начальником артиллерии всегда являлся начальник штаба
генерал-фельдцейхмейстера. Должность генерал-фельдцейхмейстера занимал
великий князь Михаил, который армии не любил и не вмешивался в
распоряжения начальника штаба, предоставив ему свободу действий и
возможность отдавать приказы от своего имени.
Сначала Засядько провел срочную реорганизацию артиллерии. По его
приказу были сняты с вооружения устаревшие единороги, верно послужившие
еще Ивану Грозному при осаде Казани. Новые орудия, отлитые по своим
чертежам, Засядько направлял во 2-ю армию, в которой когда-то был дежурным
генералом. Этой армии первой предстояло вступить в бой во время
неизбежного столкновения с Турцией, и Засядько хотел, чтобы она была
оснащена на уровне лучших европейских армий.
Одновременно он отдал приказ о сформировании в русской армии
постоянной ракетной роты. Ей было присвоено название "Ракетная рота N 1".
Командиром Засядько назначил подпоручика Андрея Балабуху, сына погибшего
друга и своего воспитанника еще с Артиллерийского училища.
Балабуха принял назначение восторженно. Несмотря на юный возраст, он
отлично понимал историческое значение нового вида оружия.
-- Первая в армии ракетная рота! И я -- ее командир! Александр
Дмитриевич, не знаю, как доказать вам, что буду достоин высокого
назначения!
Многие воспитанники Артиллерийского училища, которых Засядько, будучи
директором, принимал неоперившимися кадетами, а выпускал юными соколами,
продолжали смотреть на него сыновними глазами и обращались по
имени-отчеству. Засядько не препятствовал нарушению субординации. Он любил
своих питомцев. В большинстве это были демократически настроенные офицеры,
в которых ему удалось зажечь интерес к делу и воспитать чувство
гражданского долга.
-- Вот что, Андрей,-- сказал Засядько. Он часто обращался к бывшим
ученикам по имени.-- Ты получишь новейшие шестизарядные ракетные
установки, а к ним -- полные боевые комплекты. Сам отбери людей и как
можно тщательнее обучи всей премудрости ракетного дела. Помни, что здесь
нужно больше полагаться на разум, а у нас все еще полагаются на силушку.
-- Сделаю! -- отчеканил Балабуха.
-- Получишь двадцать три ракетные установки. Семь для
четырехдюймовых, по восемь для двух с половиной дюймов и двухдюймовых.
-- А ракеты?
-- Две тысячи, полагаю, хватит.
Балабуха не ожидал такого богатства, но на всякий случай заметил:
-- Александр Дмитриевич! Несколько дней стрельбы -- и мы останемся с
пустыми руками.
-- Стрелять нужно с толком.
-- Но при скорострельности ваших установок...
-- Все равно. Ракеты лучше ядер поражают цель, однако и стоят дороже.
Он весело посмотрел на опустившего голову подпоручика и вдруг сказал
в неожиданном приливе великодушия:
-- Ладно! Дам еще тысячу.
Балабуха недоверчиво поднял голову. На его широком лице застыла
нерешительность, белесые волосы растрепались и торчали во все стороны.
Голубые, как васильки, глаза смотрели выжидательно.
-- Ей-богу, дам,-- подтвердил Засядько.-- Государь поставил под мою
руку все пороховые, оружейные и литейные заводы Российской империи.
Балабуха потрясенно прошептал:
-- Вот это да... Все заводы! Теперь с ракетами дело пойдет?
Засядько кивком подтвердил нехитрую догадку подпоручика.
-- Я уже распределил заказы на ракеты. Иначе ты не получил бы и
тысячи.
-- А на каком заводе станут делать их?
Засядько усмехнулся наивности вопроса.
-- Ракеты -- слишком сложное устройство, чтобы их можно было делать
на одном, пусть даже самом крупном заводе. Пришлось распределить заказы по
всей империи.
-- Как здорово!
-- Да? Двух директоров снял, а третьего едва не упек в солдаты. Не
желал осваивать новое дело, привык лить колокола для церквей!
