пни -- деревья пилили у самой земли, а посреди истоптанного поля вздымался
замок -- свежевыстроенный, еще без крыш над сторожевыми башнями, без
пристроек, лишь огромное четырехугольное здание в три поверха, конюшня и
высокая каменная стена, отгораживающая широкий участок грубо взрыхленной
земли вокруг замка. В главном доме вместо окон зияют дыры, кое-где уже
блестят свежевыкованные решетки, а над воротами замка гордо реет прапор с
орлами, драконами и разъяренными медведями.
Томас громко со знанием дела объяснял Чачар, что кустарник и лес
вырубили, а траву сожгли, дабы не подобрался незамеченным лихой враг --
страна сарацинская, христианскому воинству надо срочно закрепиться на
отвоеванных землях, а потом уже распространять свою благородную власть на
прочие народы-язычники...
Они миновали замок, когда ворота распахнулись, на полном скаку
выметнулись два всадника. Оба звонко кричали, размахивали руками. Томас
остановил коня, медленно развернулся. Копье в его руке угрожающе
нацелилось на приближающихся незнакомцев. Олег отъехал в сторонку, снял
лук и быстро натянул тетиву. Чачар укрылась за спиной блистательного
рыцаря.
К ним приблизились, неспешно остановились в трех шагах два
невооруженных, если не считать кинжалов на поясах, молодых, очень пестро
одетых парня. Один поднял руку ладонью кверху, сказал звонким чистым
голосом:
-- Я оруженосец благородного рыцаря сэра Горвеля. Мой хозяин просит
усталых путников, судя по облику -- франков, оказать ему честь! У нас
можно отдохнуть, коней накормят отборным зерном, а утром вас разбудят...
если вы не захотите остаться еще на несколько дней.
Олег уже набрал в грудь воздуха, намереваясь решительно отказаться,
но Томас радостно заорал:
-- Горвель?.. Мы с ним вместе как две злые обезьяны взобрались на
стену Иерусалима!.. Вокруг свищут стрелы, летят камни, а мы вдвоем, спина
к спине... Это его замок? Он теперь владетельный сеньор?
-- Король пожаловал ему земли, -- ответил оруженосец с такой
гордостью, словно сам получил этот дар.-- Нас всего семеро, остальные --
сарацины, наемники, бродячий люд... но место прекрасное: перекресток
караванных путей!
Томас властно махнул рукой, подзывая Олега, пустил коня по дороге к
замку. Чачар бросила на калику, слишком похожего на дикого зверя,
победоносный взгляд, живо догнала блистательного рыцаря и молодых
оруженосцев. Олег спрятал стрелу, поехал без особой охоты следом.
У ворот оруженосцы покричали стражам, один даже потрубил в рог, хотя
со стен их видели издали, почтительно пропустили гостей вперед, включая и
варварски одетого Олега. Тот невольно поежился: не любил чужаков за
спиной, особенно, когда душа ежится в неясном предчувствии беды.
Ворота распахнулись. Посреди дороги, загораживая проезд, стоял
громадный рыжебородый воин в латах. Шлем держал на локте правой руки,
ветер слегка ерошил длинные огненно-красные волосы, ниспадающие на плечи.
Томас грузно соскочил с коня, звякнул железом, а рыжебородый двинулся
вперед. Они обнялись с таким грохотом, словно сшиблись две наковальни,
брошенные рукой великана, а когда хлопали друг друга по плечам и радостно
орали -- стоял грохот, будто тараном выбивали железные ворота и брызгали
искры.
-- Сэр Томас!
-- Сэр Горвель!
Оруженосцы и малая кучка стражей в безмолвном почтении стояли редкой
цепочкой по кругу, взирали на могучих воинов, кто-то осмелился, наконец,
поднять меч, прокричать славу крестоносному воинству.
Один из оруженосцев взял коня Олега под уздцы, сказал важно:
-- Я отведу в конюшню, а ты иди в челядную. Поужинаешь со слугами.
Олег кивнул, спрыгнул, присел, разминая ноги. Топоры оставил на
седле, а лук сунул рядом с колчаном в сумку, что висела за плечом. Чачар
соскочила, как мотылек, грациозно бросила поводья второму оруженосцу.
