ловят, да и всего войска русов не хватит окружить такие
исполинские болота. Разве что зимой пройти по замерзшему льду?
Войт звучно хлопнул в ладони. Раздался смачный шлепок,
словно ударил одной мокрой деревяшкой о другую. Ингвару даже
почудилось, что брызнула мутная болотная вода.
Глава 11
В дверях, шаркая подошвами, появились отроки с блюдами в
руках. Сгорбленные, неопрятные, с длинными жирными волосами на
плечах, Ингвар сразу подозрительно уставился одному на грязные
пальцы. Худой, в лохмотьях, лицо в крупных, с орех, чирьях, он
указательный палец почти весь погрузил в уху. Животные, подумал
Ингвар с отвращением. Показывают мне, что не обожгусь, остыло в
самый раз. Что за дурные у славян обычаи!
Он без охоты похлебал, отметил невольно, что варили из
свежей рыбы, а не снулой. Из снулой уха намного хуже, ее только
собакам на корм, почти так же плоха, как и замороженная, ту
вовсе есть нельзя.
Войт сидел напротив, каждое блюдо пробовал, выказывая, что
не отравлено. Но так чавкал, ронял куски, ковырялся кривыми
ногтями в зубах, рыгал, что Ингвар лучше рискнул бы в самом
деле отравиться.
Потом уху убрали, тут же из двери пошли гуськом с
деревянными плоскими блюдами. Комната сразу заполнилась
запахами жареного сома, запеченных в листьях карасей. Перед
Ингваром подержали поднос с крупной зажаренной рыбиной, которую
Ингвар никогда не видел. Во рту торчало яблоко, а по бокам
пристроили печеных в духовке окуньков. Все истекало пахучим
соком, пузырилось.
Ингвар кивнул, одобряя, блюдо опустили перед ним на стол,
и только тогда увидел, что изъеденный чирьями отрок держит
указательный палец в пышущем паром боку рыбины. Вогнал туда
весь, терпит, аж перекосился...
Он скрипнул зубами, едва не врезал в лоб так, чтобы все
чирьи ссыпались, но сдержался. Он в гостях, в чужое капище со
своими богами не ходят. Правда, рыбу ковырял уже без прежней
охоты.
Рыба речная, не озерная, судя по мясу. Тем более, не
болотная. Но, наверное, и ее сюда заносит, иначе бы не подали
на стол. Ведь все, что подано здесь, все неспроста}
С особым торжеством внесли и поставили перед ним широкое
блюдо с парующей горкой мелких черных штучек, похожих на
изъеденные черной гнилью корешки дуба. Ингвар стиснул челюсти,
удерживая тошноту. Жареные пиявки! Толстые, насосавшиеся крови,
откормленные, жирные.
-- Благодарствую, -- кивнул он, силясь улыбнуться. -- Вот
на что ваши жертвы идут?
Войт оскалил зубы. Взгляд его оценивающе пробежал по
крупной фигуре руса. На таком можно откормить пиявок на хорошую
пьянку всем племенем. Если те не обломают зубы о дубленую
ветрами, зноем и стужей шкуру. И не отравятся соленой кровью.
Говорят, что у русов за место крови течет морская вода пополам
с огнем.
Ингвар бросал пиявок в рот горстью. Он представил себе,
что это мелкие кровяные колбаски, такие едал у полян, и даже
ощутил удовольствие от их хруста, запаха спекшейся крови,
дразнящего необычного сока.
Хороши были раки: их подали горячими, пышущими вкусным
паром, все крупные, как кони, жирные, раздобревшие на
мертвечине. Кровь пленных идет пиявкам, понял Ингвар, мясо
объедают раки, но хозяйственная дрягва явно и кости
приспособила хотя бы для свистулек. Да и рыболовные сети
сплетены, отсюда видно, из женских волос.
Он придирчиво просмотрел раков, боялся недоваренных. Это
дрягва жрет все, как скот, но шейки раков, слава богам,
поджаты. Поджаты плотно, значит отобрали лучших. К тому же
раков сварили черноватых, самых вкусных, хотя Ингвар, честно
говоря, на вкус их не отличал от зеленоватых.
