предки в субботу предпочитали подставить горло под меч врага,
чем взяться за оружие. Враги этим пользовались, именно по
субботам бросались на штурм наших городов.
Рус захохотал, с удовольствием потер ладони:
-- Молодцы! А кто бы не воспользовался такой дуростью?
-- Да, конечно... Только дурость это или... Не знаю, не
берусь судить. Но потом в правилах было сделано исключение.
Когда выбор между жизнью и смертью, то я могу, не нарушая
запретов, есть и нечистую пищу.
-- Жаль, -- хмыкнул Рус. -- А то бы поединок мы назначили
на субботу!.. Ха-ха!
Он смеялся, а глаза говорили, что скифы никогда бы не
унизились до такого, но Соломон насупился, смолчал. Рус покачал
головой, тупые иудеи шуток не разумеют, ел в молчании. Закончив
с мясом, он жестом велел подать родниковой воды, долго и жадно
пил. Соломон сидел недвижимо, на еду не смотрел, только худой
кадык подергивался. Рус сыто перевел дух, повернулся к старому
иудейскому волхву. Уже хотел было спросить о поединке, но
внезапно другая мысль заставила ухватиться за меч.
-- Измена! -- вскрикнул он. Острие блеснуло в насыщенном
ароматами воздухе, со свистом пронеслось над столом. Самый
кончик уперся Соломону в грудь. -- Ты отравил это все?.. Ешь
быстро или я тебя сейчас убью!
Переход от сытого благодушия к ярости был так страшен, что
Соломон подпрыгнул, дрожащими руками ухватил ломоть мяса, сунул
в рот, принялся жевать. Рус наблюдал некоторое время, затем
убрал меч в ножны, сел. Яростное выражение сменилось
насмешливым:
-- Я только хотел, чтобы ты отведал нашей пищи. Разве моя
Ис плохо готовит?
Соломон на мгновение остановился, второй ломоть мяса в
нерешительности завис над блюдом, затем отправился в рот.
Прожевал половину, сказал с набитым ртом:
-- Если не можешь без глупых шуток, то хотя бы мог
додуматься раньше? Когда мясо еще не остыло?.. Эх, чего ждать
от толстолобого гоя...
Рус хохотал так, что поперхнулся. Ис с готовностью бухнула
ему в спину сцепленными кулаками. Поморщилась, будто ударила о
каменную стену, размахнулась и грохнула еще и еще. Рус довольно
скалил зубы. Не так уж и цепляется их волхв за обряды и обеты.
Но то верно: как можно все соблюсти в походе или в гостях у
чужака? Ежели их бог не последний дурак, то поймет и простит.
-- Чудной вы народ, -- сказал он. -- Свиней не едите, нас
обзываете гоями... а ваших людей я все чаще зрю в нашем стане?
Соломон мирно ответил:
-- Мы не едим свинину. Но разве нам кто запрещает носить
сапоги из свиной кожи?.. К тому же и вы нас зовете юдами.
-- Вы и есть чуды-юды, -- отмахнулся Рус. Он кивнул на
свисающие перед ушами Соломона пряди седых волос. -- Я впервые
вижу такой чудной народ!
-- Мы и есть странные, -- ответил Соломон тихо. -- Но не
дивись нашему странному виду. Что-то мы сохранили из подлинного
облика моего древнего народа, что-то в бегстве потеряли, а
что-то и появилось здесь, на новой земле. Мы сами сейчас не
можем сказать, что подлинное, а что нет.
Рус фыркнул:
-- Чудно говоришь. Все подлинное!
Соломон несколько мгновений пристально смотрел на варвара.
Слабая улыбка тронула бледные губы:
-- Да, но я не уверен, что так бы сказали наши древние
патриархи. Возможно, кто-то решил бы, что я вовсе не похож на
иудея.
Рус с безразличием пожал плечами:
-- Разве это важно? Мы тоже не совсем те люди, что бежали
из царства Пана. И ничего, живем.
Против желания в его словах прозвучала горечь. Глаза
затуманились. Ис вздохнула, участливо положила узкую ладонь на
плечо. Соломон быстро взглянул на обоих:
-- Не сетовать на удары судьбы надобно, а благодарить
Господа... или пусть ваших богов.
-- Как это? -- опешил Рус.