Томас высвободился из объятий рыжебородого хозяина, поспешно крикнул вслед
Олегу:
-- Сэр калика, погоди!.. Да остановись же, глухой черт!.. Сэр
Горвель, это не слуга мне, а доблестный сотоварищ, собоец. Соратник
по-ихнему, по-росски.
Горвель дружески опустил Олегу на плечи руки в перчатках из тонких
булатных колец:
-- Приветствую, сэр... калика. Мой замок -- твой замок. Располагайся,
как дома! Это у англов: мой дом -- моя крепость, а у нас все настежь, а
сердце на рукаве.
Его загорелое, испещренное шрамами лицо выразило изумление -- ладони
в булатных перчатках словно бы лежали на круглых гранитных валунах.
-- Нам много не надо, -- ответил Олег сумрачно.-- Охапка сена для
коней, угол для сна, ломоть хлеба на ужин.
Горвель огорченно хлопнул ладонями по железным бедрам:
-- Чего нет, того нет! Придется бедным коням жрать отборный овес,
гостям -- довольствоваться перинами в спальнях, а на ужин вместо хлеба
подадут только пироги, сладкие лепешки и сэндвичи. А чтобы сухое пролезло
в горло, найдется чем запить!
Томас внимательно посмотрел на Горвеля, засмеялся:
-- Если ты тот же, то, пожалуйста, не подавай к столу вино в бочках!
Несколько кувшинов вполне достаточно.
-- Конечно-конечно, -- успокоил Горвель.-- Этого достаточно! Для
начала.
Глава 7
Олег вошел в большой зал, остановился на миг, оглушенный громкими
голосами, грубыми шутками, песнями, здравницами. Посреди освещенного ярко
пылающими смоляными факелами зала за двумя широкими столами пировали все
семеро франков, пили, ели, выкрикивали тосты. С ними были и сарацины,
принявшие веру Христа или просто поступившие на службу к отважному воину.
Олег ощутил цепкие ощупывающие взгляды. Красноволосый как франк,
зеленоглазый, широкий в кости и с угрожающе раздутыми мышцами, он в то же
время был подозрительно тщательно вымыт, влажные волосы прилипли ко лбу,
он явно успел вытряхнуть пыль из одежды. Франкские рыцари даже в стране
сарацин оставались верны привычкам Европы: мылись редко, посуду давали
вылизывать псам -- те носились по всему залу, дрались за кости, поднимали
задние ноги, обливая ножки столов, особенно стараясь попасть на ноги
гостей, Чачар в особенности, чтобы включить их тоже в число знакомых.
Слуги и наемники из сарацин, повинуясь Корану, за неделю мылись чаще, чем
благородные рыцари за год.
Огнебородый Горвель и сэр Томас сидели в деревянных креслах, похожих
на троны. Остальные расположились на широких лавках. Отдельно сидели
напротив хозяина трое: Чачар, рядом с ней -- очень красивая высокая
породистая женщина с усталыми глазами, красивый молодой человек с холеным
лицом и злым высокомерным взглядом, а также неизменный в любом
христианском замке грузный монах в черной рясе, подпоясанной простой
веревкой.
Горвель поднялся, широким жестом, едва не сбив с ног слугу с
подносом, указал Олегу место рядом с монахом. Тот сделал вид, что
подвигается, но вместо этого лишь подвинул к себе ближе большой кувшин и
блюдо с половинкой жареного кабана.
От монаха несло жареным луком, кислым вином. Олег сел, раздвинув
локтями себе пространство, дотянулся до жареной кабаньей ляжки, посолил
непривычно белой тонкой солью. Слуга поставил перед ним широкий кубок,
Олег не повел и бровью. Вместе с мясом вливалась звериная сила, на этот
раз -- присмиревшая, покорная, готовая выполнить любой приказ духа,
страшась за неповиновение быть снова ввергнутой в изнурительный голод,
лишения, муки. Вино и раньше пил редко, сейчас время не пришло вовсе, в
зале витает неясная опасность, голову надо хранить чистой.
Горвель и Томас звучно хлопали друг друга по плечам, пили за битву в
Киликии, за сражение на стенах башни Давида, за победу в Терляндии.