Ел он торопливо, хватая с каждого блюда по горсти. Чтобы
выказать внимание, мычал от удовольствия, похваливал, блюда по
его знаку уносили, но на смену появлялись новые, и он начал
стервенеть, вспоминая рассказы о гостеприимстве славян. Даже
простые бояре, когда кичились богатством и достатком, подавали
к столу по сотне перемен, а у князей гостю предлагали по
две-три сотни. У Аскольда, как он слышал, перемен знатным
гостям бывало по семьсот-восемьсот блюд!
Запить принесли какую-то бурду, мутную и липкую. Похоже на
смесь давленых пиявок с рыбьим соком. А то и жабьим.
Он старался не представлять, как да из чего делали питье.
Воинская жизни приучила, что можно есть все, что двигается,
ползает, летает или плавает. Кто перебирал едой, тот уже не
топчет зеленый ряст.
Последним пришел отрок с унылой харей, принес пойло, от
которого шел едва уловимый запах кваса. И снова указательный
палец был по репицу погружен в темную жидкость.
Ингвар процедил сдержанно:
-- Это было не обязательно.
Отрок не понял, Ингвар кивнул на палец. Тот вытаращил
глаза, вынул палец: распухший, красный, истекающий желтым гноем
из лопнувшего нарыва:
-- Как не обязательно? Мне легче, когда держу в теплом!
Едва сдерживая тошноту, Ингвар предложил:
-- Так засунь себе в задницу! Там тоже тепло.
-- А я так и делал, -- удивился отрок. -- Между ухой и
сомом.
Войт кивал понимающе, удивлялся тупости руса. А еще стал
воеводой. Наверное, в родстве с великим князем.
Чувствуя, что роняет себя, Ингвар хмуро доел пиявок,
раков, вареные листья кувшинок в жабьем соку и месиво из
лягушачьей икры, рыбьих плавников и молодой ряски.
Могли бы и жареного кабанчика подать, подумал он, ведь
ходят же в леса! Но все подается с намеком, во всем скрытый
смысл. Мол, даже не выходя в лес, мы обеспечены всем. Любую
осаду выдержим. Правы, сволочи. Окружить такое болото не хватит
всех войск. Будут выходить тайными тропами, бить зверей,
покупать или выменивать муку и зерно. Война с ними затянется...
ежели не придумать что-то хлесткое, быстрое, неожиданное.
Когда подкатили к столу бочонок с брагой, Ингвар с
облегчением поднялся:
-- Благодарствую. Но я в походе.
-- Князь не велит? -- хмыкнул войт.
-- Перун, -- развел руками Ингвар с сокрушенным видом. --
Да и не выберусь из болота пьяным.
Войт самодовольно улыбался. Ингвар вышел из помещения,
изображая осоловелого от еды гостя, затем свернул не вправо, а
влево, побрел под стеной под шаткому помосту. На встревоженные
возгласы позади не обращал внимания.
Наконец войт догнал, ухватил за плечо:
-- Не сюда!
-- Да? -- удивился Ингвар, он шумно потянул ноздрями. --
То-то вроде бы я здесь не бывал.
Войт усмехнулся презрительно, а Ингвар снова шумно втянул
воздух, обернулся, внезапно вломился в низенькую дверцу. Войт с
криком бросился следом.
В полумраке Ингвар увидел в каморке застывшую под стеной
женскую фигуру. Женщина вздрогнула от треска сорванной с петель
двери, выпрямилась. Ингвар быстро шагнул к ней, крепко ухватил
за руку. Ольха попыталась выдернуть, но он с такой силой сжал
ее кисть, что слышал, как хрустнули косточки.
Войт закричал:
-- Что... Почему..?
-- Вот моя беглянка, -- заявил Ингвар. -- Это моя женщина.
Я беру ее обратно.
Войт отступил, дверной проем закрыли низкорослые мужики,
но остроги в их руках были острые и с нехорошими зубьями. По
знаку войта местная стража вдвинулась в комнату, острия почти
касались груди воеводы.
-- Берешь? -- переспросил войт.
-- Беру, -- ответил Ингвар с торжеством. -- Даже, несмотря
на эти копья. Меня зовут Ингвар, я воевода великого князя
Олега. И стою я намного дороже этой женщины. Подумай, стоит ли
из-за нее драться с великим князем?
В напряжении ждал ответа. Войт стар, из-за женщины не
станет ссориться даже с тем, кого не страшиться. Однако войт к
его изумлению и страху лишь пожал плечами:
-- Из-за женщины стоит драться даже с богами.