-- Мы просыпаемся в несчастиях. Сколько лет или столетий
жили безбедно и счастливо Адам и Ева? Но когда изгнали,
пришлось от простого собирательства, подобно козам, перейти к
скотоводству и земледелию. А прежде, чем рвать яблоки, теперь
надо было научиться их сажать. И началось восхождение.
Придумали, как запрягать скот, ковать оружие, разукрашивать
горшки и ткать красивые ткани... И я думаю: лучше ли было в
раю? Когда наши прародители жили как не ведающие забот и
сомнений козы, собирали плоды?
Рус вытаращил глаза. Иудей, а как глубоко копнул. И как
верно!
-- Да, -- сказал он искренне, -- что у них была за жизнь
без набегов, звона мечей, удалых грабежей? Я тоже думаю, все,
что стряслось тогда, повернулось к лучшему. Если бы бог не
изгнал их из вирия, надо было бы самим уйти. Я думаю, что вам
повезло в бегстве тоже?
Соломону почудилась издевка. Ис вздохнула, погладила
страшного вождя варваров по обритой голове. Тонкие пальцы
играли с его длинным чубом.
Соломон долго не отвечал, голова его опустилась на грудь.
А когда тяжело поднял ее, это выглядело словно поднимал
каменную гору.
-- Мы бежали, как и вы, в страхе...
Рус дернулся:
-- Мы бежали не в страхе! Мы бежали... впрочем,
рассказывай.
Соломон кивнул с печалью:
-- Да-да, я все понимаю. Но вы бежали от своих, а мы -- от
врагов. Мы в самом деле бежали, бросая все... Можно бы
повернуться к врагу и красиво погибнуть... боюсь, что колено
Вениамина так и сделало, там одни горячие головы... а то и
племя Сруля... Но мы бежали, ибо разве по силам мертвым
построить великий Израиль? А у живых есть надежда... Беда наша
была в том, что мы находились в центре белого света! На
перекрестке всех главных дорог. И всякий народ, который туда
вторгался и покорял, вскоре сам становился жертвой. Мы сами
захватили ту цветущую страну с ее зелеными долинами, тучными
стадами, богатыми городами, полноводными реками, где воде было
тесно от жирной рыбы. Мы истребили местный народ, а от него
узнали, что и они точно так же пришли когда-то, истребив
предыдущих... То ли проклятие висело над этой землей, то ли еще
что, но все народы, жившие там, погибали... Филимистяне,
ханаане, аммореи, явусеи... От иных не осталось даже имен! Мы
долго упорствовали, мы сражались на той земле. Но враги
нападали со всех сторон. Мы таяли, как глыба старого меда,
брошенная в горячую воду.
-- А кочевников не убывало, -- сказал Рус знающе. --
Продолжай.
-- Мы не просто бежали, -- сказал Соломон печально. -- Мы
старались забраться в столь дикие земли, чтобы никто и никогда
нас не отыскал. Ни враги, преследующие по пятам, ни просто...
Хотя понимаю, что не бывает "просто". Человек, встречаясь с
другим человеком в чистом поле, дремучем лесу, в пустыне или
горах, всегда старается померяться силой, убить и отнять все,
что тот несет. Не знаю, настанет ли день, когда незнакомому
станут говорить при встрече "Шолом"? Прости, я говорю лишь о
приветствии...
-- Это я уже запомнил, -- сказал Рус с нетерпеливым
высокомерием. -- Шолом алейкум, алейкум шолом... Что дальше?
В глазах Соломона мелькнули странные огоньки:
-- Гм... Может быть, все-таки настанет. Но пока что и
люди, и целые народы, завидя друг друга, сразу же бросаются
резать один другого. Потому мы забрались как можно дальше на
Север, куда не ступала нога человека. Ты не поверишь, что здесь
было! Деревья -- до небес, сквозь чащу не проломиться и
медведям, завалы из деревьев сродни горам, неба мы не видели
месяцами -- так плотно вверху ветки в пять рядов... А все эти
ухоженные поля -- это труд дедов, отцов наших.
Русу показалось, что хитрый иудей пытается разжалобить,
что-то вымаливает. Он нахмурился, выпятил грудь, а голос сделал
резким и отрывистым:
-- Да, мне рассказывала Ис о ханаанах. Они тоже
выкорчевали лес, распахали поля, насадили сады, провели каналы
и настроили городов... А это верно, что когда вы вторглись в их
прекрасные земли, то не только убили всех до единого, но даже
срубили все деревья, засыпали колодцы и каналы?
