железной подкове, но солнце поднялось высоко над головой, прежде чем Олег
вычислил коня таинственного нанимателя, владельца пяти тысяч золотых
динаров.
Олег побежал, на бегу всматриваясь в следы на земле, примятую траву,
вслушиваясь в птичьи крики, треск кузнечиков. Степь живет цельной жизнью,
опытное ухо легко поймет на одном краю степи или пустыни, что творится на
другом.
Он бежал широкими шагами, локти чуть оттопырил, давая груди дышать
глубоко, мощно, не сдавливая сердце. Из куста в сотне шагов слева
выпорхнула сорока, заверещала возмущенно. Олег тут же замедлил бег,
перешел на шаг, глаза не оставляли подозрительного куста, а ладонь
опустилась на рукоять ножа.
Его глаза все еще всматривались в завесу зеленых листьев, пытаясь
проникнуть за куст, когда сзади раздался негромкий голос:
-- Повернись, раб! Из-за толстой валежины поднялся во весь рост сухой
жилистый человек в тонкой кольчуге с широким воротом, с хазарским мечом на
поясе. В руках у него был лук, а стрела лежала на тетиве. Это был Тернак,
охотник-людолов, тот самый, что остановил Олега в его возвращении на
родину и велел Абдулле доставить в каменоломню барона Оцета.
-- Не ожидал? -- бросил он. Глаза люто щурились, верхняя губа
вздернулась, как у зверя, показывая желтые зубы.-- Не ты ли с тем
меднолобым рыцарем устроил мятеж? Впрочем, это неважно. В замке уже другие
хозяева. Как я понял, тебе удалось убить Ганима и его наемника. Я не
особенно любил их, но не люблю и тех, кому удается убивать таких...
Он не подыскал слова, а руки его тем временем быстро натянули тетиву.
Он ожидал увидеть страх на лице сбежавшего раба, жаждал увидеть, но Олег
изо всех сил держал лицо непроницаемым, хотя мысли прыгали, как пескари на
горячей сковородке. Как очутился здесь Тернак? Неужели преследовал их всю
дорогу?
-- Это ты нанял Ганима? -- спросил он не шевелясь.
Тернак ухмыльнулся, в глазах горела злоба:
-- В аду все знают. Расспроси, расскажут!
Он прицелился в Олега. Острый наконечник стрелы смотрел то в лицо, то
в грудь. Олег не двигался, лишь спросил:
-- Почему твой напарник прячется? Теперь мог бы уже выйти.
-- Какой напарник?
-- Из того куста вылетела сорока...
Олег указал пальцем. Тернак не повел и глазом, сказал с усмешкой:
-- Я не новичок, чтобы попасться в такую простую ловушку.
Звонко щелкнула тетива. Олег качнулся в сторону, хотел было хватать
летящую стрелу, но в последний миг передумал -- что будет делать со
стрелой в руке, когда Тернак выхватит меч? -- его рука взметнулась к
швыряльному ножу.
Тернак, как оказалось, знал боевые приемы. Олег понял поздно. Ощутил
удар в бок, лапнул ушибленное место -- в боку торчала стрела! Тернак
улыбался -- перехитрил! -- его пальцы еще сжимали лук, но улыбка
оставалась, словно вырезанная на дереве: в груди торчал нож.
Олег подошел, пинком вышиб лук. В боку растекалась боль, кровь
стекала по одежде, капала на сухую землю. Сцепив зубы, ощупал стрелу и
ушибленное место, обнаружил с облегчением, что железный наконечник
скользнул по ребру, процарапав кость, а с той стороны под кожей вздулась
шишка, словно там прятался орех.
Задержав дыхание, он воткнул стрелу глубже, едва не свихнул шею,
пытаясь рассмотреть место, где выйдет наконечник. Выпуклость вздулась
сильнее, натянулась, заблестела под жгучим солнцем и вдруг опала, оставив
красный от крови острый кончик железа. Брызнула кровь из новой раны. Олег
быстро продвинул стрелу дальше, пока зазубренный наконечник не вылез
полностью, с тихой руганью переломил деревянный прут, а стрелу выдернул с
этой стороны. Кровь освобожденно текла из сквозной раны с двух концов.
Олег торопливо наклонился к мертвому, намереваясь снять чалму,
использовать тонкую ткань для перевязки.
