Сзади раздался сильный трубный голос:
- Это моя забота!
К ним шел, раскинув руки, улыбающийся Чугайстыр. По всему двору
молодые волхвы - откуда только и взялись - уже расставляли праздничные
столы. Гридни сбивались с ног, выкатывая из подвалов бочки с хмельным
медом.
Николай решил было, что подземные хранилища идут от центра Земли: из
темных глубин появлялись копченые окорока, огромные связки домашних
колбас, все новые бочки с медом и брагой, опять окорока...
Егеря привезли вепрей, лосей, туров, медведей, мелкую заполеванную
живность. Наскоро освежевав, все это насаживали на вертела, жарили на
углях, тут же взволакивали на столы...
Торжеством распоряжался Чугайстыр. Вместо веревки на нем был широкий
пояс пурпурного цвета, на боку болталась баклажка, потерявшая цвет за
долгие годы подполья и конспирации. Вместе с Радаром он метался по
необъятному двору, орал, гонял поваров и помощников.
Это была стихия Чугайстыря. Накормить и напоить он мог с помощью Апии
все человечество.
Когда столы были накрыты, явились Арпо и Липо, отныне - Арпоксай и
Липоксай. Арпоксай был перепачкан землей, и Николай распорядился отмыть
старшего брата и переодеть в чистое. К Липоксаю приставил стража, чтобы
средний брат не убежал на чердак. Правда, средний брат и так на прочной
веревочке: обещано рассказать про разбегающиеся галактики...
Когда все расселись, от главного терема показалась небольшая
процессия. Скифы встали и в почтительном молчании смотрели на великого
Таргитая. Он сам шел, гридни только почтительно поддерживали под локти.
- Ты повзрослел, сын мой, - сказал Таргитай, усаживаясь на почетное
место. - Твои поступки - поступки не мальчика, но мужа. Меня это радует.
- Это просто, - ответил Николай при общем уважительном молчании. -
Это делал еще не я, это говорили за меня моим голосом и поступали за меня
мои предки. Уж они навидались всякого! А что я? Буду говорить сам позже.
Когда взматерею разумом.
Он поймал на себе пристальный взгляд Арпоксая. Старший брат смотрел
усмешливо, одобрительно, но с удивлением. Словно бы от скамьи, на которой
сидит младший брат, скорее можно дождаться умных речей, чем от самого
искателя схваток и приключений.
К вечеру, когда пир был в разгаре, за воротами послышался тяжелый
конский топот. Аварис вскочил с легкостью, словно и не пил только что, не
орал пьяные песни. Был он абсолютно трезв, и по мановению его руки у ворот
выросли вооруженные воины.
Николай перехватил его вопрошающий взгляд, махнул рукой. Ворота
распахнулись. Там стояло двое всадников. Первый был сам как гора, и конь
под ним был как гора, а рядом на легком коне Моряна казалась сидящей на
жеребенке.
Она красиво подняла коня на дыбы и крикнула звонким голосом:
- Колоксай!.. Ты гнусно оскорбил меня!.. По закону предков я имею
право на защиту. Мой старший брат вызывает тебя на поединок!
Огромный всадник тяжело сделал несколько шагов вперед. Это была гора
металла, лишь в прорезях шлема угадывалось живое. Копье было размером с
днепровский ясень, а меч размером в рост человека.
- Колоксай, - раздалось из-под шлема угрюмо. - Ты оскорбил мою
сестру. Я требую божьего суда. Пусть великий Род даст победу правому...
Николай ощутил себя в центре внимания. Рука его дернулась к мечу, он
гневно выпятил грудь, чтобы все видели и оценили его невольный порыв
отважного воина. Он спросил громко:
- Разве я оскорбил твою сестру? Если она что-то поняла не так, я
приношу извинения. Это тебя удовлетворяет?
Гигант и его конь внимательно слушали. Конь оказался сообразительнее,
ибо кивнул и повернул обратно. Старший брат послушно следовал с конем,
честно признавая интеллектуальное превосходство четвероного друга. На
выходе из ворот возле них оказалась Моряна. Жеребец под ней бешено вращал
глазами и бил копытом.
