громить, грабить, взломают винный подвал... Отвлекут охрану.
Из оружейной они заспешили по крутой лестнице наверх. Ступени вывели
на открытую площадку, внизу была тьма, разрываемая светом факелов, звоном
оружия, криками, но небо уже посветлело, звезды гасли. Подул холодный
утренний ветерок.
Башня была слева, дальше переходила в гребень стены. В трех-четырех
шагах поднималась другая стена, пониже, отгораживающая угол двора. По этой
стене брел, сунув озябшие ладони под мышки, легковооруженный латник. Меч
болтался на поясе, с другой стороны висел нож. Он безучастно посматривал
вниз, где метались огни факелов и слышались крики.
Томас выругался: стражник в недосягаемости -- на параллельной стене.
Тот поднял голову, увидел закованного в доспехи воина и обнаженного до
пояса очень худого, но широкого в плечах человека -- обоих с мечами. Глаза
его полезли на лоб, грудь начала подниматься: набирал воздух для истошного
вопля.
Мимо Томаса мелькнуло горячее, в следующий миг рыцарь увидел, как на
стража обрушился калика: он прыгнул ногами вперед, и они сомкнулись на шее
латника с такой силой, что даже Томас услышал жуткий хруст шейных
косточек. Так они и покатились со стены: латник с выпученными глазами и
сидящий на плечах полуголый человек. В последний момент калика растопырил
пальцы, ухватился за край каменной стены, а из разомкнутых ног
выскользнуло обмякшее, уже мертвое тело.
Томас не верил глазам, такого боевого приема еще не видывал. А снизу
донесся слабый шлепок, будто на каменные плиты сбросили тюк мокрого белья.
Калика подтянулся на руках, взобрался, погрозил Томасу кулаком:
-- Чума на твою голову, рыцарь! Я только и делаю, что убиваю!
Томас закричал в тревоге:
-- Как ты сюда переберешься?
-- Не собираюсь! -- прокричал калика рассерженно.-- Я пойду в
конюшню, к лошадкам. А ты, ежели невтерпеж, к барону. Его палаты прямо под
тобой!
Он заспешил по стене, направляясь к лесенке, ведущей во двор. Томас
опомнился, выбрал самый короткий путь, хотя придется петлять,
поворачивать, -- удобно для защищающих замок, -- помчался по наклонному
краю. Снизу со двора внезапно заорали громче, радостнее, свет факелов
заметался чаще. Там трещали доски, звякало железо.
У богато украшенной двери дремал длинный, как миля, страж. Он вскинул
блестящее копье, Томас коротко взмахнул кулаком в железной перчатке,
размазал стража по каменной стене. Не останавливаясь, ударил плечом в
двери. Затрещало, массивный засов с режущим уши металлическим визгом
вылетел из петель, створки разлетелись в стороны.
Томас как лавина ворвался в богато украшенную комнату, спальню.
Спальня, зал с низкими крутыми сводами, была освещена огромным горящим
камином, в котором можно было жечь деревья. Перед ним сидел сгорбленный
старик, подбрасывал толстые поленья. Посреди зала стояла высокая кровать
под цветным балдахином, со всех сторон занавешенная шелковыми занавесями.
На бегу через спальню Томас сорвал полог с кровати, лишь затем
остановился, развернулся, держа меч и щит готовыми к бою. На двух пышных
подушках роскошного ложа покоились две головы: женская, от ее прекрасных
золотых волос будто бы осветилась спальня, едва Томас сорвал занавес, а
рядом -- черная словно обугленная головешка и крупная как котел --
мужская. Барон спал, закинув могучие руки за голову, у него был крохотный
лоб, выступающие надбровные дуги, сплюснутый короткий нос с огромными
ноздрями и тяжелая скошенная назад нижняя челюсть. Томас ощутил что-то
странное в лице барона, но подумать не успел -- барон заворочался во сне,
поскреб могучую грудь с черными, как у зверя, волосами. Одеяло при этом
сдвинулось, платье золотоволосой женщины распахнулось. Томас отшатнулся,
ослепленный нежнейшей белизной кожи, успел увидеть безукоризненной формы
алебастровую грудь, которую венчал ярко-красный бутон розы.
