даже нет паролей, пластиковых карт, удостоверений.
- Отпечатки ладони? - шепнул Валентин. - Я знаю, на нашей тоже
поставили.
Ахмед отмахнулся:
- Вчерашний день. Теперь сетчатка глаза... Когда ладонь, то просто.
Мы в Ольстере шарахнули по голове одного из чинов, протащили по всем
коридорам, его ладонью открывали все двери... Там была база проклятых
англичан, а здесь всего лишь поселок для обслуживающего персонала... Знаем
этот персонал! Шайтан, тут чужой глаз не приложишь. Ладонь всегда
одинакова, а глаз... Если человек трусит, то дверь не откроется! Все
взвоет так, что к Аллаху пойдешь глухим навеки. Но если врубить наши
глушители на полную мощь, я продырявлю за три секунды.
Валентин подумал, кивнул:
- Говорят, против умного остережешься, а против русского оплошаешь.
- Это как? - не понял Ахмед.
- А вот так...
Он медленно, стараясь не выступать под свет прожекторов, вытащил
гранатомет. Дмитрий и Ахмед подобрались, изготовили автоматы. Сергей с
левого фланга пристроил второй гранатомет на плече, вопросительно
оглянулся.
По тут сторону забора, между домами высились сторожевые вышки. Под
баскетбольные загримировать не решились, чересчур высоко. Даже если там
сейчас никого, то аппаратура не спит...
Валентин кивнул, одновременно нажимая на спуск. Его качнуло, ракетный
снаряд выбросило со злым шипением рассерженной гадюки. На долю секунды
позже огненный след прочертило от плеча Сергея.
Щелкнуло и зашипело снова: Валентин как робот поворачивался, огненные
стрелы прочерчивали тьму, а когда из ствола вырвался последний снаряд, он
подхватил запасной гранатомет, выпустил все четыре ракеты с такой
скоростью, словно палил из револьвера, выронил с хриплым яростным криком:
- Пора!
Они выметнулись из тьмы в горящее и рушащееся, едва не опередив
ракетные снаряды. Из одной полууцелевшей вышки зло и растерянно застрочил
пулемет. Валентин на ходу послал в ту сторону короткую очередь.
Вместо забора остались только пеньки двух столбов, Ахмед в
стремительном беге широко размахнулся, никто не видел, что вылетело из
руки, но впереди грохнуло, завизжали осколки. Дверь здания тряхнуло, она
исчезла в туче дыма. Ахмед первым ворвался в темный проем, слышен был
короткий лай его автомата, затем яростный вопль на безукоризненном
английском:
- Всем на пол!.. На пол!.. Кто шелохнется - стреляю!
Звонко зазвенели осколки стекла. Валентин промчался, как по хрустящим
льдинкам. Коридор повел широким зигзагом. По обе стороны обшитые дорогой
кожей двери, все еще тихо, а в конце холла строгий прямоугольник двери.
Удар ногой, прыжок с перекатом, молниеносно ладонью по стене на
высоте плеча. Под пальцами щелкнуло, вспыхнуло так, словно ударило по
глазам дубиной. На постели из-под роскошного розового одеяла на него дико
смотрели два настолько одинаковых лица, что Валентин сперва принял их
хозяев не то за гомосеков, не то за лесбиянок.
- Встать! - велел он страшным голосом. - Одно опасное движение -
стреляю!
Он прижался к стене, разом охватывая одним взглядом, слишком много
мебели, слишком много зеркал, все двоится, троится, свет перекатывается,
идет со всех сторон.
- Не стреляйте... - прошептал один перехваченным ужасом голосом. -
Только не стреляйте!.. Мы встаем...
Он поднялся, белый как хорошо вываренная курица, еще молодой, с
животиком, глаза вытаращены, а рядом с ним встала женщина, короткая
стрижка, плоская грудь, такой же животик, длинные ноги.
Ее губы шлепали, всю трясло,
- Радо бога... только не стреляйте!.. Все, что угодно!.. Только не
стреляйте!..
По коридору прогрохотали сапоги, злой окрик Акбаршаха, чужие плачущие
голоса, и Валентин повел стволом автомата на разбросанную на кресле
одежду:
- Одеться. Быстро. Без лишних движений.
