прозвучал, надеюсь, естественно:
- Что это с нею?
Маги переглянулись, Куцелий за спиной Тертуллиуса широко улыбнулся и
поднял кверху палец. Тертуллиус посмотрел на меня с недоумением чистыми
добрыми глазами:
- Но вы ведь взрослый...
- В то все и дело, - сказал я.
- В чем?
- Я уже попадался на бесплатном сыре. Не мальчишка. Всегда чем-то да
приходится платить.
Девушка вздыхала чаще, кожа пошла мелкими капельками, а внизу у нее
вообще потемнело, оттуда потекла слабая струйка влаги. Тертуллиус
поглядывал в затруднении то не девушку, то на меня:
- Почему платить? Платить не надо. Вы настолько поразили ее
воображение, что эта прекрасная дева сразу воспылала к вам страстью.
Я посмотрел на деву с сомнением, так по крайней мере хотел, чтобы
восприняли мой взгляд. Переливы по ее телу пошли чаще, она словно бы как
насос вычерпывала влагу из недр земли, что выступила из пор ее кожи уже
крупными каплями.
- Прекрасная дева?
- Разве она не прекрасна?
- Прекрасна, - согласился я с некоторым сомнением, - но держится она
как-то странно.
- Разве? - удивился Тертуллиус. Встревожился. - А что не так?
Я замялся, не зная как объяснить, что даже во времена моих родителей
не только девы, но даже замужние женщины не выказывали страсти, это было
неприлично, а лежали как колоды, это считалось добродетелью. А уж девы и
подавно могли только бросить взгляд украдкой, слегка зардеться, но только
слегка, а уж так дышать и двигаться не могли позволить даже женщины в
борделях
Он внимательно смотрел на меня, наконец хлопнул себя по лбу:
- А, ну конечно же!.. Простите, но в этот мир проходят все больше
новых творцов, которые не обременяют себя знаниями.
Не обременяют себя знаниями вообще, подумал я рассерженно. Они еще
смутно понимают, что в средние века не было телевизоров и компьютеров, а
вот насчет велосипедов уже не уверены, а уж про мораль твердо знают, что
она не меняется с пещерных времен.
Куцелий, который то стоял позади смирный как суслик, то украдкой
подавал какие-то знаки, вышел из-за спины учителя и бережно взял меня за
браслет на запястье:
- Доблестный Варвар... э-э... Рагнармир! Конь у тебя уже есть. Пойдем,
выберем меч, Я покажу тебе та-а-а-акие оружейные палаты...
Когда мы, провожаемые взглядами учеников магов, выходили в коридор, я
услышал облегченный вздох Тертуллиуса.
Глава 23
Длинный коридор уходил в туманную даль. Яркие светильники по обеим
сторонам постепенно меркли и становились похожи на дряхлых светляков. Под
ногами мягко пружинил толстый ковер кроваво-теплого цвета, звуки глохли, а
поперечные балки шли через каждые три шага, и везде висели вниз головой
гроздья крупных как кабаны летучих мышей. Даже от слабоватых светильников
брезгливо закрывались плащами крыльев, но когда видели мое приближение, их
выпуклые глаза наливались красным и вспыхивали нечеловеческой злобой.
Куцелий даже спину распрямил, здесь как рыба в воде, а я, напротив,
сгибал спину и шел чуть ли не на полусогнутых, ибо эти твари почти
доставали острыми мордами мои золотые волосы, я чувствовал их смрадное
дыхание.
- А зачем ее вообще перевозить? - спросил я враждебно в сгорбленную
спину.
Маг оглянулся, бледный и сгорбленный, как я недавно, в глазах на миг
промелькнуло хитрое выражение, но ответил преувеличенно почтительно:
- Ну... возникли некоторые обстоятельства. Я думал, доблестнейшему
воину это неинтересно. Но если он изволит...
- Не изволю, - сказал я поспешно.
- А то я могу, - предложил он мстительно. - Со всеми подробностями!
Я вскинул могучую длань. Кончики пальцев ощутили за плечом шероховатую
поверхность рукояти меча. Глаза как в перекрестье прицела поймали его
широкий лоб. Я мысленно провел линию сверху вниз, делая поправку на
холодное оружие.
Маг побледнел, с трудом растянул губы в примирительной улыбке:
- Все-все! Против такого изящного аргумента в самом деле как-то
неловко с примитивной алгеброй... Прошу, вот дверь. Осторожно...
