Вскоре в коридоре их набилось как селедок в бочке.
Чувствуя, что ему нужна хотъ какая-то поддержка, Захаров заговорил,
глядя в устрашающе багровое лицо с расплюснутым носом и мощной челюстью -
Говорков в молодости был неплохим боксером, но апеллировал одновременно и
к молчаливому большинству.
- Леонид Леонидович, это не рисовка! Наше открытие может повторить
судьбу некоторых других изобретений: ученый совет поаплодирует нам за
изящную теорию, издаст брошюрку, и этим все кончится. Только потому, что
мы уцепились за букву и не желаем спасти собственный препарат!
Говорков тяжело качнулся вперед, прошествовал грузно к столу,
опустился в кресло.
- И ты ввел себе антигенид, - сказал он мрачно. - Непроверенный, не
апробированный препарат...
- Мы апробировали его на трех десятках собак! Все они живы и здоровы.
- А тринадцатый день? Почему перестают узнавать?
Захаров пожал тяжелыми плечами.
- Это же просто... Гены продолжают расщепляться, собаки вспоминают
все больше и больше прежних хозяев. То есть, хозяев их предков...
- Можешь не объяснять, - сказал Говорков нетерпеливо.
- Они путают нас с прежними. Мы кажемся чужими.
- Это еще нужно доказать.
- Как? Они не делятся впечатлениями. Все реакции в норме. Это не тот
случай, когда можно собрать данные по энцефалограммам, температуре или
реакциям на раздражители.
На пороге Говорков обернулся, окинул всех недобрым взглядом.
- Присматривайте за ним. А я понесу голову на директорскую плаху.
И вышел, плотно притворив за собою дверь. Захаров перевел дыхание и
снова взобрался на подоконник. Там, в институтском садике, начинали цвести
абрикосы, зеленела первая травка, порхали бабочки. Сотрудники как блеклые
тени неслышно задвигались, стали перемещаться по всему просторному
помещению, медленно приближаясь к подоконнику, на котором он сидел. Они
напоминали Захарову персонажей из старой затрепанной черно-белой ленты.
Из группы выделилась Таня, худенькая девушка с башней пепельных волос
и вечно печальными глазами. Она подошла совсем близко и смотрела снизу
вверх в упрямый подбородок этого ковбоя и вечного воина.
- Это правда, Юра? И что же теперь делать?
Она выглядела так беспомощно, что захотелось погладить ее по спине,
как, кошку.
- Что делать? - повторил Захаров. - Пока включай магнитофон, буду
трещать сорокой радостной.
- Ой, сейчас! - сказала она обрадовано.
Совершенно безынициативная, она высоко ценилась всеми за точное и
добросовестное выполнение самых скучных, а порой просто неприятных работ.
Алексей Раппопорт, бледный и утонченный теоретик, принес портативный
магнитофон и, пыхтя, взгромоздил на стол.
- Юра, ты очень рискуешь...
- У меня были причины, - ответил Захаров жестко.
Раппопорт боязливо окинул взглядом грозное лицо с насупленными
бровями, покосился на сильные руки с тяжелыми кулаками.
- Твой отец?
- Да. И дед. Я хочу знать, почему так получилось. И я узнаю!
- Да, конечно, - прошептал Раппопорт. Он, пощелкал пальцем по
микрофону, присматриваясь к мигающему огоньку, ткнул в клавишу с надписью
"Запись".
Резко очерченное лицо Захарова вдруг напряглось, окаменело. В мозгу
вспыхнули воспоминания: лихая кавалерийская атака на укрепления Врангеля,
беспримерный рейд против белополяков и... на взмыленных лошадях
стремительный натиск на цепь людей с красными звездами на буденовках...
Да, отец как-то рассказывал, что его дед и бабушка в гражданскую оказались
по разные стороны баррикады. Потом, через много лет пришлось за это
страдать сыну и даже внуку...
Он еще с полчаса сидел молча с закрытыми глазами и каменным лицом,
потом превозмог себя и сказал, не открывая глаз:
- Что-то неясное. Идет война с Ливонией. Войсками командует мой отец,
великий царь всея Руси Иван Четвертый, по прозвищу Грозный...