Мужчина медленно, не сводя вытаращенных глаз с черного дула автомата,
слез с постели. Валентин перевел ствол на женщину. Мужчина с облегчением
вздохнул и задвигался быстрее. Валентин наблюдал с гадливостью. Любой
мужчина, если он мужчина, должен больше пугаться, если угрожают его
женщине. Пусть это не жена и не любовница, но каждая женщина становится
твоей, как только ей угрожает опасность, и обретает свободу в тот же миг,
когда опасность уходит.
Их руки тряслись так, что он даже заподозрил, что затягивают
нарочито. Рыкнул люто:
- Одежду в руки... и вперед! В коридор.
Они почти выгибались в спинах, словно он тыкал им в обнаженные спины
острым копьем.
В раскрытых дверях зала стоял с автоматом наготове Акбаршах. Черные
глаза возбужденно блестели. Не отводя взора от внутренностей зала, чуть
шагнул в сторону, мужчина и женщина как привидения проскользнули вовнутрь.
Валентин вошел следом, сразу охватил взглядом банкетный зал, роскошный,
претензионный, богатый.
На стену словно выплеснули гигантскую кастрюлю роскошного украинского
борща, который сполз на пол: мужчины и женщины сидели пестрые, кто в чем,
розовое мясо выглядит свежесваренным, но без пряностей, американцы берегут
здоровье, трое в брюках салатного цвета, зеленый полезен для глаз, женщины
такие же трясущиеся и перепуганные, как и мужчины.
Ему даже показалось, что они и стекают по стене, как выплеснутый на
нее борщ, опускаются как можно ниже, горбятся, стараются выглядеть как
можно незначительнее, не опаснее, недостойными внимания людей с
автоматами.
Один, судя по мундиру, майор, а рядом жмутся как овцы двое
"технических советников". Бугаи на редкость, квадратные челюсти, широкие,
все еще заспанные, но в глубоко сидящих глазках откровенный страх. Это не
ногами бить в камерах арестованных, не орать, брызгая слюной и тыкая в
лицо пистолетом... Двое охранников, этих взяли тепленькими на посту, одеты
по форме, только оружие отобрали, оба с лычками сержантов...
Глава 21
Мелодично пропел телефон. Заложники вздрогнули, повернули головы.
Валентин помедлил, приводя дыхание в норму, неестественно ласковая
успокаивающая мелодия, напротив, разозлила, берегут нервы, сволочи!
Он резко сорвал трубку:
- Алло!
Перепуганный насмерть голос закричал:
- Что у вас там стряслось?.. Что за грохот?.. У вас пожар, что-то
взорвалось?.. Высылаем пожарные машины!.. Пострадавшие есть?
Валентин обвел заложников мрачным взглядом:
- Пока нет. Но будут.
- Кто говорит? - закричал голос.
- Командир борцов за свободу, - бросил Валентин. - Вы их ухитряетесь
называть террористами. Слушай меня, придурок, внимательно. Пусть твои
пожарные не приближаются. Тут само погаснет, если что и загорелось. Или
сами погасим... Да заткнись, осел! Только слушай. У нас здесь взрывчатки
хватит, чтобы разнести все это здание. Вместе с заложниками. Понял?
Мобильный телефон пискнул, Валентин бросил трубку, одновременно нажал
кнопку:
- Первый слушает.
- Они приближаются! Сразу на десятке машин!
- Богато живут, - буркнул Валентин. - Поляки?
- Откуда? С их же базы.
Валентин перевел дух:
- Хорошо. Действуй, как договорились.
Через мгновение в черноте мелькнул тонкий огненный след. После долгой
паузы далеко-далеко бухнул глухой взрыв, взметнулось пламя, расширилось,
словно взрывались бензобаки полицейских машин.
Снова прозвучал мелодичный, такой жалкий среди лязга автоматов и
стука сапог звоночек. Валентин выждал, рассчитано неспешно захватил трубку
огромной ладонью:
- Ну?
Послышалась торопливая скороговорка на польском, в которой ясно
слышался английский акцент:
- Не отключайтесь! Пожалуйста, не отключайтесь. Какие ваши
требования?
Валентин кашлянул, сказал веско:
- Вы уже знаете, что здесь двадцать два заложника. По-моему, перебор?
