Два хорунжих, что скакали поодаль, пустили коней с другой стороны.
Копыта прогрохотали за спиной, Засядько молча кивнул есаулу, как вдруг на
спину обрушилось что-то тяжелое. Он мгновенно развернулся, схватил
кого-то. Тут же голову потряс сильный удар, перед глазами вспыхнули
звездочки. Он успел услышать женский крик и провалился во тьму.
Очнулся он сразу же, на нем сидели двое, скручивали руки за спиной,
сопели от усердия. Уткнувшись лицом в землю, он видел только ноги коней,
слышал приглушенные голоса.
Его подняли, держа крепко за руки. Есаул коротко взглянул в лицо.
Глаза были злые, но довольные:
-- Какая добыча! Кто думал, что захватим генерала?
Засядько прорычал:
-- Подлецы... Предали родину? Государя императора? Где моя жена?
Он услышал позади прерывающийся голос Оли:
-- Александр, со мной все в порядке.
Она стояла в окружении казаков, волосы ее растрепались, лицо
побледнело, но руки ее были свободны. Есаул сказал зло:
-- Мы родину не предавали! Это вы, проклятые москали, предательски
ввели войска в нашу Сечь, разорили, спалили, а старшин и кошевого угнали в
полон! А мы ушли за Дунай, тут и живем своим кошем. И никто нам не указ!
Эй, хлопцы, тащите кацапа.
Подталкиваемый грубо в спину, Засядько вяло передвигал ноги, мысли
метались суматошные, бессвязные. Да, это настоящие казаки, не турецкие
лазутчики, но казаки с того берега, что за плату взялись добыть туркам
языков. Они пренебрегают красивой европейской войной, где ходят строем и
бросают противникам перчатки. Для казаков выкрасть из вражеского стана
человека -- первое дело. Выкрасть и развязать ему язык. Если надо, то
каленым железом.
Правда, подумал он тревожно, их работа уже окончена. Допрашивать
будут турки. А при них европейские советники, специалисты! Не допустят
зверских пыток...
Он зло усмехнулся. Раскис, на европейскую гуманность понадеялся.
Во-первых, турки могут не приглашать в пыточный застенок европейцев.
Во-вторых, те могут сделать вид, что не слышат его криков. Или --
отчаянного крика Оли...
Его осыпало морозом. Оля! У него есть уязвимое место, и турки это
быстро поймут. Он выдержит все, но если при нем начнут истязать Олю...
Он думал, что их потащат к челнам. Казаки могли решиться дерзко
пересечь Дунай среди бела дня. Правда, уже опускаются сумерки... Нет, все
же свернули в маленький лесок, что рос в сотне шагов от воды. Деревья
стояли густо, покрывая землю густой тенью. Под ногами шуршала трава, но
листья еще не опали, скрывали людей и коней.
-- Дождемся темноты,-- сказал есаул,-- Теперь ночи наступают быстро,
не лето... Ты, кацап, можешь сесть, где стоишь. И твоя баба пусть
дожидается.
Один из казаков предложил:
-- Может пасти им позатыкать? А то визг поднимут...
Есаул оглядел Засядько критически:
-- Его высокопревосходительству барство не позволит вопить как
поросенку. Они-де благородные!
-- А генеральше? -- спросил казак услужливо.
Есаул махнул рукой:
-- Тут кричи не кричи... Покажется кто вблизи, тогда и заткнем. А то
ненароком захлебнутся соплями. Они ж нежные, а от нас такие деньги
уплывут!
Засядько поймал вопрошающий взгляд Оли. Она не выглядела испуганно,
но смотрела на него с надеждой. В ее глазах было виноватое выражение Это
она уговорила на поездку за пределы укрепленного лагеря.
-- Не трусь,-- сказал он подбадривающе.-- Щэ нэ вмэрла Украина!
Есаул насторожился, повернулся к ним всем телом. Его глаза пробежали
по статной фигуре русского генерала. Барин выглядит не барином, а
переодетым в барина гайдамаком, разбойником с большой дороги. А черные
цыганские глаза все опускает, прячет, чтобы не разглядели в них огня.
Больше прикидывается овечкой, чем в самом деле овечка.
-- Что ты знаешь про ридну неньку Украину? -- спросил он зло.--
Чертов москалюка!
