд и его мародер перестали сыпать проклятия, вертели головами,
смотрели вслед бегущим. Горвель стонал сквозь стиснутые зубы -- проклятый
хазэр уронил раскаленный прут на голое тело, и прежде чем остыло, выжгло
бороздку. Он дышал запахом собственной горелой плоти!
Когда стих топот ног, появился друг сэра Томаса, странный паломник.
Шел неторопливо, по сторонам не смотрел, лук и колчан со стрелами
высовывались из-за плеча. На ходу вытащил нож, двумя легкими движениями
перехватил веревку на руках Роланда. Вожак мародеров вытаращил глаза:
-- С чего так драпанули? Их же три десятка!
-- Карганлак для них живой бог, -- объяснил Олег.-- Они без него --
прах.
Второй мародер, растянутый на кольях, выматерился, сказал со злой
усмешкой:
-- Святой отец, а ты знаешь, как с ними обращаться! Знаешь...
Наконечник на стреле не железный, а серебряный! Я такие штуки примечаю.
Роланд, морщась, массировал вспухшие запястья, с трудом согнул
затекшую спину, принялся освобождать ноги:
-- Дикари!.. Мы, солдаты императорской гвардии, сражались бы до
последнего человека. Жив император или пал, но мы -- личности! Не дикая
толпа.
Олег кивнул:
-- Вот что, личность... Вон там около сотни коней хазэр. Нет, вдвое
больше. Без седел, но так принято. Для вас и такие кони -- удача, верно?
Роланд оскалил крупные зубы:
-- Святой отец! Пусть тебе воздадут твои языческие боги за доброту.
Твоими устами говорит и наш бог, христианский, и все святые и
великомученики. Двум бедным бывшим солдатам императорской гвардии позарез
нужны два хазэрских коня. Четыре, если считать и запасных!
Он содрал веревку с ног, поднялся. В сторонке блестела брошенная
хазэром сабля, он подобрал и перерубил веревки на руках и ногах товарища.
Поддерживая друг друга, побрели к пасущимся в зарослях зеленой травы
коням, на ходу подбирая брошенное хазэрами оружие, одежду, обувь.
Сотоварищ Роланда ухватил, воровато оглянувшись на Олега, тонкую кольчугу
Горвеля и длинный рыцарский меч из дорогого булата. Олег кивнул, дескать,
Горвелю уже не понадобится -- мародеры, откровенно ухмыляясь, поймали
коней и уехали, захватив в запасные по две лошади.
За спиной Олега прохрипел пересохшим горлом Горвель:
-- Пора бы развязать веревку и на моих руках!
Олег повернулся, лицо его было неподвижно:
-- Правоверных христиан спасают ангелы, судя по вашим легендам. Или
ты не христианин?.. Нет, судя по тому, что служишь Семерым Тайным.
-- Дьявол побери, что ты хочешь?
-- Ничего, -- ответил Олег мертвым голосом.-- Прежде чем прийти сюда,
я побывал в нашей расщелине. Да-да, я нашел сэра Томаса.
Он повернулся, отошел на пару шагов, носком сапога переворачивая
разбросанные хазэрами вещи. Горвель бессильно подергался, растянутый
страшными путами, закричал вдогонку сорванным голосом:
-- Ты хуже хазэров!.. Это война! Один из нас обязан был погибнуть. Я
должен был убить, и я убил...
Олег поднял мешок, запустил руку по локоть, пошарил. Внезапно его
застывшее лицо озарилось снисходительной усмешкой, он вытащил знакомую
чашу с позеленевшими краями, оглядел, бросил обратно в мешок и лишь тогда
спросил с некоторым удивлением:
-- Откуда ты взял, что убил?.. Томас -- не мыслитель, а рыцарь. У
него слабое место -- сердце, а вовсе не голова.
Он перекинул мешок через плечо, направился к подножью горы. Горвель
застонал, уже не скрывая отчаяния, в бессилии смотрел в синее безоблачное
небо. Там появились и медленно вырастали в размерах темные точки, двигаясь
по небу неровными кругами. Залитый потом и чужой мочой, Горвель под
палящими лучами южного солнца вдруг ощутил озноб. Не знал, кто появляется
в этих краях первым на поле брани: вороны, грифы, орлы-стервятники или
шакалы, но не сомневался, что очень скоро узнает.
Он судорожно зажмурился, почти чувствуя удары крепкого клюва по
глазным яблокам.
На развилке дороги Олег в нерешительности остановил коня. Гора и
долина, где закончили свое существование последние хазэры, одичавшие
потомки гордых основателей Хазарского каганата, остались позади. Чачар и
все еще бледный пошатывающийся Томас сидели на могучих франкских конях, по
две лошади шли за каждым под вьюками. Томас мучался от грохота в ушах, ему
было почти все равно, куда ехать, только бы поскорее добраться до родной
Британии, где прекрасная леди Крижинка в страхе считает оставшиеся дни до
праздника Святого Боромира. Братья, ненавидящие его, Томаса, принудят
встать под венец на следующее утро с гнусным Тапирием, у которого из
достоинств лишь длинная родословная и короткие ноги!
Олег колебался. Прямо перед ними простиралась широкая дорога, что
всего через несколько сот миль прервется нешироким морским проливом, на
ночь запираемым огромной железной цепью, что перекидывают с берега на
берег, -- пролив разделяет два мира: Азию и Европу. На том берегу стоит
город городов -- Константинополь, второй Рим. А если не сворачивать еще
несколько сот или тысяч миль, дорога приведет ко второму морскому проливу,
на том берегу поднимутся мрачные холодные скалистые берега Британии.
-- Заночуем здесь, -- решил он вдруг.-- Что-то нехорошее нас ждет в
городе, что впереди.
-- Сэр калика, -- напомнил Томас слабым голосом, -- похоже зазимуем