Густой голос, больше похожий на рев, угрюмо приказал сзади:
-- Застынь!.. Перевязывать не надо.
Олег медленно обернулся. Слева из-за кустов, откуда раньше выпорхнула
испуганная сорока, поднялся менестрель Горвеля. В дорожной одежде, бледное
злое лицо напряжено, глаза ловят каждое движение Олега. В руках небольшой
лук из турьих рогов, на поясе кривой меч и длинный узкий кинжал. Олег
бросил беспомощный взгляд на нож, что по самую рукоять погрузился в грудь
Тернака. Менестрель перехватил его взгляд, кивнул:
-- Пусть останется. А ты не двигайся. Я люблю смотреть, как льется
кровь, даже если пролил ее не я.
Он зло улыбался, Олег видел в болотных глазах триумф, наслаждение.
Менестрель мог убить его, выстрелив в спину, мог стрелять из-за кустов, но
проклятый паломник умер бы, не узнав, кто его убил, не помучавшись, даже
не сообразив, что хотя он сразил Тернака, Ганима и наемника, но есть еще
более сильные, более умелые. Сильный и умелый менестрель будет ходить по
земле, а кости паломника растащат звери...
-- Это ты нанял Ганима? -- спросил Олег упавшим голосом.
Он пошатывался, кровь струилась по ноге, впитывалась в сухую землю. В
сапоге стало мокро, горячо. Менестрель, не отвечая, оскалил зубы, медленно
натянул тетиву, глядя прямо в глаза Олегу. Он несколько раз отпускал
тетиву, снова натягивал. Несмотря на ухмылку, глаза были настороженные, он
не упускал ни малейшего движения, следил за мышцами паломника. Олег
попытался качнуться в сторону, но в боку стрельнуло болью, ноги начали
подкашиваться. В ушах уже звенело от потери крови. Он чувствовал, что
сильно побледнел, видел это по ухмылке менестреля, торжествующим глазам.
-- Я сделаю чашу из твоего черепа! -- сказал он обещающе.-- Ты был
могучим воином...
-- Ты нанял Ганима?
Он видел злую ухмылку, блестящие глаза, остальное расплывалось в
жарком мареве. Внезапно краем глаза уловил движение слева, скосил глаза.
Тернак как ухватился сразу за рукоять ножа, что торчал в его груди, так и
держался, теперь пальцы медленно слабели, один за другим отрывались от
рукояти, через миг рука упадет в траву...
-- Тернак, -- сказал Олег настойчиво.-- Бросай в него нож!
Менестрель на миг скосил глаза, рука Тернака шумно упала, скрывшись в
траве, и менестрель быстро выстрелил. Стрела с силой ударила под
запрокинутый подбородок Тернака, вонзилась почти по оперение.
Олег прыгнул назад и в сторону в тот самый миг, когда стрела
сорвалась с тетивы, полетел вниз в овраг, проломился через кусты, долго
катился, свернувшись в клубок, пока не достиг дна оврага. Густые заросли
смягчили падение, и Олег поспешно полез наверх и в сторону. Кровь капала
на траву, голова кружилась, а перед глазами мелькали крупные черные мухи.
Перекосившись, вытащил второй швыряльный нож, зажал рукоять в ладони.
Менестрель уверен, что у него только один нож, который остался в груди
Тернака. Он сам заставил его так думать, когда жадно смотрел на тот нож,
теперь есть малая возможность обхитрить, хотя менестрель -- не чета тем
троим, это умелый и опытный убийца. Странно, что он скитается под личиной
менестреля...
Наверху зашелестело. Менестрель медленно спускался по склону. Лук
оставался в руках, стрела лежала на тетиве. Он не отрывал взгляд от пятен
крови на земле и листьях, но не бежал, шел осторожно, всматривался в
каждый стебель. Он тоже не пропускал без внимания ни вспрыгнувшего
кузнечика, ни шныряющую в траве ящерицу, но одновременно словно бы
замечал, что делается по сторонам и даже за спиной.
Олег мысленно похлопал себя по плечу: вовремя ушел со дна оврага.
Теперь лежал затаившись почти на открытом месте, среди травы, но к таким
местам не присматриваются, когда по сторонам торчат густые кусты. Раненая
жертва обычно прячется за ветвями, но менестрель вплотную не приближался,
руки готовы послать стрелу при малейшем подозрительном движении.