-- Побольше тебя знаю, запроданец,-- ответил Засядько по-украински.--
Я родился на Украине, живу, и умру на родной земле. А вот ты...
-- Где это ты родился? -- спросил есаул сумрачно.
-- В Лютенке на Полтавщине.
Есаул смерил его недобрым взглядом, оглянулся, крикнул зычно:
-- Дмытро! Иди сюды!
Подошел немолодой казак. С бритой головы свисал запорожский чуб. В
левом ухе блестела золотая серьга с рубином.
-- Чого?
-- Этот кацап говорит, что он с Полтавщины.
Казак вперил в Засядько недобрый взор:
-- Откуда?
-- Лютенка, Гадячского уезда.
-- Гадяч знаю, сам оттуда. А кого там знаешь? Кошевого Билыка?
Засядько пожал плечами:
-- Это у вас тут такие кошевые. А у нас последний кошевой был Петро
Калнишевский, мой двоюродный дед.
-- Так-так,-- сказал казак холодно.-- А кто у него был главным
гармашом?
-- Мой батя,-- ответил Засядько нехотя.-- Казак Дмитро.
Запорожец несколько мгновений смотрел в упор:
-- То-то мне твоя москальская харя показалась знакомой... Как он
сейчас?
-- Помер,-- ответил Засядько совсем тихо.-- Старые раны сказались.
-- Понятно,-- сказал запорожец невесело.-- Настоящие казаки мрут, а
всякая погань живет. Навроде тебя.
Он повернулся, удалился неспешно. Есаул отвел взор, он внимательно
слушал каждое слово, крикнул зычно:
-- Сашко!.. Не спи в дозоре, выпорю.
-- Не сплю,-- отозвался обиженный голос.
-- Все вы так говорите,-- бросил есаул.-- Ночами по чужим бабам, а
днем ни к черту не годитесь.
Если что и изменилось, то разве что к нему стали относиться еще
враждебнее. Он оказался не просто москаль, а еще и перевертень, то-есть,
оборотень: будучи украинцем, пошел на службу к врагам! И не важно, что он
при взятии Сечи еще не мог держать саблю в руке, а то и вовсе еще не
родился.
Оля страдала молча, без крика и жалоб прижалась к его плечу, сидела
тихая как мышь. Он чувствовал ее напряжение, она больше прикидывалась
насмерть перепуганной, чем была такой на самом деле.
Уже все небо усыпало звездами, а челн все не появлялся. Оля шепнула
тихонько:
-- Неужто тебя не хватятся?
-- Вряд ли...
-- Почему? -- удивилась она.-- Ведь ты всегда был нарасхват! Без тебя
ничего не решалось, ты всегда всем был нужен...
-- Я часто уезжал в части, инспектировал. Всегда неожиданно. Как
видишь, сейчас это обернулось против меня.
Казаки прислушивались, а когда Оля сказала чуть громче, один цыкнул:
-- Тихо! Иначе пасти тряпками замотаем.
Они умолкли, и тут Засядько услышал тихий плеск воды и скрип уключин.
Казаки зашевелились, один исчез в темноте. Зашелестели ветви, в сторонке
уводили коней. Наконец приблизились негромкие голоса, шелест травы. Тихий
голос велел:
-- Тащи языка в челн!
-- С ним баба,-- отозвался другой голос.
-- Да заруби ее к бесовой матери!
Оля замерла, потом голосок ее задрожал:
-- Тебе гадалка сказала, что мы будем жить в любви и счастье...
-- Верно,-- шепнул он.
-- И умрем в один день?
Он шепнул ей в самое ухо:
-- Но она нагадала восьмеро детей. А у нас только семеро.
В темноте послышался скребущий звук, казак чесал затылок:
-- Красивая баба... Грех на душу брать. Если бы мою тещу...
-- Ну, тащи обоих. Места хватит.
Засядько ощутил толчок в спину:
-- Поднимайся, барин. И ты, красуня.
Их вывели из гая, впереди по воде блестела золотая дорожка ярко
горящего узкого серпика луны. Тянуло прохладой. У края воды колыхался
длинный челн, еще один неспешно пересекал реку. За веслами виднелись две
грузные фигуры.
Оля толкнула плечом мужа, Александр отрицательно покачал головой. Со
связанными руками, под ружейными дулами, у них нет шансов уйти. А на
берегу еще и на конях пятеро или шестеро.