Она проснулась, широко распахнула глаза: синие, невинные, коралловый
ротик приоткрылся в великом изумлении. Она удивленно всматривалась в такие
же синие глаза, что смотрели на нее через узкую прорезь забрала.
Томас с великим трудом оторвал глаза. Ярость, что бурлила все дни
позорнейшего плена, едва не просочилась в какие-то складки и щели души. Он
грубо опустил железную перчатку на голое плечо барона, с силой сжал:
-- Вставай! В аду заждались.
Глава 4
Барон быстро повернул голову, окинул весь зал одним цепким взглядом.
Томас зловеще покачал мечом, бросая багровые блики в глаза барона. За
спиной Томаса на стене висел огромный топор с причудливо загнутыми крюками
у основания. Старик шевелил поленья в полыхающем камине, трясся, хотя
сидел возле пламени, на Томаса внимания не обращал, как и на хозяина.
Томас перехватил взгляд барона, кивнул:
-- Возьми!
Барон поднялся во весь рост -- массивный, темный, заросший шерстью
как лесной зверь. Опять что-то странное показалось Томасу, сердце сжалось
в тревоге: чересчур короткие ноги барона, огромные мускулистые руки,
странная голова, вырастающая прямо из покатых плечей...
-- И остальное? -- проревел барон.
Томас быстро огляделся. Доспехи явно в другой комнате, если послать
за ними, то следом ворвутся десяток стражей!
-- Нет, -- бросил он, поднимая меч.
Барон взревел, сделал попытку выскочить через разбитые двери, но
Томас успел взмахнуть мечом, едва не располосовал барону бок. Со страшным
воем барон резко сорвал со стены топор, круто развернулся к закованному в
железо рыцарю.
Топор он держал на уровне колен обеими руками. Глаза впились в
неожиданного противника, и вдруг Томас ощутил слабость: глаза барона были
без зрачков, даже без радужного пятна, но не белые, как у слепцов, а
огненно красные! Красный свет становился ярче, наливался кровью, словно
через череп уже просвечивал адский огонь, из которого вышло это чудище.
-- Умр-р-р-решь, -- проревел он, жутко двигая челюстью, что тяжелела
на глазах, преображалась, покрывалась костяным панцирем.
-- Все умрем, -- ответил Томас как можно тверже, ибо голос пытался
сорваться на испуганный писк.-- Но ты -- сейчас.
Он взмахнул мечом, барон вскинул топор, парируя удар топорищем.
Лезвие меча ударило... Томас ожидал, что меч перерубит дерево как прутик,
рассечет зверя до пояса, но меч отбросило, кисти обожгло острой болью. Он
услышал хохот, больше похожий на рев -- топорище лишь казалось деревянным,
-- упал на спину, избегая удара.
Из всех рыцарей войска герцога Булонского он был единственным, кто
мог в полном рыцарском вооружении упасть на спину, перевернуться через
голову и тут же вскочить на ноги. Это спасало жизнь, спасло и в этот раз.
Страшное лезвие топора рассекло воздух так близко возле лица, что Томас
услышал движение воздуха. Барон поспешно шагнул вперед, спеша прикончить
лежащего, но он не знал Томаса -- иначе мог бы успеть, -- и Томас
выпрямился, тяжело дыша. Щит остался на полу, Томас, не сводя с барона
такого же горящего взгляда, отшвырнул щит ногой, а удлиненную рукоять меча
перехватил обеими руками.
Их глаза сомкнулись в жестоком единоборстве: ярко-синие, пылающие
жгучим холодом северного льда, и красные нечеловеческие... Тело барона
медленно менялось: плечи стали еще шире, мощнее, рот превратился в жуткую
пасть, раскрылся, четыре уродливых клыка вылезли наружу. Дышал тяжело,
словно это он, а не Томас, пробежал в тяжелых доспехах по гребню стены и
через два зала. Доносились яростные крики со двора, звон и лязг железа,
ржание коней.
-- Умр-р-р-решь... -- прохрипел оборотень.
Он пошел на Томаса, топор оказывался то в правой, то в левой руке. На
обухе вытягивался острый двойной крюк, а с торца -- зазубренное лезвие
пики. Ударились грудь в грудь, Томас содрогнулся: лицо тролля было рядом
-- заросшее черной шерстью, вывороченные широкие ноздри, багровые глаза
под толстым костяным карнизом. Оборотень распахнул клыкастую пасть, Томас
отшатнулся, это спасло -- огромные зубы лязгнули, едва не зацепив забрало.