Моряна бросила брату несколько резких слов, тот потянул узду. Конь
ржанул что-то вроде: "Ты не прав, Вырвидуб...", но упираться не стал.
- Ты не прав, Коло, - прогудел гигант. - Мы не принимаем твоих
извинений.
- Вы не принимаете с конем?
- С конем, - ответил гигант честно. Оглянулся на сестру, добавил: - И
вон с ней тоже.
- А если я не выйду на поединок?
Гигант долго раздумывал. Моряна давала ему отчаянные знаки. Конь
негромко заржал. Похоже, что сжалился над немощью и что-то подсказывал.
Вырвидуб вытаращил глаза:
- Как же без поединка? Ты всегда был готов!
- Я против самосудов.
Моряна опять махала руками и делала страшные глаза. Гигант
прислушался и покорно повторил:
- Ты подлый трус! Выходи.
Николай бросил Аварису:
- Я на провокацию не поддамся. Арестуйте этого дурака! В сруб его на
пятнадцать суток.
Гигант не успел и пикнуть, как на него набросили аркан. Целая дюжина
гридней дернула за веревку, и Вырвидуб грохнулся так, что земля загудела и
качнулась.
- А Моряну в мою светелку, - добавил Николай. - Оружие оттуда убрать,
стеречь крепко.
Николай опустился за стол рядом с Аварисом. Тот наблюдал краем глаза
за связанным, которого волокли в поруб. Гигант недоумевал, возмущался,
орал.
- Эта девка прямо преследует меня, - пожаловался Николай. - Еще и
братьев на меня накусикала! Что с нею делать?
- Может, удавить? - предложил Аварис. Взглянув в лицо Николая,
поспешно сказал: - Побудет в тереме, а под покровом ночи ты ее... того,
выпустишь. А то сейчас ее раздерут по пьянке.
- Правильно.
- Ты вельми мудро поступил. Этот мордоворот в поединках непобедим!
Силен, как сто человек.
- Но не сильней коллектива... Сперва Моряна воевала против
ненавистного жениха - понятно. Затем против защитника культа Апии. Но
какого дэва ей нужно теперь?
Аварис отвел глаза:
- Кто баб разберет... Это ж мы, люди, произошли от благородных
ведмедев. А вот бабы.. Кто гутарит: от абезьянов, это значит - повадки
такие, а кто - от змей. Мол, характером схожи. Ты ж знаешь, если змея
проживет дважды по семь лет, она превращается в яжа или, как говорят
поляне, в смока. Страшные кровожадные зверюги!.. Так что змей надо бить
всюду, где узришь. А вот если яжи-смоки проживут еще дважды по семь, из
них получаются драконы и драконши. Так вот, может быть, если драконша
проживет дважды по семь, то вылупливается вот такая зеленоглазая?
Николай дождался момента, когда за столом началось взаимное братание,
объяснения в дружбе и ув-в-важении, тихонько встал и стал пробираться к
терему. Сердце учащенно колотилось. Бедная воинственная Моряна!.. Одна под
стражей в темной комнате слушает пьяное ликование противника...
Моряна испуганно оглянулась на стук двери. Николай на ходу снял
тяжелый пояс, с облегчением повесил его вместе с мечом на стену. Девушка
следила за ним большими глазами, постепенно ее лицо принимало надменное
выражение.
- Привет, - сказал Николай. - Извини, придется задержаться до
темноты. Народ гуляет... Контролировать трудно. А экстремисты настроены
решительно. Попросту прикончат тебя и скажут, что так и было.
Моряна презрительно фыркнула. Николай решительно предложил:
- Чаю хочешь? Извини, я хотел сказать: меду. С орехами!
- Подавись ты ими!, - ответила она грубо.
- Не хотел бы я такую кобру в жены... Как говорит Аварис: яжи,
смоки.. И в самом деле, если дважды по семь лет?
Она презрительно хранила молчание. Николай подошел к окну, выглянул.
Поинтересовался:
- Моряна, не довольно ли устраивать на меня эти... нападения?
Девушка ответила решительно:
- Я своего добьюсь.
Николай в растерянности прошелся по комнате, поинтересовался:
- Может, ты все еще выступаешь как сторонница культа Даны или Апии?..