Придерживая его за плечи, усадили в челн. Оля, дрожа от страха,
шептала жалкие слова и все время цеплялась за него, словно черпала из мужа
силы. Качнуло, заскрипел песок под днищем, последовал сильный толчок, и
чайка пошла резать волны. Казаки опустили весла, развернули чуть, и весла
пошли без плеска загребать воду.
Темное звездное небо колыхалось, лунная дорожка раздробилась на сотни
блестящих осколков. Засядько поинтересовался:
-- Здорово у вас получилось! Это вы сами придумали такой рейд, или
было задание?
Есаул хмыкнул:
-- Конечно, сами. Мы не тупые москали, которым нужно все разжевать и
в рот положить. Нам говорят только что им нужно. А как сделать -- сами
придумываем.
-- А вы знали, что я буду проезжать там?
-- Ну, не то, чтобы знали, но один человек за тобой, барин, следил
давненько.
Засядько насторожился, но сказал тем же безразличным тоном, будто
просто поддерживал разговор:
-- Ваш казак?
-- Не совсем казак,-- буркнул есаул.-- Но не турок, а наш,
православный.
-- Гм,-- удивился Засядько.-- Так не бывает! Не француза же пошлют за
мной следить! Либо турок, либо казак, другого быть не может.
Есаул сказал с презрением:
-- Много ты понимаешь! Один из советников Ахмед-паши заслал двух или
трех на эту сторону, чтобы следить за тобой. Видно считает тебя важной
птахой. Своих людей заслал. Православных, как и он сам.
Засядько услышал как тихонько ахнула Оля. Она уже поняла кто этот
советник Ахмед-паши. В ужасе продолжала цепляться за него, дрожала,
прилипала как банный лист.
Александр вдруг сказала Оле строго:
-- Довольно. Перестань.
Она всхлипнула, помотала головой. Он приблизил губы к ее уху, что-то
шепнул. Она еще раз всхлипнула, нехотя отстранилась, судорожно вздохнула,
как ребенок после долгого плача. Есаул наблюдал с удовлетворением. Генерал
умеет держать жену в железном кулаке. Все верно: чем больше жену бьешь,
тем борщ вкуснее.
-- Если я важная птица,-- сказал Засядько медленно, словно
раздумывая,-- то меня уже ждут на берегу. Там будет сам советник
Ахмед-паши?
-- Вряд ли,-- ответил в темноте есаул.-- Кто знал, когда тебя поймают
или подстрелят? Это сегодня был удачный день, ты сам полез к нам в руки.
Но мы отведет тебя к нему сразу, не беспокойся. У него дом стоит от берега
близко.
Казаки подняли весла, чайка еще некоторое время стремительно неслась
по волнам. Наконец под днищем скрипнуло, их качнуло, рядом послышался
плеск, за борт ухватили дюжие руки, подтащили на берег. Засядько от толчка
упал, Оля поддерживала его обеими руками, но молчала.
Александр шел, понурив голову, руки держал за спиной. Оля все так же
цеплялась за него, всхлипывала тихонько. Ее широкий плащ мешал рассмотреть
его руки, так в слабом свете луны виднелась веревка, но Засядько боялся,
что могут заметить надрез, веревка вот-вот лопнет. Лезвие ножа, который
ему сунула Оля, после того как в лодке едва не разрезала веревки вовсе, не
останови ее вовремя, он зажал между кистями, а рукоять укрыл в широкой
ладони.
-- Куда его? -- послышался голос.-- В крепость?
-- Этого нет,-- сказали сзади.
-- А что с ним? Генерал! Кто думал, что так повезет?
-- Нет,-- донесся твердый голос.-- Это тот, за которым следили особо.
За него и награда особая.
-- От турков?
-- Дурак ты. От самого хозяина. А потом, может быть еще и турки
что-то добавят.
-- Ага, они добавят. Как бы и свое не отобрали.
-- За этого добавят точно.
Впереди на фоне неба вырос невысокий рыбацкий домик. Видно было
развешанные сети. Сильно пахло рыбой, солью. Голос позади Засядько велел
-- Бери коня и скачи к хозяину. Он явится сразу.
-- На ночь глядя?
-- Скачи, увидишь. А мы подождем здесь. Он хочет с ним повидаться
первым. Да и с этой женщиной. Очень хочет!