Я насторожился, рука снова потянулась к мечу:
- Что, ловушки?
- Нет, порожек....
Это был целый зал, стены тоже уходили в бесконечность, на стенах
висели мечи, топоры, секиры, бердыши, булавы, палицы, бердыши, алебарды,
бумеранги, колья и прочее рубящее, колющее, секущее и мозжащее, так что при
таком обилии можно стать не только героем, а и богом.
Под стенами громоздились сундуки, скрыни, окованные железом ящики, я
догадывался о содержимом, а по всему залу застыли ровными рядами столы с
грудами всевозможного оружия.
И еще я догадывался, что за этим залом есть еще зал, где оружие еще
круче, а за тем еще и еще просторные помещения, и что настоящий мужчина
может здесь провести всю жизнь, в ликовании перебегая от одного стола к
другому, хватая и примеряя к руке хорошо сбалансированные мечи, а потом
хорошо сбалансированные боевые топоры, а затем хорошо сбалансированные
секиры, ятаганы, катаны, хренорезы, кинжалы и спаты, а также всякие так
хорошо сбалансированные яуканы,
- Ты куда? - спросил я грозно.
Маг вздрогнул, выступил в тени, где уже начал было растушевываться:
- Но я думал... не мешать герою...
- Пусть мой конь думает, - ответил я мужественным голосом. - У него
голова большая. А мужчины не думают!
- Тогда, - сказал он заминкой, - позволь предложить тебе жемчужину
этой коллекции... вот этот трехручный стилет!
- Трех... э-э... трехручный?
- Ну да, - сказал он значительно. - Для его лезвия не существует
панциря или кольчуги. Все прободает как если бы, скажем, истлевшую в битвах
рубашку рыцаря. Длинное лезвие позволяет достичь сердца тролля всего с двух
ударов!
- Проще перескочить пропасть в два прыжка, - пробормотал я. - Что-то
ты, хоть и маг, чересчур разбираешься в оружии... Неспроста это.
Мой добытый таким трудом меч с леденящим душу звоном покинул ножны. Я
встал в позу варвара, красиво изогнув торс и занеся меч под углом, затем
сменил на поза паладина, гордую и вызывающую, а потом молниеносно сделал
серию взмахов в стиле прижатого к стене ассасина-богатура.
Воздух трещал и падал как сыр ровно нарезанными пластами, а сверкающее
лезвие образовало вокруг меня таинственно мерцающую стену, похожую на
силовое поле.
Куцелий отпрыгнул и смотрел вытаращенными глазами. Я без остановки
перешел в позу крестоносца: набычился и засопел, а мечом пошел махать
крест-накрест, как надлежит воину Христова, утерявшему благородное
искусство рассекать противника красиво и возвышенно.
Я сам чувствовал как это эффектно со стороны, но кроме придурка-мага,
ни одной женщины, Свинильда и то далече, впрочем взамен получил этот меч...
Наконец я с полуоборота бросил особый трехручный в ножны, что за
спиной. Звякнуло, кончики пальцев пощупали высоту рукояти. Как по мне
ковали, хватать можно не глядя, на одних рефлексах...
- Все, - сказал я и захохотал, больно обескураженное лицо у молодого
мага. - Ты думал, останусь здесь ночевать?
Он поспешно опустил голову, но в глазах промелькнуло нечто, от чего
мою толстую кожу осыпало как колючим снегом. Похоже, здесь все ожидали, что
останусь не только на ночь.
На ночлег меня устроили в сторожевой башне, на то и варвар. Не успел я
задремать, как за дверью послышался шорох. Распахнул, едва успел
отшатнуться от летящего прямо в лицо огромного черного кома. По ноге словно
задели толстым ковром,
- Да закрой же двери!
Они смотрели на меня, оба запыхавшиеся, но довольные. Волк высунул
язык, загнув его трубочкой, ворон попрыгал на ложе, с натугой взлетел на
потолочную балку.
- Завтра, - ответил я на немой вопрос. - Завтра утром выступаем. А
чего вы не хотите ночевать здесь?
- Это ж не корчма, - рыкнул волк. - Здесь все с детства знают, что
можно, а что нельзя.
- А в корчме? - спросил я, чувствуя, что ответы зверей с чем-то
перекликаются с моими смутными ощущениями.
