клевать, если заставят.
Вспыхнув, она отклеилась от стены и заставила себя идти
мимо, не бросив даже взгляда на волшебную птицу. А та что-то
кричала скрипучие, но человеческим голосом, упрашивала,
грозилась, обещала.
Еще в коридоре она ощутила запах дыма и жареного мяса. С
каждой же ступенькой вниз запахи становились сильнее и
разнообразнее. Она узнавала и ароматы лесных ягод, что явно
идут на подливу, запах меда и медовух, ароматных трав. Но были
и запахи незнаемые, пряные, тревожащие. Доносился и слитный
шум, будто толпа осаждающих пыталась вломиться в крепость.
Со второго поверха уже различала пьяные вопли, песни,
выкрики, здравицы. Она чувствовала, как вся сжимается в комок.
Чужой народ, враждебный народ. Она здесь не княгиня, а
пленница. Которую сейчас осмотрят как корову на торгу и
продадут... Хуже того, отдадут любому, кто захочет протянуть к
ней руку и назвать женой.
Хоть не наложницей, мелькнуло с горькой насмешкой.
Впрочем, Олег не хочет ее чрезмерного унижения. Это вызовет
взрыв злобы в Искоростене. А великий князь любых ссор избегает
пугливо. Не уверен в своей власти, не уверен! И не зря.
Хотя какая разница, подумала она трезво. Хоть женой, хоть
наложницей. Все равно убьет любого мужика в ту же ночь, а затем
лишь покончит с собой.
У входа в палату остановилась на последней ступени. Здесь
пир уже гремел, на нее внимания не обращали. Под стенами на
вертелах поворачиваются, бесстыдно выставляя оголенные ноги,
туши кабанов, молодых косуль, оленят, гусей. Жир капает на
багровые угли, с шипением взвивается синими чадящими дымками.
Из распахнутых настежь дверей непрерывной чередой бегут
взмокшие отроки, у каждого в руках огромное блюдо. Ставят перед
боярами, забирают предыдущее, даже если гость не успел и
дотронуться, подкатывают бочонки со странно пахнущей бражкой
или заморской медовухой. Ольха догадалась, что там неведомый
напиток, о нем рассказывал побывавший в дальних племенах
Вырвидуб, но ему не верили: что на свете может быть еще, окромя
браги и медовухи?
Она судорожно перевела дыхание, сошла в палату. Одних бояр
больше, чем у нее войска! Вздрогнула от удивления: здесь не
только русы. Немало таких, как Влад: с волосами до плечей, есть
даже с короткими бородками. Есть с волосами до плечей и чисто
выбритыми подбородками, но с пышными усами: у кого свисают до
груди, кто лихо загибает кверху, кто вообще срезает лишнее,
оставляя только черную щеточку на верхней губе... Похоже, здесь
кроме русов еще с десяток племен и народов.
Многие, как увидела сразу, в странных переливающихся
искрами рубахах. Волосы перехвачены золотыми обручами, а кто
предпочел булат, тот вставлял посередке лба рубин или яхонт, а
то и вовсе такие невиданной красоты камни, что у нее спирало
дыхание. А кто был на воинской службе, тот вовсе явился в
доспехе, но таких панцырей Ольха отродясь не видывала: золотые,
блистающие, с выбитыми диковинными зверями на груди!
Один боярин в таком доспехе потянулся через стол к
другому. Ольха по легкости его движений сразу поняла, что
доспех не настоящий, его не то, что ножом или стрелой, пальцем
проткнешь, но лишь стиснула зубы плотнее. У них даже особые
доспехи для гулянок! Как у девок бусы и цветные ленты. Вот это
и есть настоящее богатство, а не сундуки с серебряными
монетами.
За ее спиной Ингвар сказал негромко:
-- Не останавливайся. Топай прямо, а там вправо меж
столами. Великий князь звать изволит.
Стол, за которым пировал Олег со старшей дружиной, стоял
на помосте в три ладони высотой. Князь видел всех, и все видели
князя. По правую руку от Олега было два пустых кресла с
высокими спинками.
Ольха на слова Ингвара раздраженно дернула плечом. Она
ощутила взгляд великого князя еще когда показалась на лестнице.