Мы сейчас одного пристрелим, чтобы вы видели нашу серьезность.
Из мембраны донесся крик:
- Вы не должны! Не должны!.. Скажите ваши требования!
- Скажу, - пообещал Валентин, - но поторопитесь. Нам понадобится...
э-э... самолет. Большой, чтобы поместиться всем заложникам. Да-да, всем.
Здесь нет больных и беременных... разве что мои ребята постараются,
га-га-га!..
В дверях стоял с автоматом Сергей, морщился. Бравый десантник не
понимает, что говорить надо нарочито грубо. Сразу двух зайцев: видят, что
не пощадят, и в то же время начинают надеяться, что такого тупого громилу
сумеют обыграть.
- Хорошо, хорошо, - закричало из мембраны. - Будет самолет!..
Бензином заправлять?
Валентин зарычал:
- Ты со мной шутки шутить?.. Самолет и пять миллионов долларов!..
Нет, семь миллионов, пся крев!..
- Согласны! - донеслось из трубки. - Но на это потребуется время!..
Не торопитесь! Ничего не предпринимайте!..
- Поторопитесь, - прорычал Валентин люто. - Мы не очень-то добрые...
- Все выполним, - заверили в трубке, в голосе говорившего Валентин
уловил облегчение. - Только подождите, пока соберут деньги, упакуют,
перевяжут, доставят сюда, а сейчас там на шоссе ремонт, надо будет в
объезд... Потерпите! Все будет ол-райт...
- Долго терпеть не будем, - прорычал Валентин. - Чтоб быстро, понял?
- Все будет быстро!.. Только позвольте переговорить с заложниками.
- Это зачем? - гаркнул Валентин. - Чтоб, значится, сказали, что нас
только пятеро, а автоматов у нас тоже всего пять? Хрен вам. Обойдетесь.
В трубке заторопились:
- Нет-нет, вы не так поняли! Мы просто хотим убедиться, что там не
трупы. Понимаете? И скажем, чтобы там не очень тревожились. Это вам же
лучше!
- Да? - Валентин сделал вид, что задумался, потом после паузы
проворчал с колебанием. - Ну, вообще-то... вы, блин, ежели чего... мы тут
такую мину заложили! Никакие ваши минеры не разгадают. Ка-а-ак грохнет,
так до самой Америки клочья долетят.
- Нет-нет, - заверили в трубке. - Так вы позволите одному... мы
пришлем врача, позволите пройти к вам и посмотреть заложников? Убедиться в
их здоровое.
- А это уж хрен, - отрезал Валентин. - Пусть подойдет к дверям, я его
еще за бороду подергаю... вы чтоб старика прислали!.. Знаю я, каких
медиков пришлете... Оттуда ему всех видно. Кто-нибудь из пленников
подойдет к этому... ха-ха!.. врачу, расскажет, что они живы и здоровы...
пока что.
Он бросил трубку, не обращая внимания, что голос все еще кричал,
что-то предлагал, уговаривал, торговался. Там наверняка группа аналитиков
прослушивает каждое его слово снова и снова, пытается найти ключ в
интонациях, тембре, паузах, произношении.
Заложники застыли, стараясь не пропустить ни слова. Валентин
скользнул по ним вроде бы безразличным взглядом, повернулся к окну, но
перед глазами осталась как на цветном снимке вся группка. Сидят в три
ряда, в переднем майор, с выправкой, крупная птица, еще один тоже из
офицеров, от двоих за версту несет сержантщиной, остальные пятеро явно
яйцеголовые спецы. Конечно, спецы не по бабочкам. А если по бабочкам, то
по тем, которые могут догнать самолет и разнести вдребезги. Семеро женщин,
ни одного ребенка. Не успели еще привезти семьи. А женщины... это не
женщины, а тоже либо крутые бойцы, либо засекреченные гражданские.
Все ухоженные, по-американски чистые, Когда переговариваются, даже
если едва-едва приоткрывают рты, видно, как сверкают крупные белые зубы.
Лица напряженные, потные от страха. Все отводят взгляды, даже украдкой
стараясь не смотреть, чтобы не выделиться, чтобы пересидеть до момента
выкупа, не привлекая внимания.
Он знал, что должен накручивать в себе злость, должен выглядеть злым
