стрессов, с женщинами не знался. Словом, растягивал жизнь, как резинку. В
загробную жизнь не верил, а смерти боялся, потому был мрачен, что не
способствует долголетию, завидовал всем, кто моложе.
Этот мне понравился меньше всех. Впрочем, мне здесь никто не
нравился, но к мафусаилисту я ощутил даже неприязнь.
Я связался с четвертым:
- Алло?.. Как дела идут у вас? Мы все, приходится признаться,
застряли.
Приятный грустный голос ответил:
- Может быть, к лучшему?.. Уж очень мы увлеклись технической стороной
дела. Машинная цивилизация заполонила землю, а нравственные аспекты
позабыты... Моря и океаны задыхаются от нефти и отходов, половина
животного мира уже истреблена начисто...
- Спасибо, - поблагодарил я, даже не дослушав, и вышел из контакта.
С этим вообще яснее ясного. Алармист. Апологет антисайонтизма, или
антисциентизма, как пишут в провинциальных изданиях. Член общества охраны
памятников старины. Призывает воспитывать народ историей. Призывает назад
к природе, в старое доброе время. Правда, сами они это называют - вперед к
природе.
Что за странный выверт у экспериментаторов?
Не шло дело и на третьей неделе. И снова мысли вернулись к странному
подбору команды. Не здесь ли ключ? С Мистиком еще можно как-то понять:
отчаянно стремится понять мировые константы, но как с остальными?
Спортсмен занят своими мышцами, мафусаилист вообще плюет на все и бережет
здоровье, алармист тянет в "старое доброе прошлое" с крепостным правом,
дикостью, эпидемиями...
Постепенно оформлялась идея, показавшаяся сперва невероятной. Мол,
остальные члены нашей команды подобраны только для того, чтобы каким-то
образом стимулировать мои мыслительные процессы. Я далек от того, чтобы
считать себя гением и ставить во главу угла, но как иначе все объяснить?
Явно же остальные не могут решить задачу! У нас это называлось "постучать
в дурака". То есть, когда уже зашел в тупик, придумать ничего не удается,
тогда спрашиваешь совета у дурака. Он тебе такое нагородит!.. И, как
всякий дурак, уверенно и с апломбом, что раздражает больше всего.
Начинаешь с ним спорить, опровергать, выдвигаешь доводы... и вдруг
натыкаешься на решение!
Конечно, так получается далеко не всегда, иначе в каждой лаборатории
держали бы по дураку на зарплате, чтобы директор и администраторы
полагали, что уж с ними-то ученые советуются на полном серьезе... Словом,
здесь этих испытуемых держат для того лишь, чтобы я мог отталкиваться от
их мнений, спорить, искать!
Приятнее всего было разговаривать с четвертым, я назвал его про себя
Технофилом. У этого - влюбленность в строгую логику, презрение к верящим в
НЛО, телепатию, жизнь после смерти, астрологию, Несси, тайные знания
древний... Только алгеброй гармонию! Других путей нет и быть не может.
Черт, тоже не очень-то приятный человек, уж слишком однобок, но все
же не такой дурак, как Мистик или Спортсмен.
Итак, еще раз. Что я имею? Вторую неделю лежу как Ихтиандр в теплой
воде, балдею, а в соседних номерах такие же дурни. Еще раз: первый -
Спортсмен. Культурист, занятие греблей на каноэ. Изометрическая гимнастика
в транспорте. Мячик в ладони. Женщины делятся на два типа: машки и клюшки.
Одни для показа, другие для гормонального тонуса. Помешан на рыцарстве,
хотел бы побывать мушкетером.
Второй: мафусаилист. Йога. Хатха и немного раджа. Сыроедение,
вегетарианство. Очищение, Здоровье. Попытка осознать мировые константы
через самадхи асампрайната. Мировой разум. Калпы. Отчаянные попытки -
проговорился, чуть не до инсульта, - понять мировые константы, пробраться
через чувство. Для него чувствовать важнее, чем знать. Идиот...
Третий - алармист. Контркультуртрегерство. Антинаука. Антисайонтизм
или антисциентизм, как пишут в провинциальных изданиях. Общество охраны
памятников старины. Воспитание историей. Назад к природе. Старое доброе
время.
