сторону антикварного столика из орехового дерева, в зеркальной поверхности
отражалась начатая бутылка бурбона, блестел поднос из серебра с горкой
отборного винограда, желтели налитые солнцем апельсины...
Пока Борис наливал, Анатолий включил музыку. Быстро взглянул в окно,
не подходя к нему близко, зачем-то опустил штору.
- Устроился ты неплохо.
- Начинаю чувствовать вкус к хорошим вещам, - усмехнулся Борис. -
Раньше как-то не обращал внимания.
- Пора! А то ты, надо признаться, был узкий как ленточный червь.
Страшно становилось.
Зазвонил телефон. Борис нехотя снял трубку:
- Алло?.. А Флорина... Привет... Сегодня не смогу... То да се...
Хорошо-хорошо, но не раньше десяти, ладно?.. А почему в девять?.. Ну,
ладно, приходи. Пока.
- Обсели?
- Да, - признался Борис. - Я с этой стороны жизнь как-то не знал.
Некогда было, да и на развлечения с девчонками нужен бумажник потолще, чем
у меня был.
Анатолий лениво предостерег:
- По коньяку и девчонкам не очень, понял?.. Это не самое интересное.
Зато я сейчас видел, как в букинистику сдали Брокгауза, полный комплект
энциклопедии, совсем новенькая! Будто и не пользовались. И под цвет твоего
кабинета, и полезной информации навалом. Советую!.. И другие старые
энциклопедии купи. В каждой есть то, чего нет в другой. Да и приятно их
держать в руках, это не современные книжонки-однодневки...
Борис ощутил, что в нем просыпается книжник:
- Слушай, твоими устами... Шкафы пустые! Надо, надо накупить хорошей
литературы.
- Только замки получше поставь, - сказал Анатолий вдруг.
- Зачем? - не понял Борис.
- Ну, мало ли для чего, - ответил Анатолий.
Он стоял у края окна. Взгляд его падал сквозь кисейную занавеску на
улицу.
Еще через неделю Анатолий позвонил ему, сказал радостно:
- Слушай, есть концы на книжной базе... Любые книги поставят! Не
задаром, конечно, зато ни одной новинки не упустишь.
В трубке тихо потрескивало. Анатолий уже забеспокоился, наконец
донеслось тусклое:
- Ты знаешь... Не надо... Может, и вовсе не понадобится...
- Что случилось? - не понял Анатолий.
- Чепухой занимаемся...
- Ты что? - встревожился Анатолий. - Заболел?
- Начинаю выздоравливать... Только теперь...
- Да что с тобой?
- Не нужна мне эта роскошь... Девчонки, пьянки, парапсихология...
Звонил тот лохматый, звал в какие-то мистические секты... Скажи, пусть не
звонит. И коллекционирование не для меня, как и наркотики, вино и дурацкое
каратэ... Не нужно ничего.
- Погоди! - воскликнул Анатолий в страхе. - Никуда не выходи!
Он ворвался к нему минут через десять. В комнате было строже, Борис,
похудевший и посерьезневший, с запавшими глазами, был на кухне. Его руки с
точностью механизма двигали чугунным пестиком в миниатюрной ступке.
Анатолий, сметая табуретки, ринулся к нему:
- Что случилось? Что это?
- Готовлю еду, - тихо ответил Борис. - Мафусаилистом стал. Это зерна
дикорастущих плодов, в них энергии больше.
- А как же...
- Все тлен. Бессмертия нет, лохматый чушь порет о бессмертии души, но
прожить долго можно! Некоторые почти до двухсот лет дотягивают! Только бы
выдержать режим: питания, сон, очищения...
Анатолий как в стену головой ударился, помотал очумело:
- А как же математика?
- Что математика?.. Абстрактные игры мозга! Верно сказал лохматый,
что проживу еще тридцать-сорок лет, вот и все мои занятия математикой... А
ведь каждый день невосполним, неоценим... Я должен продлить свою жизнь как
можно дольше.
Анатолий круто развернулся, пронесся по комнатам. На столах, на
подоконниках, на телевизоре лежат раскрытые книги по долголетию, рецепты
продления жизни... Глупые трактаты, порожденные животным страхом перед
смертью, паническим желанием растянуть жизнь любой ценой. Любой!!!