Раппопорт торопливо прикрыл ладонью микрофон и сказал быстрым
шепотом:
- Видимо, Иван, старший сын Ивана Грозного, имел связь с какой-либо
простолюдинкой...
Захаров равнодушно кивнул, зато Раппопорт, ощутил, что у него от
волнения подгибаются колени. Значит, династия древних князей и полководцев
былинной Руси не прервалась!
- Они выкололи мне глаза... - сказал Захаров тихо, - когда я был
Василием, сыном Дмитрия Донского...
Возле него стояли, затаив дыхание, уже с десяток сотрудников.
Захаров неуверенно улыбнулся:
- Странно чувствовать себя в нескольких лицах... Только что мне
выкололи глаза, а тут вспоминаю, как, будучи Димитрием Шемякой, выколол
глаза дяде Василию, которого впоследствии прозвали Темным... Очевидно, те
ветви впоследствии породнились...
Он потянулся, хрустнув суставами, слез с подоконника.
- Это надолго, - сказал он им, - Вероятно, не стоит составлять
подробнейшее генеалогическое древо моего рода. Через месяц в любой аптеке
будет продаваться антигенид, кого заинтересует потомок Рюрика? Отыщутся и
наследники Демокрита или последнего царя Атлантиды, даже пришельцев из
космоса, если таковые существовали! Мы имеем дело с бессмертием,
понимаете? Правда, наше бессмертие простирается только в одну сторону. А
сейчас миллион моих предков - они были любителями плотно покушать -
требуют обильной трапезы.
Он мимоходом дружески коснулся плеча Тани, и та вспыхнула от счастья.
На пороге обернулся, сказал отчетливо:
- Думайте над перспективой применения антигенида. Думайте все!
И вышел широким шагом.
Через полчаса, когда вернулся из буфета, в лаборатории уже сидел сам
Говорков и ждал. Едва Захаров занес ногу через порог, взгляды их
встретились, как остро отточенные шпаги.
- Захаров, - сказал Говорков с нажимом, - отныне и до конца
невольного эксперимента вы переводитесь на спецрежим. Жить и спать будете
здесь, в лаборатории. Еду вам тоже... Хотя в этом отношении сделаем
скидку: столовая на втором этаже, можете пользоваться.
- Спасибо, - сказал Захаров.
- Пожалуйста, - ответил Говорков сердито. Он уловил иронию. - Сейчас
принесу БИАН, рН-метр, энцефалографы и прочее - будь готов. Особенно
проследи за биохимическим и газовым составом крови. Мне кажется, что
соотношение кислых и щелочных продуктов резко изменится, и тебе придется
худо. По водородному показателю у нас спец Татьяна. Пусть следит за
концентрацией ионов... Простите, вам кого?
Он обратился к длинному худому мужчине в старомодном костюме.
Кажется, тот примчался с соседней кафедры.
- Мне... гм... я слышал, что здесь произошло расщепление генетической
информации... Это вы сделали?
Он безошибочно обернулся к Захарову. Тот кивнул.
- А не подсказали бы вы, где спрятали свою знаменитую библиотеку,
когда были Иваном Грозным...
- Не знаю, - ответил Захаров весело. - Вероятно, я ее спрятал уже
после женитьбы.
- А-а... Гм... Тогда взгляните, существовала ли докириллица,
письменность такая, еще до изобретения Кириллом славянского алфавита?
Наконец Говорков опомнился и грозно поднялся с места. Они были почти
одинакового роста, но общего между ними было не больше, чем между жирафой
и современным танком.
- Мне, - сказал Говорков тоном, не предвещавшим ничего доброго, - мне
как представителю биологии весьма приятно, что даже филологи научились
правильно выговаривать слова "генетическая информация".
Он надвинулся на побледневшего как смерть представителя словесности,
и тот, как раб персидского сатрапа, не оглядываясь, ягодицами нащупал
дверь.
Говорков грозно посопел вслед, повернулся к Захарову, тот все еще
стоял возле двери.
- Ну?