Четвертый - технофил. Сразу начинает издеваться как над тупоголовыми
спортсменами, так и над трусами, что пытаются продлить жизнь на
год-другой, хотя какая разница во сколько откинуть копыта: в семьдесят или
семьдесят два? Зло высмеивает алармистов, что зовут назад в прошлое, но не
отказываются от телевизоров, холодильников, даже не переселяются из Москвы
в глухие деревни поближе к природе... Хорош, но уж лишком отказывает в
праве на жизнь всем дуракам и юродивым...
Еще неделю первые полдня бился в незримые стены, ломился в
подпространство, пытался установить контакты с существами других миров, а
вечером, уже одурев от усилий, беседовал с беднягами из соседних ванн. У
них, естественно, успехов было не больше, чем у меня.
Об эксперименте можно рассказывать долго, но когда к концу месяца
результаты все еще были на нуле, я сказал Жолудеву с неловкостью:
- Чувствую, я вас подвел... Месяц коту под хвост.
- Ничего, все не так быстро делается...
- Увы, - сказал я. - Это был мой отпуск, который я потратил на ваш
эксперимент. А от моей работы меня никто не освобождал.
Жолудев дернулся, даже слегка побледнел:
- Вы... дальше не хотите?
- Не могу, - признался я. - Уже и то, что я отказался ехать на
дачу... Да и то правда: копаться в грядках не люблю. Я все-таки дитя
асфальта. А вот работой пожертвовать не могу. Не обессудьте.
Жолудев уже справился с собой, ответил с вымученной улыбкой:
- Спасибо и на этом. Вы ведь на добровольных началах, бесплатно! А
сейчас плати за все... Денег на науку почти не отпускают. Что ж, полежите
еще несколько минут, вам помогут выбраться.
Двое дюжих медиков явилось быстренько, даже с их помощью в самом деле
выполз из ванны как дряхлая старуха. Обессилел, отвык от гравитации. Если
бы не их сильные руки, даже брюки натянуть бы не сумел.
Жолудев предупредил:
- Еще сутки придется потерпеть наше общество. Адаптация, то да се...
А завтра с утра вы уже дома.
- Да я мог бы и сегодня, - возразил я слабо. - Мне-то отдохнуть
несколько минут. Всего лишь обвыкнуться. Восстановить реакцию.. Я же не
полгода в невесомости на космическом корабле!
Жолудев покачал головой:
- Вы сами на моем месте поступили бы так же.
У него были мудрые, всепонимающие глаза. Я заткнулся. На самом деле
я, человек осторожный, на обратное привыкание отвел бы суток трое.
Полдня я валялся на мягкой постели, что казалась невыносимо жесткой,
с наслаждением потягивался, вслушивался в напряжение отвыкших от нагрузки
мышц. Обед был настоящий, хотя раньше я не назвал бы обедом полужидкую
манную кашу. Правда, и от этой порции на блюдце, что не насытила бы и
котенка, в желудке появилась приятная тяжесть.
Время тянулось невыносимо медленно. Когда Жолудев зашел проверить мое
самочувствие, я спросил:
- А как... остальные?
Он развел руками:
- Тоже.
- Не удается?
- Ну... у них, как и у вас, времени в обрез. Я же сказал, фонды
урезаны, мы держимся больше на пожертвованиях, помощи добровольцев. Наши
сотрудники - сплошь энтузиасты, живут на такую зарплату... Даже доктора
наук стыдятся подходить к кассе, когда зарплату получают наши слесари.
Он говорил что-то еще, отводил глаза, но я чувствовал фальшь в
голосе. На самом деле, как я понимал, тем людям уже нет смысла оставаться
а ваннах.
Стрелка часов подползла только к девяти вечера, а раньше утреннего
обхода меня точно не выпустят. Жолудев поднялся уходить, когда я
неожиданно для себя попросил:
- А нельзя ли... повидаться с моими коллегами?
Он удивился:
- Зачем? Вы ведь не ладили!
- А что еще делать? - спросил я. - Спать рано. Их, как я понимаю,
тоже не выпустят до утра. Вам не до нас. А мы хоть посмотрим друг на
друга. А то даже имен не знаем!