Это у нас всего лишь недоразумение?
Она фыркнула:
- Дана, Апия... они сами постоят за себя. Мой бог - мое сердце!
Только ему я подчиняюсь.
- Жаль, - ответил он мягко. - Я думал, мы могли бы остаться друзьями.
Она тряхнула головой:
- Друзьями? Ни за что!
- О, господи, - вздохнул он.
Под руки попался музыкальный инструмент: кобза не кобза, бандура не
бандура, но струны имеются, лады обозначены...
Моряна наблюдала с презрительной усмешкой, а он осторожно трогал
струны, прислушивался, запоминал звучание, кое-где отпустил, басовую
подтянул, подстроил остальные...
Его пальцы взяли пробные аккорды. Моряна удерживала блистательную
надменность, хотя в глазах росло удивление. Николай настроил последнюю
струну, начал потихоньку подбирать мелодии.
Ночь, горница, стены из чудовищно толстых бревен. Сумерки, что
сгущаются по углам... Он тихонько напевал, не замечая, что голос
становится громче и громче. Под окнами замерли шаги охранников. Николай
переходил от песне к песне - вокруг жестокость, льется кровь, всюду культ
меча, а здесь только любовь, ибо только песни о любви могут быть
противовесом, противоядием, спасением, очищением...
Моряна сидела неподвижно. Сумерки подкрались незаметно, в горнице
быстро сгущался мрак. Пора было зажечь свечи, но и гридень за дверьми
заслушался, и сам Николай не мог оторваться от струн. Песни о любви, песни
о любимых...
Наконец он опомнился:
- Ого! Извини, Моряна... Думаю, уже можешь уйти. Перепились, не до
тебя. Бери доброго коня, не поминай лихом.
Моряна послушно поднялась. Глаза ее обшаривали лицо Николая.
- Коло, - выдохнула она. - Почему ты... почему никогда... так не
делал?
- Ну... были причины.
- Коло, если бы так раньше! Это ж куда большее чародейство, чем
превращаться в дракона!. Ты победил, Коло!
- Да ладно, чего там... Вот еще!.. Я не воевал с тобой!
- Ты победил, Коло. Ты пробил невидимым чародейским мечом мое
сердце!.. Я чувствую в нем боль... но не хочу, чтобы боль утихала!
- Пройдет, - пробормотал он.
Ее глаза блеснули гневом:
- А я не хочу, чтобы прошло! Не смей вытаскивать меч из моего сердца!
Он отшатнулся:
- Ладно-ладно, успокойся!
Она подошла к окну, Николай подал знак гридню, что зачарованно стоял
столбом во дворе, задрав голову к окнам, откуда только что лились
колдовские заклинания нового волхва. Гридень сбегал к коновязи и вернулся
опрометью, держа за узду белого жеребца.
Моряна оглянулась на Николая, глаза ее странно блеснули. Она
помедлила, но Николай не двигался. Девушка вздохнула, замедленно
взобралась на подоконник. Оттуда еще раз посмотрела на Николая...
В воздухе коротко блеснуло. Николай успел увидеть красную молнию, что
выплеснулась у него из груди. На полдороге она ударила о точно такую же,
разве что цветом понежнее, которая сверкнула из груди Моряны. В воздухе
запахло озоном.
Николай ощутил странный щем в груди и сладкую боль в сердце. Хватая
ртом воздух, как кистеперая рыба во время первого рейда по суше, он
протянул руки к девушке...
В этот миг грянул гром, в горнице потемнело. Между Николаем и Моряной
оказалась Тещща!.. Разъяренная, изрыгающая огонь и дым, в правой руке она
держала короткое копье с широким лезвием, похожим на гигантскую бритву.
Тещща похудела, глаза ввалились, зло сверкали из черных ям на сморщенном
лице. Дышала она с хрипом.
- Твое дело победило, - прошипела она люто. - Но ты... останешься
здесь!
Она коротко взмахнула копьем. Спасения не было: с трех шагов ни
увернуться, ни промахнуться, а по замаху Николай успел понять, что
ведающая Ведами не родилась сразу ведуньей...
Отточенное лезвие неслось ему в грудь, как вдруг мелькнуло легкое