Иерусалим не упоминали, видимо крупные города уже отметили -- глаза
Горвеля блестели, он раскраснелся, говорил громко, пробовал реветь
походные песни, -- в тостах упоминались городишки, крепости, потом, как
понял Олег, пойдут села, деревни, хутора, колодцы, сараи и курятники. Во
всяком случае, вина натащили столько, что можно было пить за каждый камень
в стене храма Соломона и за каждый гвоздь в двадцати воротах башни Давида.
Молодой человек высокомерно морщился, слушая хохот Горвеля, время от
времени наклонялся к уху рослой красавицы, что-то шептал. Она кивала,
опустив глаза. Лишь однажды Олег перехватил ее взгляд, брошенный на
молодого красавца, ему стало многое понятно, но не встревожило, оставило
равнодушным. Везде свои игры, довольно однообразные, хотя участники
считают себя и свои ситуации неповторимыми. Ощутил даже облегчение, видя
знакомые жесты, взгляды -- с этой стороны опасности нет. Монах? Этот
заботится о брюхе, только о брюхе. То ли Горвель держит впроголодь, то ли
от жадности теряет рассудок: тащит все, до чего дотянется, икает, давится,
роняет куски мяса, поспешно раздвигает колени, чтобы успеть перехватить
падающий кусок -- чисто женский жест; мужчина, привыкший к штанам,
непроизвольно сдвигает...
Олег отпихивал псов, прыгающих через ноги, -- на Руси даже в
дома-развалюхи псов не допускают, у каждого распоследнего пса есть
отдельная конура. А здесь не замок, прямо собачник!
Горвель и Томас хохотали, обменивались могучими шлепками. Доспехи
остались в оружейной, теперь дружеское похлопывание звучало как удары
бичом по толстому дереву, когда сгоняют засевшего в ветвях медведя или
вытуривают из дупла диких пчел. Жена Горвеля морщилась, бросала на мужа
неприязненные взгляды. Молодой человек кривился, иронически вскидывал
брови. На молодом лице глаза, как заметил Олег, были очень немолодые. Олег
лишь теперь рассмотрел как следует мелкую сеточку морщин, лопнувшие
кровяные жилки в белках, настороженный взгляд, который бросил на
довольного хохочущего Томаса. Рыцари веселились, наперебой рассказывали о
своих ощущениях, когда спина к спине, когда сарацин сотни, а лестницы
обломились, они же на стене Иерусалима, двое христианских рыцарей супротив
нечестивых...
Вино из кубка Горвеля плескалось на стол, рыжебородый хозяин не
замечал, орал, перебивая Томаса, тоже пьяно орущего, уточнял подробности,
хохотал, требовал песен, посылал за менестрелем, тут же забывал, требовал
тащить прямо в зал бочки хиосского: понимаешь, сэр Томас, мимо прут все
купчишки, все караваны, вот за протекцию, да на строительство замка, да за
то, что нашего Христа распяли, паразиты, так и набежало несколько бочек...
или несколько десятков? Впрочем, управитель клянется, что на той неделе
перевалило за сотню... Подвалы глубокие, десятка два невольников
переморил, пока выкопали, обложили камнем...
-- Сэр Горвель, -- поинтересовался Томас, -- значит, ты сел навечно?
В Британию не вернешься?
Горвель оборвал добродушный рев-хохот, посерьезнел, с размаху осушил
кубок, грохнул о стол:
-- Душой я -- англ! Мне лучше пасти коров на берегах Дона, моей
родной реки в Шеффилде, чем здесь править королевством. Увы, наш король
велел поставить крепость. Нас мало здесь, а сарацин -- как песка в
пустыне. Уцелеть можно только в замках. Сарацины крепости брать не умеют.
Еще не умеют.
-- Ты быстро выстроил замок!
-- Пришлось насыпать холм, -- пожаловался Горвель.-- Здесь все
ровное, как лысина моего духовника! Вон сидит, видишь! Камень таскали с
того берега реки, что в миле отсюда. Массу народа перетопил. Но стену
поставил за две недели, а сам замок строил уже после.
-- Решение стратега, -- одобрил Томас.-- Ты видел меня в бою, верно?
Король ценит, но не зря дал землю именно тебе, поставил властелином этого