Даже когда он отвернулся и беседовал с грузным воеводой, она
каким-то образом чувствовала на себе его взгляд.
Они были в трех шагах от помоста, когда Олег повернулся и
сразу указал на два свободных места по ту сторону стола:
-- Прошу, дорогие друзья! Даже не представляете, как я рад
вас видеть!
Его красные волосы на лбу были перехвачены широким обручем
из черной бронзы. Над переносицей кроваво блистал неведомый
Ольге камень. Даже брови великого князя были красные, как
пламя. Тем удивительнее полыхали зеленым огнем глаза --
крупные, с неимоверно широкой радужной оболочкой, захватывающей
почти половину глазных яблок.
В этот миг один воевода поднялся из-за стола. Ольха узнала
Лебедя, что-то буркнул князю, пошел из палаты. Ольха тут же
села на его кресло. Вернется, сядет ближе к князю, ему же
больше чести. Ингвару сидеть о праву руку своего хозяина.
Великая честь, да лишь верный пес ей рад.
За столом узнала Черномырда, Студена, Влада, они добротно
веселились по ту сторону стола от великого князя, с левой руки
Олега высились Асмунд и Рудый, перед ними быстро таял один
кабанчик на двоих. За столом были и знакомые из дружины
Ингвара: Павка, Боян, Окунь, остальных не знала. Сидели
свободно, с запасом, локтями не пихались, как за столами для
младшей дружины и простых бояр. За этим столом отроки следили
особо, кувшины с напитками и еду ставили сразу, не дожидаясь
истошных криков.
Перед Ольхой услужливо опустили блюдо с молочным
поросенком. Пахнуло ароматом молодого мяса, сквозь трещины в
коричневой хрустящей корочке стекал нежнейший сок. Запах
дразнил ноздри. Ольха сглотнула слюну, но к поросенку не
притронулась.
Олег видел и замечал все. Поинтересовался негромко:
-- Почему не ешь. Ольха?
-- У нас не едят свинину, -- ответила она.
Олег удивленно вскинул брови:
-- Уже? Быстро же шагает эта новая вера... Или к вам
пробралась старая, от хазар? Гм, Ингвар, сядь о нею рядом.
-- Зачем? -- огрызнулся Ингвар. -- Еще укусит!
-- Укусит, -- согласился Олег, -- если не будем кормить. У
тебя руки длинные, доставай ей утятину, оленину, а свинину
пусть уберут.
-- Пусть жрет, что дают, -- огрызнулся Ингвар. -- Здесь
ваша Русь, а не дикие древляне.
-- Хочешь укрепить ее в своих обычаях? -- удивился Олег.
Ворча, Ингвар сел рядом с Ольхой. Повинуясь приказу, он
знаком велел отрокам убрать блюдо со свининой. К сожалению,
великий князь прав: если насильно принуждать кого-то изменить
веру или обычаи, тот лишь еще больше заупрямится, упрется,
будет цепляться за старое.
Потому, и лишь потому, он присматривал, чтобы перед
пленницей на стол ставили самые изысканные блюда: Олег из
похода на Царьград привез и поваров в числе добычи!
-- И этого выпей, -- велел он, наливая в кубок
темно-красной жидкости. -- Напиток богов!
-- Что это? -- спросила она подозрительно.
-- Попробуй, узнаешь.
-- Не стану всякое снадобье пробовать, -- отрезала она. --
Мало ли какую гадость пьете. Сок из раздавленных жаб, слюни
нетопырей, сопли утопленников...
Ингвар оборвал торопливо:
-- Не надо, не перечисляй! Я верю, что у тебя желудок
крепче. Прямо из булата! Это вино, перебродивший сок
виноградной лозы.
-- Что такое виноградная лоза?
-- Виноградная лоза, на которой растут ягоды винограда.
-- Что такое виноград?
Ингвар в отчаянии ухватил кувшин, налил себе, залпом
выпил. Щеки его порозовели, во вид по-прежнему был растерянный.
Ольха взяла свой кубок, пахло оттуда тонко и одуряюще, она
никогда не слышала такого нежного волнующего запаха. Осторожно
коснулась губами. Напиток слегка пощипывал губы, небо, язык.