Глава 44
Благодаря радушию Оли его большой дом был всегда открыт для друзей,
для знакомых, даже незнакомых. Сначала посещали самые близкие, потом
потянулись старые боевые товарищи, затем настал черед воспитанников. Они
как раз и интересовали его больше всего. Чему сумел научить, какие знания
и добродетели заронил в их души?
Кто не сумел навестить его лично, слал пространные письма. И шли эти
конверты со всех концов необъятной Российской империи, из Польши,
балканских стран, Франции, Австрии, Пруссии, Англии, Италии, Голландии,
Швеции, Испании, недавно созданного королевства Греции... Письма приходили
даже из-за океана.
Обширнейшая переписка стала занимать по несколько часов в день.
Писали друзья далекие и близкие, писали бывшие ученики. Нередко
встречались письма совершенно незнакомых людей, испрашивающих совета в той
или иной области.
Однажды Василь внес в кабинет особенно большой ворох писем. Засядько
рассыпал их по столу, пробежал глазами обратные адреса, выбирая, с кого
начать. Наконец распечатал письмо от Леопольда, боевого товарища, с
которым ел кашу из одного солдатского котла, когда сражался против полчищ
Бонапарта. Он любил этого сильного, способного и энергичного человека.
Леопольд -- поэт, любитель приключений и сражений -- скитался по всей
Европе, принимал участие в войнах, которые случались на его пути, был
лично знаком со многими выдающимися людьми своего времени, в том числе с
наиболее известными учеными, изобретателями, писателями. Ему предлагали
корону Греции, но он отказался от нее, и лишь бельгийцам удалось склонить
его стать у них королем.
-- Гм,-- произнес Засядько, читая письмо,-- теперь мне придется
обращаться к тебе, Леопольд, "ваше величество"...
Леопольд писал, что революционные бельгийцы, сбросив короля
Вильгельма I, оказались в тяжелом положении. Коалиция держав во главе с
Николаем I готова была послать войска, чтобы восстановить короля в правах
и растоптать республику, лишь поэтому он, Леопольд, согласился прибыть в
Бельгию и принять королевскую власть, "чтобы сохранить конституцию и
республику". Дальше Леопольд жаловался на разорение страны предыдущим
королем и звал Засядько в Бельгию.
"Нам очень не хватает умных и знающих людей",-- прочел Засядько
вслух. Он криво улыбнулся, представив себя выезжающим в Бельгию. Неужто он
из породы людей, которые могут творить лишь на родной земле?.. Вряд ли.
Для настоящего человека вся земля -- родная.
Еще раз прочел письмо. Да, Леопольд взялся за дело умно. Провел сеть
железных дорог, всячески поощряет промышленность и торговлю. Жизненный
опыт и знание людей обеспечивали ему большое влияние на судьбы Европы.
Разогнал пышный двор льстецов, окружил себя учеными, изобретателями,
музыкантами.
Но здесь на Руси дело с ракетами уже поставлено на хорошую основу. А
в Бельгии придется начинать если не с нуля, то времени все же потеряет
немало!
Ему было велено считаться генералом от артиллерии, и Засядько был рад
этому, ибо у артиллеристов жалованье было самым высоким в армии.
Внуков тут же принялся подсчитывать:
-- Генерал от артиллерии... Уставом 1796-1797 годов звание
генерал-аншефа заменено званием генерала по родам войск, то есть ты не
генерал-аншеф, а генерал от артиллерии... А по воинскому уставу 1716 года
генерал-аншеф -- это главнокомандующий, равный фельдмаршалу. Он
возглавляет консилию генералов... Поздравляю, Александр Дмитриевич!
-- Не с тем поздравляешь,-- ответил Засядько безучастно.
-- А с чем же еще?
-- Сегодня несколько часов провел за расчетами, и, представляешь,
концы с концами начали сходиться!
-- Александр Дмитриевич! -- всполошился Внуков.-- Какие еще вам
понадобились расчеты?
-- Высчитывал запас горючего на обратный путь с Луны на Землю.
Понимаешь, оттуда стартовать намного легче. На Луне тяготение в несколько
раз меньше...