Томас оттолкнулся рукоятью, ощутил под густой шерстью твердые как дерево
мышцы.
Тролль обрушил топор, целя в блестящий шлем, Томас отбил, но едва не
оказался на полу -- руки занемели от чудовищного удара. Женщина на ложе
приподнялась, глаза распахнулись в немом изумлении. Она переводила взгляд
с закованного в железо рыцаря на тролля, словно не зная еще, на кого
поставить. Томас отступал, с трудом отражал страшные удары, что едва не
вышибали меч из онемевших пальцев. Тролль взвывал, тяжело дышал, острые
концы ушей прядали как у зверя.
Огонь в камине вспыхнул ярче; старик шуровал кочергой, едва не падая
лицом в пламя. Его трясло, он совал руки то за пазуху, то прямо в огонь.
Дряблая шея покрылась гусиной кожей. Он не оглянулся, хотя Томас и тролль
едва не спотыкались о его согнутую фигуру, оба наносили жуткие звенящие
удары, от которых немели руки, прямо над его головой.
Томас стиснул зубы -- отступать позорно и опасно, сделал выпад.
Тролль от неожиданности отразил удар лишь наполовину, кончик меча достал
лицо, рассек от брови скулу и щеку на две половинки. Кровь хлынула густо,
тролль отшатнулся -- явно оглушенный, меч разрубил толстую кость над
бровью. Огромная лапа дернулась смахнуть кровь, Томас торопливо ударил
дважды. Тролль шатался, но держал натиск, перехватил топорище обеими
руками. Томас рубил быстро, вкладывая всю силу, не давая опомниться, но
тролль медленно приходил в себя, огонь в глазах из багрового стал
ядовито-желтым.
Огромные клыки тролля блестели, он дышал хрипло, наполняя воздух
зловонием, сипло рычал. Внезапно он перехватил топор обеими руками за
самый конец длинной рукояти. Острие блеснуло, казалось, через весь зал.
Удар был страшен, неотразим. Томас и не думал парировать, в последний
момент просто шагнул влево -- топор с чмоканьем врубился по самый обух в
дубовый пол. Томас с силой ударил, держа меч обеими руками, как копьем.
Острие пробило толстую, как двойной кожаный панцирь, кожу, просело на две
ладони вглубь.
От жуткого рева задрожал замок, со стены сорвался щит, упали огромные
оленьи рога. Пламя в страхе прижалось к углям, а женщина встала во весь
рост. Тролль изогнулся от боли, рукоять меча с силой вырвало из рук
Томаса.
Томас поспешно отступил, беспомощно огляделся, но похожего на оружие
близко не оказалось. Тролль не спускал с него глаз, ярость полыхала в его
желтых глазах, а меч торчал из бока, будто вбитый в дерево! Тролль дернул
за рукоять топора, перекосился -- вбил глубоко, дернул изо всех сил,
из-под меча наконец-то хлынула густая, черная кровь, зашипела, пузырясь,
прибила густую шерсть, будто поваленный ветром лес. Топор все не
поддавался, и тролль уперся ногой, страшно взревел, спина пошла
чудовищными буграми мышц, лезвие взвизгнуло, высвобождаясь из плотного
дерева, и топор оказался у тролля!
Томас пятился, пока спина не уперлась в стену. Его трясло, ужасный
тролль грузно шел к нему, поднимая топор для последнего удара. В боку все
еще торчал меч -- наклонился к полу, едва не выпадая, кровь хлестала по
лезвию через рукоять, за троллем тянулась кровавая дорожка с отпечатками
нечеловеческих ступней.
На Томаса взглянули страшные глаза, вспыхнули жутким белым пламенем.
Чудовищные руки взметнули тяжелый топор над головой. Томас распластался по
стене, не в силах отвести завороженного взора от глаз, что вспыхнув, вдруг
погасли, в черноте быстро исчезала красная искорка. Топор выскользнул из
пальцев, ударив плашмя тролля по голове, с грохотом упал на пол. Тролль