- Ну, корчма... - протянул волк.
- Корчма... это... - начал ворон, потоптался на балке, зачем-то начал
спешно чистить клюв, - Ну... то ж корчма!
Волк улегся у порога, ворон задремал на балке, но когда ночью я
проснулся от некого смутного беспокойства, пусто было как у порога, так и
наверху, под сводом.
Мучимый тревожными предчувствиями, я опорожнил мочевой пузырь прямо из
высокого окна и, чувствуя некоторое облегчение, снова рухнул на деревянный
топчан.
Когда солнце защекотало ноздри, я, не открывая глаз, громко чихнул, а
в ответ услышал в два голоса:
- На здоровье!
-... тебе в нос!
Волк лежал у порога, словно никуда не исчезал, сытый и довольный,
длинным языком подхватывал красные капли на морде. Или мне почудилось, у
него просто язык такой красный.
Ворон наклонился с балки и с беспокойством рассматривал меня то одним
глазом, то другим.
- Развлекались? - пробурчал я. - Хоть город не спалили? Если что,
скажу, что я вас вообще не знаю.
- Предатель, - каркнул ворон. - А где же мужская дружба?
- Это от зависти, - прорычал волк лениво. - Что без него тешились.
Вставай, мой лорд. Если что и попортили, то тебе что? Не наш город, не наши
люди, а чужое - да гори оно все!.. Во дворе уже седлают твоего коня.
Хороший конь. Молодой, сильный, здоровый, вкусный...
Я вскочил, чувствуя сильное тело, предостерег:
- Но-но! Ты должен беречь коня, как... не знаю кого. Если с ним что,
на тебе поеду.
Из окна падал широкий солнечный луч. Волк поднялся, солнечные зайчики
запрыгали на белых зубах, глаза блеснули желтым как расплавленное золото.
Когда сквозняк донес в мою сторону его запах, запах погулявшего в ночи по
городу зверя, я понял, почему даже единорог обычно вздрагивал и скалил
зубы, огромные и крепкие, способные дробить берцовые кости.
Во двое пестро одетые слуги с трудом удерживали под уздцы неспокойного
черного жеребца. Под солнцем он выглядел еще выше, массивнее, тугие мышцы
перекатывались под блестящей кожей, а толстые жилы вздувались с готовности
разметать этих жалких людишек и умчаться на волю.
Из башни магов вышел бледный как вампир Куцелий. Болезненно щурился,
даже прикрывал лицо от солнца обеими руками, словно от лучей останутся
широкие незаживающие раны. Разглядев меня, пошел через двор неверными
шагами:
- Приветствую, герой! Готов?
- Готов, - буркнул я.
- Совсем готов?
- Да понял я твои намеки, понял...
Солнце блестело и на моих плечах, таких же крутых и блестящих как
конский круп. Свернутое в трубочку одеяло уместилось в петле за седлом,
солнце и свежий воздух ласково щекотали мою кожу, а спину терли жесткие как
фанера перья ворона. Он дремал на седельном мешке, то и дело либо тычась в
спину пеликаньим клювом, либо царапая крылом.
Широкая перевязь не терла кожу, хотя из-за плеча хищно смотрела
рукоять тяжелого меча. На седельном крюке справа лук, слева - колчан с
длинными оперенными стрелами.
В окне башни появилось бледное лицо, и я, еще не разобрав кто смотрит,
охотно вскинул мускулистую длань и красиво помахал, сам любуясь вздутыми
мышцами плеча, предплечья, а когда слегка напряг, то вздулись буграми даже
пласты правой половины груди, задвигались косые мышцы спины, сбоку
оттопырился пласт мышц, словно крыло летучей мыши.
Рядом в окне забелело еще лицо. Уже чувствуя, что перебор, я все же
растянул губы в широкой открытой улыбке человека, которому скрывать нечего.
Солнечный зайчик от моих зубов побежал по каменной стене, высвечивая в
щелях серый цемент и зеленый мох. Помахал еще, уже напрягая грудную клетку
вовсю, на случай, если смотрят из других окон тоже, даже спину напряг, там
целые горные пласты со своими ущельями, долинами и красивыми барханами
горячей гладкой кожи.
- Красивая легенда, - вырвалось у меня внезапно, - красивая.
Куцелий вздрогнул, оглянулся:
