Портал постепенно переходит в Темные Врата, за которым на линии Черных Врат
лежит Провал, где начинается Хаос и Зло, медленно переходя в Зло и Хаос,
там как раз и бьются герои с Извечным Злом на стороне Извечного,
разумеется, Добра. Предвечные Боги зрят, а Новые Боги бьются со Старыми, а
с Новыми бьются Молодые и Сумеречные, но Предначертанность в астральном
плане херакнулась о странность Неизреченного Пророчества Первомагов, когда
еще земля была не то будущим, е то прошлым, не то еще чем-то странным и
загадочным как медуза в кисельном тумане туманным...
Я взмолился:
- Аркадий Аркадиевич, не говори так красиво!.. Из тебя ученость так и
прет. Скоро станешь таким же старым и сварливым. Ты мне на пальцах, на
пальцах!
Он пожал плечами:
- На пальцах это уже высший класс мудрости. Вот завернуть сложное
каждый дурак умеет. Слушай дальше...
Он говорил и говорил, а я чувствовал как невидимые руки выламывают мне
челюсть. В висках заныло, я противился всем силам этой страшной магии,
напрягал и распускал мышцы, усиленно гонял кровь по жилам, однако в горле
распухало, росло, наливалось горячим, оттягивало нижнюю челюсть к полу,
словно ее налили горячим свинцом.
- Ты обещал, - напомнил я, - показать новых коней.
- Ах да, - спохватился он. Посмотрел на меня с интересом: - Все ты
замечаешь...
- Еще бы, - буркнул я. Конечно, мог бы не заметить забывчивость мага
или другую нелепицу, если интересно действие, но когда такая скукотища, то
цепляешься за каждую соринку. А была бы погоня, за мной или я за кем-то, то
перепрыгивал бы через бревна, видя перед собой только спину убегающего
врага, что сжег мою деревню, изнасиловал сестру, зарубил родителей,
осквернил храм и вылакал мое пиво. - А зачем еще круче кони, если я и на
своем рогатике никого еще не пободал?
Он оглянулся на ту часть комнаты, где старый маг, сгорбившись и
разводя виновато руками, что-то объяснял хохочущему варвару, а тот напрягал
мускулы и надувал щеки.
- Зачем?
- Ну да. Зачем?
Он переступил с ноги на ногу, покраснел, словно я спросил что-то жутко
сложное, как умеют спрашивать только варвары: почему, к примеру, вода
мокрая, или кто там наверху так красиво вырезает каждую снежинку, да и на
хрена так трудиться, если тут же либо ломает края, либо вовсе тает.
- Не знаю, - ответил честно. - Всякий раз стараются коня заиметь еще
крупнее, сильнее, заметнее...
- Понятно, - сказал я, - это я понимаю. Любишь коней?
- Люблю, - признался он. - Кони... они даже лучше людей. Они добрые! И
глаза у них печальные, коричневые, с ресницами...
Старый маг тем временем вводил воина в новый мир, а мы с Куцелием
после длинного коридора миновали еще две библиотеки, перешли по висячему
мостику с башенки на башенку, оттуда спустились в главный дворец. Вдоль
стены вела вниз к к выходу легкая лесенка. Младший торопился, а я
потрясенно засмотрелся на главный зал, которому, как казалось не было
конца, ибо дальняя стена тонула в сером тумане, а весь зал был заполнен
мускулистыми варварами, могучими и плечистыми, почти все с золотыми
волосами и ободками из металла на голове, с широкими перевязями через
плечо, из ножен торчат одинаковые, словно их ковал один и тот же кузнец,
мечи. Все мечи, конечно же, двуручные, длинные, одному человеку не поднять
даже двумя руками, но в зале люди не простые, не простые...
Я механически переступал со ступеньки на ступеньку, глаза мои не
отрывались от этого моря голов и блестящих как валуны в дождь плеч. Все
тупо и напыщенно говорили о Пути Меча, говорили и говорили, их одинаковые
слова сливались в мерный убаюкивающий шум морского прибоя. Ряды голов
уходили вдаль, как одинаковые недолговечные волны, теряясь в бесконечности.
Все одинаково здоровые, с пепсодентовыми зубами и ухоженными волосами,
вымытыми в трех шампунях... откуда здесь шампуни, мелькнуло неуместное. И
почему здесь стерильно чистые, если даже в нашем двадцатом весь мир тонул
во вшах, будь это Россия или Америка...