Возмущенный Внуков не находил слов. Конечно, гении всегда поражают
окружающих своими причудами, но это уж слишком! Обратный путь с Луны на
Землю! Как будто и туда можно добраться не иначе, как в горячечном бреду.
-- Вся беда в том, что приходится считать слишком много,-- говорил
между тем Засядько, горестно вздыхая.-- Целую дивизию математиков нужно бы
усадить за расчеты. Эх, поскорее бы сделали математическую машину...
-- Математическую машину?
-- Да. Которая бы считала в миллионы раз быстрее людей. И не
ошибалась бы. Чего глаза выпучил? Еще Свифт писал о такой. Помнишь, когда
Гулливер попадает к лапутянам?
-- Не читал,-- отрезал Внуков.
-- Зря... Есть книги, которые не стареют. Наоборот, из дали лет лучше
видишь их величие.
Засядько бросил в камин несколько поленьев, высек огонь. Пламя весело
побежало по дереву, повеяло теплом. Засядько довольно зажмурился. Он любил
тепло, хотя легко переносил и холод. Вспомнил, что Наполеон, который в
походах спал на сырой земле и на снегу, в своем дворце в Фонтенбло
панически боялся сквозняков и велел топить камины даже в июльскую жару.
Внуков покосился на стол, заваленный бумагами с расчетами траекторий,
зябко передернул плечами. Засядько засмеялся. Он понимал исполнительного
офицера, который смотрит на математические формулы как на китайскую
грамоту. Дескать, чур нас от науки и техники! Солдат не должен быть
чересчур умным, а то умирать не пойдет по чужому слову. Беспрекословно не
пойдет.
-- Вы великий человек, Александр Дмитриевич,-- сказал он
почтительно,-- Но, побей меня бог, я так и не понял такого увлечения
ракетами. Боевое оружие -- да! Но междупланетное?
-- Вот-вот,-- Засядько горько махнул головой.-- Если у меня и есть
какое-то величие, то оно как раз и заключается в ракетах. Ты считаешь меня
счастливым человеком, полно прожившим жизнь? А я чувствую себя самым
несчастным на свете. Военные заслуги? Груда орденов и золотая шпага?
Современники ценят меня только за них. Точно так же современники Архимеда
ценили его только за инженерную оборону Сиракуз. А каково было ему среди
моря невежества? Ведь его математические работы больше чем на две тысячи
лет опередили время и становятся понятными лишь теперь, в эпоху создания
дифференциального и интегрального исчислений! Ты понимаешь, как это
страшно: за всю жизнь не перемолвиться о главном ни с одним человеком? А
внешне все благополучно...
Засядько отвернулся, проглотил комок, подступивший к горлу, и стал
смотреть в окно. Потрясенный Внуков некоторое время пытался представить
себе бездну, отделяющую этого гения от эпохи, в которой нужно было бы ему
родиться, но стало страшно, словно бы повис над пропастью.
-- А как же проект насчет священников-врачей? -- спросил он в
отчаянии.-- Ничего не пойму! Неужели это тоже реально? Ведь явное
противоречие...
Засядько, не оборачиваясь, ответил:
-- А что делать? Сидеть сложа руки? Да, это мало реально. Но посуди:
почти каждая самая захудалая деревушка имеет церковь. Поп, дьякон, дьячок,
причетники... А фельдшер едва ли на волость отыщется. Люди мрут как мухи.
Грязь, болезни, увечья... В диких племенах Тунгусии и то дела обстоят
иначе. Там, в каждом селении есть шаман, он же и лекарь.
-- Такое сравнение кощунственно,-- заметил Внуков робко.-- Дикие
язычники и православные служители господа...
Засядько с неудовольствием пожал плечами.
-- Какая разница? Религии всех времен и народов служат одной цели.
Только у дикарей шаманы больше пользы приносят. Эх, не скоро придет эра
новой античности! Но придет. Люди перестанут стыдиться тела, прекратятся
изуверские истязания плоти. Ведь все напрасно! Чем больше подавляешь