- Леонид Леонидович, - ответил тот, - я, конечно, могу до одури
рассказывать о боях и походах, о том, как, будучи скифом, сдирал кожу с
врагов и делал из них фирменные колчаны для стрел, или о том, как пил
коллекционные вина из черепов восточных завоевателей. Но ведь это не
главное...
- Не главное? - переспросил Гаворков. Он указал на кресло, оба сели.
- Для тебя, я понимаю, главное было разобраться в той тягостной истории с
родителями. Извини, пожалуйста... Но даже и это не самое главное. Личное,
оно и есть личное. Но я бы и жизнь отдал за возможность увидеть историю
человечества собственными глазами! Понимаешь, собственными! Да что там
увидеть! Пройти с человечеством всю историю, быть его членом от самых
древнейших времен и до наших дней!
Они посмотрели друг на друга, и засмеялись.
Следующие десять дней Захаров не отрывался от магнитофона,
надиктовывая подробности древнеславянских обрядов, вспоминая старинные
обороты речи. Несколько бобин с лентами заполнил скифскими мифами и
легендами. Потрясенные коллеги, затаив дыхание, слушали гортанную речь
половцев, певучий язык иберийцев, странные наречия древнейших семитских
народов...
- Тащите нерасшифрованные клинописи, - говорил Захаров, посмеиваясь,
- не могу сосчитать, сколько помню древнейших языков. Потешу лингвистов...
Он уже вспоминал свою жизнь на сотни тысяч лет в глубину, но
дальнейшие, сведения особой ценности не представляли: те эпохи походили
друг на друга, как капли ртути из одного термометра.
- Эксперимент можно считать законченным, - сказал Захаров Говоркову,
который тоже не выходил из лаборатории. - Кстати, память предков
пробудилась уже примерно на три миллиона лет, но я еще хомо сапиенс. Вижу,
как питекантропы бродят в чаще, но это не предки, а соседняя ветвь вида.
- Другое интересно, - сказал Говорков задумчиво, - почему природа
поставила предохранительный заслон? Почему эволюция не позволила
передавать знания по наследству?
Захаров пожал плечами.
- Это было бы так здорово... - сказала Таня мечтательно.
- Пора комплектовать группу добровольцев, - сказал Захаров твердо. -
Надо брать побольше масштабы.
- Подождем до тринадцатого дня, - предостерег Говорков.
- Подождем, - согласился Захаров. - Только признаюсь честно: не
пугает меня эта чертова дюжина, хотя могу объяснить ее по-халдейски,
шумерски, дорийски, самнитски...
- Верю, - сказал Говорков твердо, - однако подождем.
Захаров не взбесился и на тринадцатый день. Не рехнулся и на
четырнадцатый. Сохранил ясный разум и скептическую улыбку и на
пятнадцатый. А на шестнадцатый спросил нетерпеливо:
- Когда?
Говорков сидел за новым комплектом аппаратуры. Красное мясистое лицо
за время эксперимента обрело бледно-зеленый цвет. Щеки опали. Под глазами
проступили темные полумесяцы.
- Что "когда"? Думаешь, мне приятно ночевать возле тебя? Но и спешить
рановато и страшновато... Слишком дело грандиозное...
Захаров метнул пламенный взгляд, ввалившиеся глаза сердито сверкнули.
- Тем более не стоит оттягивать!
- Гм... Ну считай, что убедил...
Захаров вскочил и смотрел непонимающе, как массивная туша
руководителя лаборатории поднялась и пошлепала к сейфу.
- Но какой смысл? На мне все проверено. Очередь за группой!
- Проверено на тебе... Так уж и проверено? А вдруг у тебя иммунитет?
Он вынул шприц, набрал несколько кубиков прозрачной жидкости.
Повернулся к нему, подмигнул. Это выглядело устрашающе, словно вампир
подбадривал перепуганную жертву.
- Вот оно, величие момента. Новая эра!
Он потер ваткой белую кожу, вонзил стальное жало.
- Э-эх! Поехали!
Этот день и всю следующую неделю Говорков находился на седьмом небе
от счастья. Уже на первых минутах получил приятный сюрприз: его дед,
оказывается, был полиглотом, и теперь возбужденный мозг вспоминал