Он, как мне показалось, замялся в нерешительности:
- Уверены?
- Уверен, - ответил я. - Это ж ни к чему не обязывает! Как в купе
поезда. Можно и пооткровенничать, ибо каждый сойдет на своей станции,
больше никогда не увидимся.
- Если вы так уверены...
- Уверен, уверен!
- Если у вас нет предубеждения...
- Есть, - возразил я. - На самом деле я их всех презираю. Но я уже в
том возрасте, когда понимаю: не все могут быть такими, как я. И нельзя
ненавидеть других только за то, что они меньше умеют, меньше понимают.
Конечно, ни одного из них я не пригласил бы в гости, не стал бы общаться
там, за стенами этого здания. У меня есть свой круг... Правда, там я
словно окружен зеркалами: все мыслят так же, поступают похоже, оценки наши
обычно совпадают... Ну, это вам понятно. Не думаю, что у вас другой круг.
Вряд ли среди ваших близких друзей есть тупоголовые каратэки,
придурковатые йоги, помешанные алармисты.... Словом, вы организуете нам
встречу?
Он вздохнул, долго молчал, пристально глядя на меня. У меня в душе
начало появляться нехорошее предчувствие.
- Организую, - ответил он медленно. - Это... нетрудно. Дело в том,
Юрий Иванович, что все ваши невольные участники эксперимента находятся в
вас.
Он сказал так просто, обыденно, что я даже не вздрогнул, смотрел
бараньим взглядом. Но Жолудев остановился, ожидая моей реакции, и я сказал
с понятным неудовольствием:
- Простите, не понимаю. Я не очень хорош в иносказаниях, все-таки
человек точных наук...
Он грустно улыбнулся:
- На этот раз точнее не бывает. И Первый, и Второй, и Третий, и
Четвертый - это вы сами. Правда, в разные периоды жизни. Искатель
приключений до двадцати лет, мафусаилист в тридцать, технофил в тридцать
пять, алармист в сорок... Вы забыли? Стараетесь не вспоминать "ошибки
молодости"?
- Я не совсем понял вашу аллегорию, - ответил я нервно. - Но то у
меня были действительно потерянные годы. Если иной раз вспомню, то даже
спина краснеет! Но стараюсь не вспоминать.
Он возразил с живостью, глаза загорелись, а на щеках выступили
розовые пятна:
- Почему? Разве были по-настоящему позорные периоды, когда бы вы
увлекались чревоугодием, были бы болельщиком или бабником - теперь их
называют, если не ошибаюсь, "спортсменами"? Наркоманили, интересовались
мальчиками? К тому же это не аллегория, поймите! Вы в самом деле общались
с собой. В вашем сознании остались эти личности, вы их изолировали,
загнали в дальние уголки мозга. Но они есть. Они живут, существуют. Это
тоже вы. Не иносказательно.
Я замер, ощущая, как меня охватывает ледяная волна.
- Не понимаю, - выдавил я наконец. - Вы хотите сказать... Вы сказали,
что сумели как-то связаться с этими тупыми личностями...
- Да.
- И в соседних камерах никого не было?
- Не было и самих соседних камер. Вы были один. И разговаривали со
своими "Я" прошлых стадий развития. Да, человек нередко остается до конца
жизни на первой. Иные вскарабкиваются на следующую. Живут и умирают в
поисках продления жизни, йоге, оккультных науках и прочем-прочем...
Немногие проходят и через эту стадию, попадают в другую... Еще меньше тех,
у кого хватает сил перейти еще дальше... У вас, Юрий Иванович, этих стадий
больше, чем у многих. Потому мы вас и пригласили для эксперимента.
Я слушал потрясенно, вспомнил и странную ухмылку администратора,
который листал мою трудовую книжку. Значит, их как раз и привлекло то, что
я поколесил по стране, побывал, бывал бит сам и научился бить в ответ...
- И что же, - сказал я ошарашено, - сам эксперимент... поиски других
в гиперпространстве...
- Вы их нашли, - ответил он мягко.
- Я... искал их?
- Да. Человек - это и есть вселенная. Его психика, его мир... Их еще