Из кухни донесся голос Бориса, слабый и блеклый:
- Тебе спасибо... Помог найти правильный путь. Может, тоже займешься?
Нужно только перейти на сыроедение, составить карту своего организма и
начинать скрупулезно...
- Спасибо, - прервал Анатолий горько. - Это не мой путь. Значит, с
математикой покончено? Ты уверен?
Голос Бориса был серый и ровный, словно шел из другого мира, оставив
там краски:
- Да. Математика - это напряжение. Нервы горят, когда не
вытанцовывается в формуле... А когда получается, то сидишь ночи на
крепчайшем кофе... Математики не живут долго.
Анатолий посмотрел на него, запоминая, потом комната ушла, и он
обнаружил, что спускается по лестнице. Колени подгибались, словно нес в
себе огромный валун, и тот рос, распирал грудь и сплющивал сердце.
На улице по ногам ударила холодная волна грязи. Он отскочил
запоздало, по брюкам расползлись серые пятна вперемешку с мазутом.
Элегантная машина пронеслась у самой обочины, впереди притормозила,
остановилась. "Скотина, - подумал Анатолий со злостью. - Грязная жирная
скотина... Морду бы тебе набить".
Из распахнутых дверей ресторана услужливо выкатилась огромная бочка в
галунах и позументах, стала маленькой, юркой, услужливо распахнула дверцу,
и все кланялась, кланялась...
Анатолий, кипя яростью, быстро пошел к машине, оттуда как раз
выдвинулось грузное оплывшее тело. Еще не старый мужчина с нездоровым
красным лицом, одет не по возрасту, ни по комплекции в спортивно
молодежный костюм. На пальцах блестят золотые перстни с огромными
бриллиантами.
С другой стороны машины выпорхнула яркая как бабочка молодая женщина,
очень красивая и элегантная.
Швейцар, все еще мелко и часто кланяясь, проводил их до дверей.
Рассвирепевший Анатолий уже был рядом, готовый испортить аппетит в
отместку за испорченные брюки, но уперся взглядом в мясистое, налитое
дурной кровью лицо мужчины, увидел заплывшие глазки с крупными
склеротическими бляшками на веках, капризно изогнутые губы...
Это был Крестьянинов, в прошлом талантливейший поэт, которого
двадцать лет назад шеф ликвидировал "четко, красиво и надежно", сумев
столкнуть сперва на конъюнктурные стихи, что пошли массовым тиражом, потом
на коллекционирование книг, антиквариата, икон, на женщин и, наконец,
устроил директором престижного магазина для кинозвезд.
У агента К-70 потемнело в глазах. Все-таки мы убийцы... Убийцы,
подлее которых нет.
Юрий НИКИТИН
УЦЕЛЕТЬ БЫ...
Сергей Сергеевич забеспокоился, когда они проскочили на красный свет,
лихо и на большой скорости пронеслись мимо щита с надписью: "Скорость
контролируется радарами", на что Вадим только усмехнулся:
- Пугают! Где возьмут столько радаров, чтобы расставить по всем
улицам?
Он все наращивал и наращивал скорость, и Сергей Сергеевич
инстинктивно уперся ногами. Привязной ремень попросить постеснялся: Вадим
поднимет на смех, но уже отвечал невпопад, тоскливо ждал конца дороги.
Сердце стучало чаще, в висках пульсировала кровь, шумела в артериях, он в
каждом стуке сердца слышал паническое: "Жить! Жить! ЖИТЬ! Любой ценой -
жить! Во что бы то ни стало - жить!"
Когда Вадим в который раз выскочил на встречную полосу, нарушая сразу
ряд правил, Сергей Сергеевич уже открыл рот, чтобы напомнить про поворот -
крутой подъем закрыл видимость, но в тот же миг из-за близкого пригорка
выросла крыша МАЗа, и вот он уже весь бешено мчится навстречу!
Вадим судорожно рванул руль, но справа сплошной лентой шли машины, и
Сергей Сергеевич изо всех сил уперся ногами, откинулся на спинку, в ужасе
понимая, что от лобового удара спасения уже нет, но бороться надо, нужно
жить, уцелеть во что бы то ни стало...