Сделала осторожный глоток, прислушалась, с усилием
удержала на месте расползающиеся губы. Это не брага, и не
медовуха. Тем до этого... как Ингвар сказал, вина, как жабе до
вола.
-- Вино? -- повторила она медленно, словно пробуя ни вкус
и само слово.
Ингвар торопливо кивнул, его глаза не отрывались от ее
полных, покрасневших губ:
-- Хиосское!.. А вон фалернское... И афинского отведай.
Он налил из другого кувшина самую малость, дождался пока
Ольха выпьет, не старается напоить допьяна, отметила она
удивленно, затем в тот же кубок налил из третьего кувшина,
украшенного на толстых боках цветными картинками удивительной
красоты.
Это вино было светлое, оранжевое, словно в нем таилось
солнце тех южных стран, о которых рассказывают в сказках. На
миг тоска коснулась сердца, только по сказкам знает те страны!
А эти, проклятые, бывали. Затем глоток кипрского вина, так
назвал Ингвар, снова повернул мысли. Это терпкое, хмельное,
жгучее. По гортани словно горячий комок прокатился, в желудке
стало тепло и легко.
Ингвар что-то говорил еще, но она решила, что и так
разговаривает с ним слишком много. Он ее главный враг, нельзя
забывать ни на миг. Даже за таким удивительным столом.
Она видела, как в палату вошли трое в белых одеждах
волхвов. Все с одинаковыми седыми волосами на плечах, бородами,
посохами, только лица их были закрыты личинами. У двух --
берестяными, искусно расписанными, а у третьего маска была из
темной меди. Лик, выкованный неведомым ковалем, был ужасен:
грозные глаза, ощеренный рот с клыками, хищный оскал,
заостренные скулы. Личины покрывали лица волхвов целиком,
оставляя только затылок.
Она шепнула Ингвару:
-- Это... кто?
-- Тайные, -- шепнул он тоже, она ощутила в голосе воеводы
страх. -- Из братства Тайных Волхвов. Никто не смеет зреть их
лица. У вас их нет?
-- Нет. Я только слышала о них. У них, говорят, ужасные
обряды. Они поклоняются богам, что давно забыты... или
низвергнуты новыми, молодыми. Б-р-р!
Волхвы прошли вдоль стены, исчезли в другой двери. Ольха
заметила, что те из гостей, кто их видел, на время присмирели,
словно над их головами пролетела смерть, едва не задев
крыльями. И кто знает, не пролетит ли обратно еще ниже.
Она пришла, как поняла вскоре, когда уже отгремели
здравицы в честь великого князя, в честь побед, и теперь гости
пили и ели в свое удовольствие, на великого князя внимания
почти не обращали. Ее хоть и заметили, но тут же забыли, а пили
друг с другом, звонко стукаясь краями кубков, расплескивая
дорогое вино, громко хохотали, обнимались, подозрительно
вызнавали уважает ли их сосед, после чего снова обнимались и,
вытирая друг о друга сопли и слюни, слезно клялись в вечной
мужской нерушимой дружбе.
Ольха не выдержала, спросила соседа слева, им оказался
добродушный Асмунд:
-- Кто вон тот?
Асмунд на миг оторвался от кабаньей ножки, он ее держал
двумя руками, но кончиками пальцем, словно лапку дрозда,
посмотрел на Ольху, перевел взгляд на Ингвара:
-- Где?
Ольха указала глазами на соседний стол, где смеялся и
шутил человек со смуглым лицом и ястребиными глазами:
-- Слева от мужика с дурацким чубом на бритой голове.
Сказала и осеклась, ибо хотела заодно уесть Ингвара с его
нелепым клоком волос, забыла, что у Асмунда такой же, но
грузный воевода не заметил или поленился заметить. В один прием
сожрал половину ноги вместе с костями, и Ольха невольно
вспомнила поговорку русов, мол, как собаке муха, Асмунд же
неторопливо сглотнул, снова посмотрел на нее, на Ингвара. По
блестящим от жира толстым губам промелькнула едва заметная
улыбка:
-- Гм... Не упомню. А вот наш молодой воевода знает
наверняка.
Он кивнул на Ингвара. Ингвар сумрачно загребал золотой
ложкой гречневую кашу, пропитанную топленым жиром из гуся. Уши
