вроде бы на открытом воздухе. Не надо делать красивые глаза, я же понимаю.
Скажи, этот вчерашний обыск у моего соседа внизу как-то связан с моим
разговором с ним насчет собаки?
Володя отвел глаза, с неохотой промямлил:
- Есть слушок, что вроде бы был слушок, что у вашего соседа внизу
может быть склад с оружием. Ну, прибыли какие-то странные ребята,
поискали, ничего не нашли... Но кто был, непонятно. Ни милиция, ни органы,
ни службы, не спецы...
Я буркнул:
- То-то его так трясет!.. Больше так не делайте. Я со своими
проблемами разбираюсь сам.
Я видел хитрую улыбку. Он, наконец, вскинул чересчур честные глаза,
сказал почти укоряюще:
- Так эти ж странные ребята и хотели, чтоб как можно тише!.. И все
получилось. А ту базу, где вы погуляли, все еще бульдозерами растаскивают.
Я стиснул челюсти. Похоже, мне ту базу вспоминать будут долго. Хрюка
носилась как дикий кабан, стоял треск. Время от времени над ровным зеленым
заборчиком показывалась ее ушастая голова, бдительный зверь старался не
терять меня из виду, чтобы не потеряться.
- Вернусь через четверть часа, - сказал я. - Зря ты приезжаешь там
рано.
- Пустяки, - ответил он благодушно. - Я встаю рано.
- Да нет, - пояснил я. - Думаю, что и тех ребят, которые уже
оттоптали мне задники, достаточно.
Теперь уже он развел руками молча, но в глазах читалось: двойная
перестраховка не повредит.
По улице, мешая движению, сурово и молча шли старики с красными
флагами в дряблых усталых руках. Лица всех были мрачными, брови насуплены,
по сторонам смотрели враждебно, уже зная по горькому опыту, что сочувствия
не дождутся.
Хрюка подошла к бровке, повиляла хвостиком, тут же кто-то крикнул
нервно: "Уберите собаку!", и я сразу ощутил острую недоброжелательность к
коммунистам, ибо моя Хрюка - лучшая из собак, она даже не собака, а почти
человек, только лучше...
Из магазина вышли подростки с оттопыренными карманами. Один, завидя
старичье с флагами, радостно заорал:
- Долой коммуняк!
- Бей жидов! - добавил второй и пояснил первому. - Все коммунисты -
жиды. Недаром Гитлер их расстреливал...
Хрюка им тоже повиляла обрубком, я свистнул, она нехотя подбежала, в
глазах был вопрос: чего надобно, старче?
- Домой, - сказал я. - Домой.
Пошли дворами, но перед глазами все еще двигались эти скорбные
мученики с суровыми лицами. Да, это в самом деле страшно - государство
победившее пролетариат и крестьянство! Ужасно и мерзко, когда кухарка
берется управлять государством. Но в России все осталось только лозунгом,
зато в другой стране это удалось воплотить на практике, еще как удалось!
В одной из английских колоний рабочие и крестьяне отказались платить
налоги, взбунтовались, изгнали английских эксплуататоров, а себя объявили
уже не англичанами, а американцами - по месту нахождения их колонии.
Конечно, налоги все же платить пришлось, тому же шерифу, который
поддерживал порядок среди разбушевавшихся погонщиков скота, у нас красиво
именуемых по-английски - ковбоями, что значит, коровьими мальчишками. Но
это понятные налоги, а не какие-то там университеты, обсерватории, школы,
ведь известно, что все беды от грамоты.
Времена шли, пришлось и самим построить школы, даже университеты, но
рабоче-крестьянская психология осталась, она пронизывала новое государство
вдоль и поперек, и вся наука была подчинена узкопрактической цели: а что
это даст моему огороду? А что даст это моему стаду коров?
Когда седовласые джентльмены... не правда ли, смешно, американцы - и
джентльмены? - когда эти седовласые... гм... обсуждают международное
положение и думают, куда послать свои войска, то руководствуются той же
рабоче-крестьянской психологией. Ну, как наш слесарь, который видит ссоры
в доме интеллигента, и как добрый сосед всегда готов помочь: дать его бабе
в рыло, раз он сам по своей интеллигентности не может, чтобы лучше борщ
варила, посоветовать как жить... Даже денег может дать до получки, как и
штатовцы дают Европе. Правда, наш слесарь дает без процентов, неловко
наживаться на чужих трудностях, но американский слесарь в госдепартаменте
понимает, что нет выше радости, чем когда у соседа корова сдохнет! Как раз
удачный случай, чтобы и теленка забрать.
Машина стояла у самого подъезда, оттеснив шикарные иномарки. Их
владельцы пугливо пробегали с крыльца по широкой дуге, стараясь держаться
от этой машины как можно дальше, заползали на сидения, а уползали
тихо-тихо. Хотя, как чудится, в первые дни на Володю пробовали наезжать,
чтобы не ставил машину так близко, вроде бы забота о возможных "скорых
помощах", на самом же деле только они, хозяева жизни, могут...
Я помахал Володе:
- Все-все! Мы отгуляли. Сейчас отведу Хрюку и спущусь.
- Да вы не торопитесь, - ответил Володя с фамильярностью старого
знакомого, - все равно там засиживаетесь до ночи...
Хрюка вызвала лифт с третьего удара лапой, кнопка туговата, я
машинально двигался следом как за собакой-поводырем, а перед глазами были
все те же лица стариков с красными знаменами, брезгливые лица прохожих,
гогот молодых.
Не стыдиться нужно, что строили коммунизм, а гордится. Ну не
получилось, переоценили свои силы, но пробовали же! Первые в мире, даже
единственные решились построить царство мира и справедливости на земле!
Да, другие не решились, а теперь злорадствуют: ага, а мы все это
время пили-жрали в три пуза, баб всех и даже сколотожеством баловались,
гомосеков уже за людев считаем, мы не тратили силы зазря...
Это же, как с любым человеком, который пробует бросить пить, курить
или начинает качаться. Вокруг тут же друзья начинают: да ты чо, Коля, я
вот пью и ничо, ем в три горла и не шибко толстый... ну и пусть толстый,
зато ни в чем себе не отказываю... Да какая гимнастика, мы ж не в пещерном
веке, когда сила нужна, теперь и с кривой спиной жить можно, и живот пусть
свисает через ремень - кому какое дело?
И вот этот подвижник, который уже и сантиметры с пуза начал
сбрасывать, и мышц на груди поднаростил, и спину выпрямил... вдруг не
выдерживает постоянного нашептывания со всех сторон... Ну, всяких там
"Голосов Америки", "Свободной Европы" и массы других, бросает гантели... И
видит как много за это время его друзья, что жили проще, как много баб
поимели, как много вина выжрали...а он отстал, стыдно другим в глаза
смотреть, что вот так тужился, пока они гуляли во все...
А почему стыдиться? Ведь ты единственный, кто пытался стать лучше! Ну
не получилось, опустился до уровня остальных. Но ты пытался, а они даже не
пытались.
Глава 17
Володя придирчиво проверил, хорошо ли я надел ремень безопасности,
ибо по дрянной рассейской привычке я никогда не забрасывал эту штуку даже
на плечо, опустил стекла, и машина бесшумно выползла на улицу.
Храм Христа Спасителя блистал как елочная игрушка. Яркое до нелепости
пятно на сером вообще-то пейзажике Москвы, празднично веселое,
скоморошистое, чисто по-русски не знающее удержу в пропорциях, красках,
формах.
Я поймал себя на том, что смотрю с удовольствием, хотя вообще-то меня
корчит от самого слова "Спаситель". Откуда взялся Спаситель, который меня
спас непрошено? Как меня спасала Советская власть, тоже непрошено, от рая,
а потом и от поджигателей войны?
Володя поглядывал искоса, помалкивал, даже старался дышать через раз,
чтобы не спугнуть важную государственную мысль, а я просто сидел и злился,
что полжизни меня заставляли голосовать за партию. Просто за партию, даже
не называя ее по имени. Само собой разумелось, что другой партии нет и
быть не может. А человек мог быть только партийным или беспартийным.
Потому сегодня утром, когда с утра пораньше ведущая телевизионная
дура важным голосом спрашивала некого деятеля, верующий он или нет, то у
нее даже не возникало сомнений, что можно быть либо неверующим, что крайне
сомнительно для современного политика, либо верующим - естественно, в
родную Коммунистическую... то бишь, родную православную церковь. Которая
не признает других, как родная Коммунистическая не признавала тоже, и если
раньше отцом народов был генсек, то теперь отцом является патриарх,
который так и зовет себя "Святейший патриарх Всея Руси". То есть, не
спрашивая меня, хочу ли я, чтобы он был моим патриархом, а просто назначил
себя моим вождем - и все.
Володя заметил, что я посматривал на Храм, а когда тот скрылся из
глаз, осторожно напомнил:
- Завтра там торжественное богослужение. Всенародная молитва! Всем
народом будут просить прощения за убийство царя. Сам Патриарх Всея Руси
изволит служить...
Я проворчал:
- Патриарх Всея Руси? Значит, и мой патриарх, так как я тоже живу
здесь, на Руси.
Володя проговорил неуверенно:
- Ну... выходит...
- Правильнее, - пояснил я, поддаваясь не то старческой привычке
поучать молодежь, не то позыву пророка нести благую весть в массы и
отворять очи всяким олухам, - назваться патриархом всех верующих христиан,
все-таки не все живущие в России признают генсеком Христа! Еще вернее было
бы назвать патриархом всех православных! Замах и амбиции велики непомерно.
Тупые просто не замечают, они только видят в каком платье Пугачева вышла,
а высоколобых уже злит. И хотя тупых девяносто девять и столько же
десятых, но все-таки погоду делает та тысячная долька процента, что не
"как все".
Володя уважительно кивал, на лице была гордость, что он везет такую
вот тысячную долю.
- Да, - сказал он почтительно, - патриарх Всея Руси... это и наш,
значит. Выходит, так. Я как-то не думал о таком.
- Когда, - сказал я, - хотят похвалить кого-то из русских, то
говорят, что он воспитан в страхе Божьем! Что постоянно страшится Бога,
что постоянно молит о милости!.. Не знаю как тебе, но я не русский,
наверное. Наверное, я все-таки русич. Те Бога не боялись. А чего бояться,
если мы и есть Даждьбожьи внуки? И чего деда униженно молить, он хоть и
строгий, но добрый, собственных внуков не обидит. И, конечно же, русичи не
станут угодниками, ибо угождают только рабы да холопы. Рабы русичей,
русские рабы. Если еще короче, то просто - русские.
Володя расправил плечи, вспомнил о своей другой профессии.
Спецназовцу не пристало никого бояться. А жить в страхе все равно
противно, хоть в страхе перед противником, хоть перед своим начальником.
Когда проходил по длинному кремлевскому коридору, из-за приоткрытой
двери доносился красивый хорошо поставленный голос. Я на ходу заглянул,
что-то слышится противно знакомое. Так и есть, Сергей Бережанский,
член-корреспондент, академик, который не очень известен в научном мире, но
его постоянно видишь на экранах, в газетах читаешь его интервью. Он даже
ведет какую-то популярную передачу, а в передачах участвует, начиная от
дурацких шоу, до не менее дурацких дискуссий о судьбах страны, где
домохозяйки вперемешку с бездельничающими мальчишками пытаются и не могут
вспомнить учебник истории для четвертого класса.
На всякий случай приоткрыл дверь, заглянул в щелочку. В аудитории
трое скучающих вахтеров и одна не то посудомойка, не то уборщица, но для
Бережанского это не важно, он всем будет твердить, что такого-то числа
читал лекции в Кремле.
Бережанский, заметно располневший, все с той же кудрявой бородкой и в
очках с внушительной оправой, прохаживался по невысокому подиуму и
излагал, излагал... Я хорошо его помню со студенческой скамьи. Я тогда был
капитаном университетской сборной по футболу, а эта глиста все ходила с