- Пойдем в конюшню, - поторопил я.
- Да-да, - согласился он. - А как тебе... эти?
- Пойдем в конюшню, - сказал я на это. - Пойдем к лошадям.
Во дворе в лицо ударило сухим и горячим ветерком. Я остановился на
миг, ослепленный буйствующим солнцем. От нагретых каменных стен несло
теплом, под сапогами каменные плиты прогибались как асфальт в июльскую
жару.
Куцелий сгорбился как будто солнце било его по голове палкой,
торопливо повел меня по широким, накаленным за день каменным плитам. Он на
глазах съеживался, как уменьшается мокрица, если в такой же день отвернуть
плоский камень, и дать солнцу увидеть всю тамошнюю бледную живность.
На той стороне двора, загораживая вход в конюшню, бесновалась толпа
людей в длинных халатах и с остроконечными колпаками на головах. У одних
колпаки расписаны хвостатыми звездами на черном фоне, у других такие же
звезды падают на темносинем, а у третьих и вовсе не звезды, а кометы. Я,
правда, разницы не видел, но люди орали, толкались, я видел взлетающие
кулаки, палки, посохи, иные с довольно увесистыми набалдашниками. Крик
стоял страшный.
Куцелий поморщился:
- Не обращайте внимания. Для героя это неинтересно. Это бьются
последователи двух школ: традиционалисты и неотрадиционалисты.
- А что, есть разница?
- Немалая, - отмахнулся он, но я смотрел требовательно, а глаза у меня
теперь простые и чистые как у ребенка, и знающий маг объяснил с неохотой, -
Однажды древний пророк Мухаммад... он тогда еще не был пророком, а просто
пас ослов, ему было сорок лет, лежал себе на кошме и пил чай... как вдруг
перед ним возник огненный ангел и предложил этому погонщику мулов свершить
путешествие на небеса. Мухаммад от испуга выронил чашу, но быстро пришел в
себя и согласился. И тогда ангел вывел его из шатра, где уже ждал огненный
конь по имени Бурак, посадил сзади себя на коня, и вознеслись в небесные
чертоги. Долго показывал Мухаммаду джанну... это их рай, показал и
джанннахан, это ад для грешников, подробно объяснил как достичь
праведности, как жить достойно, чтобы занять место в райском саду, где
каждого праведника будут ждать по десять тысяч девственниц, чистых как
кобылицы необъезженные и как жемчужины несверленные, которые к утру снова
получают свою невинность, и у каждой на груди будет начертано его имя... В
заключение сам Творец принял Мухаммада в своих покоях, совместно отобедали
неспешно и степенно, а затем огненный ангел снова доставил Мухаммада
обратно.
Мы обошли выясняющих истину философов по широкой дуге. Уже на пороге
конюшни я оглянулся, Одного сбили наземь и топтали ногами, еще двух
утаскивали под руки. Каменные плиты забрызгало красным, а по всей проезжей
части блестели в кровавых лужицах белые как сахар комочки, в которых я
признал выбитые зубы.
- Так из-за чего спор? Атеисты?
- Нет, просто одни доказывают, что все так и было наяву, а другие
утверждают, что просто привиделось. Дело в том, что когда ангел исчез,
Мухаммад потрясенно обнаружил, что чайник еще горяч, а из опрокинутой им
кружки все еще выливается чай. То-есть, все путешествие длилось мгновение.
Причем эти, которые за привиделось, тоже разделились на две ветви: для
одних видение все-таки от Аллаха, для других - от усталости. Или же, мол,
вместо кофе попробовал других травок.
- Ну, - буркнул я, - все в мире усложняется.
- Еще как, - поддакнул Куцелий. - Усложняется и усложняется... Все
больше течений, больше доводов...
Я наткнулся на ускользающий взгляд младшего мага, слишком пристальный,
что-то подсказывающий. По спине пробежало нехорошее ощущение, словно к моим
мозгам приблизилась яркая и ясная по простоте мысль, а я спугнул еще на
подлете.
Из широко распахнутых ворот ударил запах свежего сена, конского пота и
свежесть холодной ключевой воды. Я уже переступал порог, когда вдруг все
потемнело, а по залитым солнцем плитам поползла страшноватая тень как от
тучи, но было в ней нечто зловещее, от чего у меня волосы встали дыбом.
