края! А я остался странствующим рыцарем, ибо еще не гожусь в сеньоры.
Горвель прищурился, спросил внезапно:
-- Меняемся?
Томас передернул плечами, словно за шиворот попала сосулька, ответил
непосредственно:
-- Ни за какие пряники!
Горвель грохочуще засмеялся, но глаза остались грустными. Монах
торопливо вылил остатки вина в свою кружку, послал слугу за другим
кувшином. Горвель заметил, сказал с наигранным весельем:
-- Благодаря караванному пути, у меня собрались вина хиосские,
мазандаранские, лисские, дарковерские, есть даже из Зурбагана. Раз я
назначен сторожевым псом, то лучше им быть на богатом базаре, чем в нищем
селе!
Далеко заполночь жена Горвеля, леди Ровега, покинула пирующих. Вскоре
появилась служанка, наклонилась над ухом Чачар, намекнула шепотом, что
приличной женщине нельзя оставаться среди пьяных мужчин -- шуточки пошли
грубые, откровенные, а песни орут вовсе скабрезные.
Чачар поднялась с великой неохотой, но не скажешь же, что наслышалась
и не такого, а мужское общество предпочитает любому другому, женщин не
любит, как и они не любят ее, боятся и обижают! Служанка отвела ее в
огромные покои -- комнату сына Горвеля -- Роланда, Одоакра или Теодориха
-- имя пока что оставалось тройное. Горвель еще не решил, как назовет
будущего первенца, но начисто отметал намеки жены, что якобы звезды
предвещают о рождении девочки.
Чачар долго вертелась в роскошной постели, зал был чересчур огромен,
она чувствовала себя на кровати будто выставленной на середину городской
площади, сон не шел, а под ложем что-то скреблось, шуршало. Чачар боялась
спустить ноги на пол, укрывалась с головой, подгребала одеяло, однако ночь
и без того душная, жаркая, и, обливаясь потом, Чачар наконец встала в
постели во весь рост, осмотрелась, прыгнула на пол, стараясь отскочить от
ложа как можно дальше.
Единственный светильник горел слабо, освещая серые квадраты камня,
дальше все тонуло в кромешной тьме. Чачар удлинила фитиль, масло вспыхнуло
ярче и ее глаза вспыхнули: на стене рядом блестело в деревянной оправе
зеркало. Не отполированная бронзовая пластинка, как в ее старом доме, а
настоящее, яркое, где она увидела себя по-настоящему!
По сторонам зеркала висели обнаженные кинжалы, на одном сидел
огромный паук с белесым пузом, глаза в желтом свете странно поблескивали.
Чачар опасливо отодвинулась, но не настолько, чтобы не видеть себя в
зеркале. Покрутилась, поиграла бровями, изогнула тонкий стан. Снизу
донеслось пьяное пение, рев грубых мужских голосов, и Чачар увидела в
отражении, как ее щеки радостно вспыхнули, глаза заблестели, а грудь стала
выше, под тонкой рубашкой торчали твердые кончики. Она лучше чувствовала
себя среди мужчин, в женском обществе угасала, как бабочка, с крыльев
которой грубо стерли пыльцу.
Поколебавшись, она оглянулась на темную постель, где одной спать
одиноко и страшно: того и гляди из-под ложа протянется черная волосатая
рука, схватит, -- толкнула дверь, нерешительно вышла в темный коридор.
Далеко впереди показался движущийся свет, она заспешила навстречу,
увидела освещенное красное одутловатое лицо, часть войлочного доспеха с
нашитыми железными пластинами. Воин равнодушно окинул ее взглядом, от него
разило вином, кивнул на лестницу:
-- В большом зале еще пируют!.. Проголодалась, иди вниз, там на кухне
нужна помощь. Заодно налопаешься.
-- Спасибо, сэр рыцарь, -- поблагодарила Чачар, и старый воин,
польщенный женской лестью, выпятил грудь, понес факел гордо, словно копье
рыцарь, въезжающий на королевский турнир.
Чачар подошла к большому залу, осторожно заглянула в приоткрытую
дверь. Пир шел горой, но деревянные кресла опустели, как и лавка, на
которой прежде сидели жена Горвеля и молодой человек с бледным лицом.
Монаха она обнаружила за другим столом, духовник ел и пил за троих, орал
непристойные песни, даже пытался плясать, ронял кубки и медные чаши.
Чачар отодвинулась не замеченной, на цыпочках прокралась дальше,
услышала голоса за дальней дверью. Прислушалась, поправила волосы, робко
приоткрыла дверь.
В большой комнате близ горящего камина расположились Горвель и Томас,
в роскошном кресле царственно сидела леди Ровега, все трое внимательно
слушали молодого человека: он напевал, играя на лютне. Его пальцы быстро
перебирали струны, голос звучал красиво, мужественно, и Чачар сразу
простила надменный вид и злые рыбьи глаза. Томас первый заметил
приоткрытую дверь, Чачар попыталась отодвинуться, но рыцарь уже что-то
шепнул Горвелю, тот широко улыбнулся, Чачар знала эту понимающую улыбку,
поднялся и, ступая как можно тише, вышел к Чачар.
-- Страшно, -- вымолвила она жалобно, -- не могу заснуть.
Томас смотрел сверху вниз, от него пахло хорошим вином, мужским
потом, силой и чем-то особым, от чего у нее перехватило дыхание и чаще
застучало сердце. Она чувствовала, как вспыхнули щеки, словно алые розы,
густая кровь залила даже шею, оставив белоснежной лишь грудь -- высокую
чувственную. Взгляд Томаса невольно опустился, и Чачар в сладком
предчувствии видела, с каким трудом он оторвал глаза от глубокого выреза,
где грудь заволновалась, с готовностью поднялась навстречу его жадному
взгляду.
-- Где мой друг Горвель отвел вам комнату? -- спросил он внезапно
охрипшим голосом. Его глаза помимо воли поворачивались в орбитах, Чачар
чувствовала, как жаркий взгляд ползет по ее нежной коже, оставляя красный
след прихлынувшей крови.
-- Поверхом выше, -- ответила она, опустив глаза, чтобы дать рыцарю
смотреть туда, куда хочет.-- Комната будущего наследника...
-- Или наследницы, -- проговорил он с хриплым смешком.-- Вы... хотите
осмотреть замок моего друга? Раз уж не спится в такую душную ночь.
Наверное, перед грозой? Меня тоже что-то тревожит...
-- Я бы с радостью походила с вами, сэр Томас, по замку. Прогулка
помогла бы заснуть...
Томас оглянулся на чудовищно толстые стены, предложил:
-- Тогда... пойдемте снизу? А закончим на сторожевой башне под
звездным небом. Я никогда не видел таких крупных звезд!
-- Я тоже, -- призналась она.
Она пошла впереди, чувствуя его пристальный взгляд. Щеки горели так,
что кожу пощипывало, хорошо, что не надела ничего лишнего -- ее ладное
тело, к которому всегда тянутся мужские руки, просматривается даже в
тусклом свете факелов, недаром сарацины откровенно пялились, рыжебородый
хозяин посматривал одобрительно, раздел ее взглядом, даже рыбоглазый
менестрель бросал чересчур пристальные взгляды, к явной досаде леди
Ровеги!
Они спускались по крутым ступенькам, снизу тянуло прохладой,
сыростью. Чачар держалась поближе к Томасу, ей было страшно, а рыцарь шел
рядом могучий, красивый, мужчина с головы до пят, и она при первой же
возможности испуганно пискнула и ухватилась за его руку, так и пошла --
вздрагивая, прижимаясь в страхе, ибо тени сгущались, двигались, словно в
только что выстроенном замке уже появились призраки.
Опустившись в подвал, они оказались перед массивной железной дверью.
Томас пошевелил ноздрями, грудь его раздулась, он поспешно толкнул
железные створки. Из глубокого подземелья вместе с влажным холодом пахнуло
таким мощным запахом вин, что Томас пошатнулся. В тусклом багровом свете
факела, который держал над головой, виднелись три высоких бугристых ряда,
похожих на спины буйволов. Чачар пораженно вскрикнула:
-- Три ряда винных бочек!.. Зачем ему столько?
-- Узнаю Горвеля, -- рассмеялся Томас.-- Он считает оскорблением
напиться воды, если за пару миль в окрестностях есть вино. А в этом замке,
что на перекрестке караванных дорог...
Чачар покосилась на смеющееся лицо рыцаря, где плясали багровые
блики, отважно спустилась в подвал. Ступеньки были с острыми краями,
нестертые, земля под ногами еще испускала запах свежести, незатоптанности.
Кое-где из-под винных рядов торчали жерди, доски. Винные бочки сложены в
три ряда: два под стенами, один -- посреди, между ними проход в ширину
раскинутых рук, а точнее -- чтобы без помех выкатывать нужную бочку.
Огромные чудовища из толстых дубовых досок громоздились так высоко, что
Чачар изумленно покачала головой:
-- Их не выпить и за сто лет!
-- А если с друзьями? -- спросил Томас весело.
-- Ну за пятьдесят...
-- Горвель отважный рыцарь, но выгоды не упускал. За ним всегда шел
обоз с награбленным. Поэтому он здесь, а я возвращаюсь на родину. Вино
продаст, купит что-то взамен, снова продаст... Мы скоро услышим о новом
королевстве, Чачар!
Он воткнул факел в железную подставку, и Чачар немедленно повернулась
к нему. Ее глаза блестели, она положила ладони ему на грудь, под ее
тонкими пальцами изгибалась широкая пластина, в глубине ровно бухало
огромное, как молот, сердце, с каждым ударом стучало чаще и мощнее. Чачар
победоносно улыбнулась, потянулась навстречу его губам... Томас взял Чачар
за плечи.
В звенящей тишине, где оба слышали только его хриплое дыхание,
внезапно послышались тяжелые шаги. Томас оглянулся, непроизвольно хлопнул
себя по бедру, где должна торчать рукоять меча: в подвал по лестнице
спускались двое широких в плечах, блистающих железными шлемами воина.
Томас не разглядел лиц, но обнаженные мечи в их руках зловеще рассыпали
багровые блики, воины шли настороженно, кого-то искали, мечи, изогнутые,
заточенные с одной стороны -- сарацинские, держали чуть наискось как
принято у наемников Востока, повадки изобличали умелых бойцов-сарацин.
Он отодвинул Чачар себе за спину, шепнул:
-- Ты их знаешь?
-- Вижу впервые...
Томас замер за выступом ряда бочек, но воины их не видели, двигались
медленно, прикрывая друг друга. Забывшись, Томас снова метнул руку к
бедру, пальцы ощутили полотняную ткань. Впрочем, на поясе висит короткий
нож!
Воины сошли со ступенек на землю, постояли, давая глазам свыкнуться
со слабым светом. Один что-то шепнул другому, двинулись осторожно, хищно
пригнувшись.
-- Чачар, -- прошептал Томас, -- присядь за этой бочкой! Когда они
пройдут мимо, беги к лестнице.
-- Они заметят! -- шепнула она одними губами.
-- Увидят меня, на тебя не обратят внимания.
-- А как же ты?
-- Попробую задержаться. А ты, когда выскочишь, подними тревогу. Или
беги сразу к Горвелю, это два поверха выше.
Она присела, прячась в тени, а Томас пятился, не сводя с сарацин
взгляда. Под ногой хрустнуло, оба воина встрепенулись, заспешили в его
сторону, держа широкие мечи перед собой: один в правой руке, другой в
левой. Но не мчались, сломя головы, явно не новички в охоте на человека.
Томас пробежал назад, прячась за рядами бочек. Жерди под ногами
похрустывали, указывая его путь. Оба воина наконец углядели ускользающую
тень, ускорили продвижение, но не побежали, на что надеялся Томас. Сердце
его сжала рука страха: успеет ли спастись невинная женщина от рук убийц, а
что убийцы -- надо ли сомневаться? Он много видел разного, не спутает вино
с уксусом, а священника с бродягой...
Воины разделились, бежали по краям прохода, почти задевая бочки.
Томас выдернул нож, зло повертел в ладони, ощущая крохотность,
игрушечность, в сравнении с огромным двуручным мечом. У тех двоих мечи
короче -- кривые хазарские, но настоящие, а не эта игрушка...
Они замедлили шаги, начали заходить с двух сторон, насколько
позволяли стены из бочек, их цепкие глаза оценивали каждое движение
загнанного в угол рыцаря. Томас взвесил в руке нож, восстановил в памяти,