Олег чувствовал мокрую грязь на лице, прополз по руслу недавно
пересохшего ручья, вывозился, как свинья, зато почти неотличим от таких же
серых грязных валунов, весь в налипших листьях, стеблях сухой травы, на
щеках висят травинки и комочки сухой земли...
Менестрель шел осторожно, посматривал не только на кровавый след, но
и кругом. Капли крови вели к поваленным деревьям, которые задержали
падение Олега, там переплелись ветками четыре валежины -- лучшее место,
чтобы прятаться. На губах менестреля начала проскальзывать торжествующая
усмешка, но двигался все так же настороженно, цепко. Он был прекрасным
охотником, и если бы шел по следу раненого медведя или даже льва, то уж с
легкостью выследил бы и добил.
Олег лежал, вжавшись в землю, боялся дышать. Левое ухо прижал к
земле, слышал каждое движение, каждый шаг. Не видел менестреля, но чутье
подсказало, что тот прошел мимо, начинает удаляться.
Олег приподнялся на дрожащих руках, увидел в двух десятках шагов
впереди согнутую спину. Менестрель шел крадучись, готовый в любой момент
развернуться, отпрыгнуть, упасть под защиту кустов. Лук он уже натянул до
половины, глаза его всматривались в переплетение ветвей и корней могучих
валежин, железный наконечник блестел, как влажный язык огромной змеи.
Олег с трудом поднялся, стараясь не наступать на правую ногу --
занемела, отказывалась слушаться. Менестрель удалился еще на десяток
шагов, Олег неуклюже примерился, словно держал нож впервые в жизни, с
силой швырнул. В глазах потемнело, он зашатался, растопырил руки, пытаясь
удержать равновесие.
Впереди раздался судорожный всхлип. Менестрель резко развернулся,
стрела сорвалась с тетивы, пролетев над головой Олега. Глаза менестреля
были безумно вытаращены, кровь совсем отхлынула от бледных щек, он стал
мертвенно желтым. Поспешно выхватил другую стрелу, наложил на тетиву,
натянул, прицелился в Олега. Щелкнуло, стрела пролетела мимо. Менестрель
оскалился, качнулся, изо рта потекла кровь. Он медленно опустился на
колени, глаза все еще с изумлением смотрели на Олега. Лук выпал, скользнул
вниз по траве.
Олег подошел, сильно хромая и подволакивая ногу. Менестрель
закашлялся, кровь забрызгала подбородок, прохрипел:
-- Ты сумел... Я недооценил...
-- Кто послал? -- потребовал Олег.
Менестрель чуть качнул головой, в глазах зажглись искорки:
-- Заставить не сможешь... Я уже мертв...
Олег хмуро кивнул. Если нож ударил как должен, то кончик лезвия,
пропоров мышцы спины, пробил сердце.
-- Тебя сжечь или зарыть? -- спросил Олег.
Кровь выплескивалась изо рта менестреля неровными толчками, сердце
еще цеплялось за жизнь. Грудь часто вздымалась, там хлюпало, словно
плескалась огромная рыба. Менестрель ответил угасающим голосом:
-- Я огнепоклонник...
-- Все четыре стихии священны, -- добавил Олег быстро.-- Я могу
похоронить тебя по твоему ритуалу. Скажешь?
Глаза менестреля закрывались, он пошатывался, стоя на коленях.
Прошептал едва слышно:
-- Возьми мой меч... Отдал за него сорок коров и двух коней...
-- Именем Заратуштры, -- потребовал Олег на языке фарси.-- Кто послал
тебя?
-- Владыки Мира...
Он упал лицом вниз, уже мертвый. Олег вытащил из спины свой нож -- в
самом деле достал сердце! -- вытер о плечо менестреля. В карманах убитого
обнаружил несколько золотых монет, забрал, тяжело полез наверх. Кровь уже
остановилась, но чувствовал себя таким слабым, что не отбился бы и от
воробья. Менестреля не сумел бы похоронить по-европейски, даже если бы
хотел. К счастью, по законам огнепоклонников их нельзя закапывать в землю,
сжигать, бросать в воду -- все четыре стихии священны, осквернять трупами
нельзя, мертвое тело надлежит оставлять открыто, дабы хищные птицы и звери