Соломон побледнел. Он даже дыхание задержал, словно
пережидал боль, не давая ей вырваться стоном. Рус молчал, в
груди шелохнулось странное сочувствие, но поспешно задавил
недостойную воина жалость.
-- Да, -- прошептал Соломон подавленно. -- Это были мы...
Тысячи лет тому, но все же мы. Дни нашего жестокого детства. Но
мы помним о детстве... чтобы расти, взрослеть.
Рус усмехнулся:
-- Сейчас твой народ повзрослел?
-- Да...
-- Даже постарел, -- сказал Рус с жестоким презрением. --
И я думаю, что пришло время ему умереть.
В шатре повеяло могильной сыростью. За их спинами тихонько
ахнула Ис. Слышно было, как она отступила, часто дыша. Звякнула
выпавшая из ее рук миска.
Глава 42
За пологом послышались шаги. Рус узнал пришлепывающую
походку Корнила. Верховный волхв ходит как гусь, что только что
выбрался из воды и неспешно шлепает по берегу, на ходу
подергивая задом, отряхивает воду.
Блеснул яркий свет, темная фигура на мгновение застыла на
входе. Старый волхв всматривался в полумрак, затем степенно
поклонился Русу, с холодным безразличием кивнул Ис, а Соломону
пробормотал что-то вроде "Шолом алейкум", на что старый волхв
иудеев ответил "Алейкум шолом".
-- Что так сумрачно, -- сказал Корнило. Он присел на
лавку, оглядел всех острыми глазами. -- На дворе солнце, а вы
тут как сычи!
-- Да вот говорили о взрослости, -- усмехнулся Рус.
-- О взрослости? -- не понял Корнило.
-- Три поколения, -- объяснил Соломон невесело, --
отделяют нищету от голытьбы. Так говорят наши пророки.
-- Как это? -- не понял Рус. -- Что-то мудрено.
-- Каждый род, увы, жизнеспособен в трех поколениях. А
потом вырождается. В начале обычно стоит нищий герой, который
совершает подвиги, завоевывает богатства, затем его дети
умножают, внуки начинают тратить, а правнуки уже снова нищие...
И так повторяется снова и снова. Все возвращается на круги
своя. До бесконечности.
Рус сказал с презрением:
-- Тебя послушать, вовсе жить не захочешь!
-- Во многих знаниях много горя, -- ответил Соломон.
-- Так не лучше ли вовсе без знаний? -- воскликнул Рус
горячо. -- Зато кровь как живой огонь струится в жилах, а как
здорово прыгнуть на дикого коня и скакать навстречу заре!
Просто потому, что душа зовет, сердце требует! Схватить скалу и
прижать к груди, и чтобы стала горяча, и чтобы любить яро,
сражаться яро, жить -- яро! Неужто ваши первые, откуда вы
пошли, жили не так?
-- Да, так... Но тогда мир был моложе. А сейчас, как я
понимаю, начинается новое великое переселение народов. Сколько
их уже было! Молодые сильные племена ищут новые земли... Но
увы, на земле, похоже, уже не осталось незанятых земель. Даже
наш первый народ, ведомый Моисеем, когда бежал из египетского
плена, пришел в землю обетованную, уже занятую народом, который
жил там сотни и сотни лет. Если не тысячи. Мы были в отчаянии,
но отступать было некуда. Мы объявили тот народ нечестивым,
чтобы хоть как-то оправдать нападение, была великая война, наше
племя победило ценой гибели двух третей наших людей. Конечно,
всех местных не истребили. Это было только с первыми
захваченными городами... Их приносили в жертву целиком! Но мы
страну ханаанскую завоевывали сорок лет. И уцелевшие ханаане и
явусеи жили среди нас и влили свою кровь в жилы нашего народа.
Русу почудилось, что старый волхв иудеев пробует
припугнуть его воинской мощью и свирепостью своих предков.
Нахмурился, не зная, как ответить резко, но и чтобы не очень
обидеть старого человека.
Корнило, похоже, тоже уловил что-то угрожающее, кашлянул,