Удар был страшен, железо смялось в гармошку. Вадима сплющило, он
взорвался, как пластмассовый мешок с горячей кровью, а его бросило вперед,
сокрушая панель управления и лобовое стекло, он пробил все, как выпущенный
из катапульты валун, его пронесло рядом с МАЗом, ударило об асфальт, он
перекувырнулся и остался лежать плашмя.
Совсем рядом взвизгнули тормоза, вильнули колеса и обдало бензином.
Сзади трещало и несло дымом, слышались крики. Он шевельнулся, с трудом
сел. Одежда висела лохмотьями, и он никак не мог понять, что остался жив и
даже вроде бы цел.
В десятке шагов позади, зацепившись на бампере МАЗа, горело то, что
осталось от "Жигулей". По обеим сторонам шоссе останавливались машины,
выскакивали люди,
Сильные руки подхватили Сергея Сергеевича, он очутился на ногах.
Мужской голос крикнул в самое ухо:
- Цел?
- Вроде бы, - пробормотал Сергей Сергеевич.
- Ну, парень, - сказал мужчина. От избытка чувств он крепко ругнулся,
добавил с истерическим смешком: - Под счастливой звездой... Как вылетел,
а? Никогда бы не поверил. Ты не каскадер случаем?
- Нет, не каскадер, - ответил Сергей Сергеевич тупо.
Он наконец понял что не поврежден, ноги держат, только тело
мелко-мелко трясется.
Дверца МАЗа распахнулась, оттуда с трудом выбиралась светловолосая
девушка-шофер. Стройная, гибкая, в тенниске и ярко-синих джинсах, она
поразила его мертвенно-бледным лицом и полоской крови на лбу. Из легковых
автомобилей выскакивали люди, кто-то из мужчин услужливо подхватил ее под
руки. Она в великом изумлении смотрела на Сергея Сергеевича, ее пальцы все
время щупали лоб, размазывая кровь.
Вокруг Сергея Сергеевича жужжали люди, хватали его за плечи, куда-то
тащили, дергали. Он почти с облегчением услышал шум снижающегося вертолета
с надписью "ГАИ", голоса начали стихать.
Люди в форме смотрели на него недоверчиво. Очевидцы наперебой
рассказывали о случившемся, милиционеры старательно записывали, один
сказал Сергею Сергеевичу раздраженно:
- И все-таки не пойму... Одежда в клочья, но на вас нет даже царапин!
- Сам не знаю, как случилось, - прошептал Сергей Сергеевич.
- Гм... ладно. Это все потом. Сейчас вас отвезут. Домашний адрес
помните?
- Я чувствую себя нормально, - заверил Сергей Сергеевич.
Примчалась "скорая". Район аварии был уже оцеплен. МАЗ там и остался,
два инспектора старательно замеряли рулеткой тормозной путь, а в салоне
"скорой" очутилась вместе с Сергеем Сергеевичем и врачами также и
девушка-шофер, которой накрепко перевязали голову бинтами. По-прежнему
смертельно бледная, на Сергея Сергеевича она смотрела то с изумлением, то
с ненавистью.
- Больно? - спросил он участливо.
- Да, - отрезала она. - Как вас угораздило уцелеть?
- Вы недовольны? - спросил Сергей Сергеевич.
- Да, - огрызнулась она тем же тоном. - Носитесь как угорелые...
Пьяные небось. А мне отвечай.
- Мы сами нарушили, - сказал Сергей Сергеевич, удивляясь, что после
пережитого говорит достаточно спокойно. - Вас никто не обвинит.
У нее от злости закипели слезы:
- Много вы знаете! Я женщина. Нам не дают тяжелые грузовики, а мне
дали... Теперь пересадят на электрокар. И все из-за вас!
Сергей Сергеевич сказал:
- Я пойду в ваше управление. Скажу, что виноваты мы.
- Так вас и послушают!
Но смотрела она уже не так безнадежно и враждебно. Скорее устало. А
он лихорадочно старался понять, что же случилось. Не потому ли, что он так
панически боялся крови, боялся боли? Ведь холодел же, когда еще в школьные
годы приходилось сдавать анализ крови и к нему подходили со шприцем? Кровь
отливала вовнутрь, пальцы белели как отмороженные, и удивленная медсестра
тщетно заглядывала в пробитую дырку на пальце: кровь не шла.
Его и стыдили, и высмеивали, но он все так же боялся боли. Инстинкт