-- Но не за такую, -- сказал Ингвар.
Войт оглядел Ольху с головы до ног, раздел взглядом,
неторопливо одел и покачал головой:
-- Тогда за какую?
Ольха пыталась вывернуться. Ингвару пришлось напрячься,
чтобы удержать при себе.
-- Не знаю, -- огрызнулся он. -- Твое последнее слово?
Войт отступил к стене, давай место воинам с острогами.
Голос его был будничным:
-- Убейте дурака.
Ингвар похолодел, мысли метались, как вспугнутые мухи в
выдолбленной тыкве. Никогда раньше не думал с такой скоростью,
не искал так отчаянно выхода. И когда острия качнулись в его
сторону, вскрикнул:
-- Погодите! Не хотите отдать так, по законному праву
мужчины, то я... куплю ее!
Две остроги все же остановились, только упершись остриями
в грудь. Он чувствовал, как лопнула кожа, кольнуло, потекли
теплые струйки крови. Войт покачал головой. В глазах было
сомнение:
-- И что можешь предложить такое, что все равно не снимем
о тебя мертвого?
Ингвар дернулся, войт прав снова, но мысли обгоняли одна
другую, он поймал одну за хвост, яркую, как всплеск молнии в
ночи:
-- Но там остались мои люди! У одного из них есть кое-что
важное для вас. Ты можешь получить это... за неважную женщину.
Ольха злобно зашипела. Войт задумался, колебался. Острия
качались перед лицом Ингвара. Прямо перед ним стоял мужик,
злобно щерился, а острогу старался прижать к лицу Ингвара
поближе к глазам. Ингвар стукнулся затылком о стену, затаил
дыхание. Ольха все дергалась, и острие расцарапало ему щеку.
-- Я должен посмотреть, -- сказал наконец войт, колеблясь.
Ольха вскрикнула негодующе:
-- Ты послушаешься этого руса?
-- Молчи, женщина, -- сказал Ингвар услужливо, -- когда
говорят мужчины.
Войт кивнул самодовольно. Вон даже дикому русу понятно,
что женщина должна знать свое место. Ольха сразу возненавидела
этого тупого болотника, способного продать человека неизвестно
даже за что. Он не умнее жаб, что заполонили болото, пахнет
тиной и пиявками, а от зубов остались только гнилые пеньки.
Снаружи Ингвар вздохнул полной грудью. Болотный дух все же
лучше, чем спертая затхлость внутри домов дрягвы. Там вовсе не
продохнуть от напиравших поглазеть, от всей враждебной толпы.
Почти у всех в руках остроги, на поясах ножи с рукоятями из
толстых рыбьих костей, а чехлы покрыты рыбьей шкурой. С такими
ни дружить, ни воевать не хочется.
Его дружинники стояли в двух десятках шагов по грудь в
воде. Теперь они собрались здесь все десять, не считая тех, кто
остался на берегу с лошадьми. В руках Павки и Бояна были луки,
а рядом дружинники держали наготове пучки стрел с намотанной на
хвосты паклей. Еще у двоих в руках полыхали, несмотря на ясный
день, смоляные факелы.
Додумались, подумал Ингвар с гордостью. Хороших он
подобрал себе воинов. Сами принимают решения. Погибни он, и без
него доведут дело до концах
Странно, эта грустная мысль наполнила не унынием, а
радостью. Все верно, для русов интересы и благополучие племени
испокон веков выше счастья любого человека
-- Павка! -- крикнул он. -- Неси ту великую драгоценность,
которую великий князь отвоевал у багдадского кагана!
Павка лишь мгновение смотрел расширенными глазами. Он
никогда не бывал в Багдаде и даже не знал, что это такое, но
Ингвара понимать научился давно. Тут же передал лук соседу,
поддернул перевязь с мечом за спиной, пошел к дому, что
поднялся над водой на столбах, как взъерошенный пес над нивесть
откуда взявшейся под ним лужей.
В его сторону сразу нацелились остроги, луки с наложенными
стрелами. Павка брел с непроницаемым лицом, но глаза его
обыскивали лицо воеводы. Ингвар свесился вниз, протянул руку.
Павка подошел, задрал голову. Лестницы не опустили. Павка
вздохнул, он размок и начал мерзнуть даже в этой прогретой