Тяжелая и неспешная, эта тень подминала стебельки трав, что выбились
на свет между плитами, те с легким хрустом переламывались, я видел как на
камень сползают белесые капли сока, а сами плиты проседают в землю.
Испуганный, откуда такое в ясный солнечный день, я вскинул голову,
одновременно скакнув в сторону и бросая ладонь на рукоять меча.
В блистающей синеве с неспешностью атомного авианосца двигался
огромный каменный остров, похожий на исполинскую могильную плиту. Взгляду
открывалось только днище, темнокоричневое, словно разломили гранитный
хребет, верхняя половина после чего поднялась в воздух вместе с лесами,
жилыми домами и его обитателями.
На краешке блеснуло, словно там свесил голову варвар с таким же
золотым обручем на голове и смотрел на меня. На всякий случай я в
международном жесте показал вздернутый кулак, а другой рукой хлопнул ребром
ладони по вздутому бицепсу.
- Лапутяне? - спросил я.
Голос мой вздрагивал, я нахмурился, надеясь, что маг мои дрожащие
колени поймет как признак священной боевой ярости. Маг даже не поднял
головы, весь вытянулся вперед, спеша как Абебе Бикила первым коснуться
грудью ленточки на пороге конюшни:
- Да кто о них помнит?.. После кто только не летал... Глупо,
неэкономично, но придумать новое не по зубам, не по зубам. Вот и... Да
ладно, пусть летают.
- Пусть, - согласился я очень неохотно. Проводил взглядом удаляющийся
остров. Там блистало еще ярче, во множественном числе, словно рядом с
тамошним варваром мне отвечало все его поганое племя на той же
международной лингве. - Народ все в землю смотрит, будто копеечку ищет. Но
кто и наверх поглядывает, тому как-то не по себе, когда такой над головой
плывет. Если упадет на голову, то прическу точно испортит. Или обруч
набекрень собьет. Да и вообще...
- Что?
- Плюнет сверху, тоже неприятно.
Куцелий вбежал под навес, а оттуда, из тени, искоса посмотрел наверх.
По его бледному измученному лицу стекали крупные капли пота. Мне
показалось, что губы слегка выпячены вперед, словно скрывают непомерно
крупные клыки.
Глава 22
Знакомые ясли с высовывающимися рогатыми мордами, сильный запах пота и
сена, я шел за Куцелием, угнетенный, что надо обязательно менять коня, я
вообще ничего не люблю менять... а если честно, то просто боюсь перемен,
перемены обычно связаны с неприятностями, как, к примеру, потеря рабочего
места и поиск нового...
На мир легла тень, хотя солнце за нашими спинами сияло все так же
оранжево, Куцелий что-то рассуждал о породах, я не слушал, ибо тень
свинцовой тяжестью лежала внутри меня.
- Вот наши лучшие, - сказал Куцелий.
Кони смотрели с любопытством, хитрыми глазами, кто сразу старался
выказать преданность, кто горделиво вскидывал голову, потряхивал
роскошнейшей гривой, показывая себя во всей красе.
- А что на той стороне?
Куцелий отмахнулся:
- Там кони... ну, как вам объяснить. Тоже для героев, но... как бы это
поделикатнее, для продвинутых. Единорог в случае необходимости сам бросится
на вашего врага, забодает, затопчет копытами, а если уж чего, то и костер
разведет... хотя как всякое животное, огня не переносит.
- А конь?
Куцелий развел руками:
- Просто конь.
- Просто конь?
- Да. Но зато - конь.
Я стиснул челюсти. Маг старательно отводил глаза, настолько
старательно, что я сразу ощутил насколько я ничтожен со своими мускулами,
если за моей спиной не роет землю копытом мой могучий Рогач.
- Вон тот, - указал я. - Если он не упадет под моим весом, я возьму
его.
С той стороны с интересом смотрели крупные кони. Без рогов, без
крыльев, без чешуи, без щипов на коленях. Куцелий проследил за моим
пальцем, пожал плечами. На миг мне почудилось во взгляде мага хитрое
торжество.
Конь, на который я указал, был просто огромным мощным жеребцом. Мне он
показался выкованным из слитка железа, настолько рельефно под его блестящей
