боится боли... Или не выносит вида крови.
Он взял свою шпагу из безжизненных пальцев Маратина, Внуков подхватил
оружие противника и передал майору. Доктор уже хлопотал над раной
Маратина, а тот, к удивлению Засядько, небрежно отстранял его услуги, и в
этом не было никакой показухи.
Внуков подошел довольный, но тоже чем-то озадаченный:
-- Ну как?
-- Что?
-- Ну, как тебе показалось...
-- Показалось? Да, именно показалось, померещилось. Что-то у меня
тягостное чувство какое-то... Вчера еще было смешно и неловко, все-таки мы
взрослые люди, я сейчас и вовсе как-то гадко... Зови карету! Надо
возвращаться.
Внуков с облегчением перевел дыхание. Похоже, тоже стремился поскорее
уйти с этого места. И уже не только потому, что нарушили закон о
недопустимости дуэлей. Нечто тягостное повисло в воздухе, словно
предчувствие беды.
Через два дня его посетил Внуков. Вид у него был мрачный. Не глядя в
глаза, сказал глухим голосом:
-- Маратин скончался...
Засядько вздрогнул. Мгновенно вспомнил и странные слова Маратина, и
его отчаянный вид, и непонятное поведение.
-- Почему?
-- Ему стало дурно еще по возвращении, из кареты едва вышел. В
спальню его отвели под руки. Ночью он скончался, а труп сразу раздулся,
запах пошел очень нехороший. Будто шло гниение. Старуха, что явилась
омывать труп, упала в обморок.
Засядько сказал медленно:
-- Странные признаки...
-- Очень странные,-- подтвердил Внуков. Он прямо посмотрел друга в
глаза.-- Что ты об этом думаешь?
-- Ну, боюсь и подумать.
-- Я тоже.
-- Понятно. De mortues aut bene, aut nichil...
Внуков повторил задумчиво:
-- О мертвых либо хорошо, либо ничего... Ты тоже подумал о его шпаге?
Вы ведь поменялись, как гласят условия старинных поединков...
Засядько сказал нехотя:
-- Потому и не хочу говорить о таком. Если у него и нет еще своих
детей, то есть родители, родня... Я не хочу, чтобы на них пало пятно. Свет
жесток, вовек за чужой грех не отмоются.
-- Молчим?
-- Лишь бы его секундант... да доктор не проговорились. Хотя вряд ли.
Их могут заподозрить в соучастии. Смолчат! Не ради чести, а ради
сохранения своих шкур.
Внуков вздохнул:
-- Так сами пороки наши могут приносить благо. Ладно... Но как ты,
даже не дрогнул!
-- Тогда?
-- Тогда что, теперь! Ведь волосок отделял от свершения великой
подлости. Не даром же он так переменился в лице. И сказал что-то о
Провидении, которое все видит. Или насчет заповеди, я не запомнил от
волнения. Мол, не желай другому то, чего не хотел бы себе...
Засядько с силой потер ладонями лицо, положил кулаки на крышку стола:
-- Ладно. Это все суета сует. Вернемся к вечному.
-- Согласен,-- сказал Внуков.-- Наливай!
Засядько поморщился, не принимая шутки:
-- Я говорю о новом здании Арсенала. Что слышно?
-- Проект пока в канцелярии его величества государя императора.
Засядько сказал безнадежно:
-- Ну, тогда пиши пропало.
-- Дело не безнадежно! -- сказал Внуков и впервые улыбнулся.--
Государь изволил затребовать эти бумаги для личного рассмотрения. И хотя
он все больше времени проводит на масонских собраниях и часами молится в
их тайных оргиях... хотя я не понимаю как на оргиях можно молиться?.. но
решения принимает все еще быстро... и более-менее верно.
Глава 39
Александр I утвердил план и смету строительства нового здания
Арсенала, а также расходы по перенесению лаборатории в безопасное место.
Друзья предлагали Засядько добиться, чтобы место старой лаборатории
оставили лично для него, и уже подсчитали, какой доход ему принесет, но
генерал составил план по строительству лагеря для своих воспитанников с
разведением при нем хорошего сада. "Это полезно для здоровья юнкеров, и
вместе с тем лагерь будет близ самого училища",-- записал он.
Наконец Арсенал был построен, и все необходимое разместилось там в
должном порядке. Александр I, посетив Арсенал, пришел в восторг,
императрица Мария Федоровна, как об этом в тот же вечер писали газеты в
разделе светской хроники, "с материнской заботливостью входила в разные
подробности... осталась чрезвычайно довольна и со свойственной ей милостью
изволила изъявить свое удовольствие генералу Засядько".
Великая княгиня Мария Павловна после обозрения Арсенала, как сообщила
через неделю та же светская хроника, изволила сказать: "Это не Арсенал, а
магазин галантерейных вещей". Засядько долго прикидывал: похвала это или
оскорбление? Видимо все-таки великая княгиня решила, что подобное
сравнение делает честь Арсеналу.
Однажды в один из напряженнейших дней к Засядько подбежал
взволнованный полковник Крюгер, его помощник:
-- Александр Дмитриевич, гости! Его императорское величество со
свитой!
-- Знаю,-- ответил Засядько, взглянув на часы.-- Предупреждали
заранее...
-- Что же вы не сказали? -- не удержался Крюгер.-- Мы бы
подготовились.
Засядько взглянул на него холодно:
-- Ковры постлали бы? Или посыпали песочком дорожки?
Крюгер поспешил исчезнуть. Засядько неторопливо пошел навстречу
подъехавшим каретам. Наметанным глазом отметил несколько иностранцев.
Такие делегации были ему не в диковинку. Осмотреть Арсенал приезжали
иностранные принцы, военные советники союзных держав, послы дружественных
стран. Обычно их сопровождал либо сам император, либо кто-то из его
братьев.
-- Александр Дмитриевич,-- спросил осторожно появившийся за спиной
Крюгер,-- может, вы переоделись бы?
-- Уже не успеваю,-- ответил Засядько беззаботно.
Он был в простой холщовой рубашке, изрядно потертой на локтях. На
боку желтело большое пятно от кислоты.
С Александром I прибыла большая свита. Императрица Мария Федоровна,
великая княгиня Мария Павловна, великий князь Михаил Павлович, великий
князь Николай Павлович... Все великие и все самые знатные... Был и
неизменный Аракчеев, объект неугасающей ненависти в русских войсках.
Царь милостиво кивнул Засядько, а великий князь Михаил вскинул руку в
приветственном жесте и пошел ему навстречу.
Когда они обменивались рукопожатием, к ним приблизился еще один
человек в одежде английского покроя. Засядько узнал фельдмаршала
Веллингтона, портреты которого встречал в газетах после битвы под Ватерлоо
довольно часто.
-- Здравствуйте, генерал,-- сказал Веллингтон, протягивая руку.-- Нам
нет нужды представляться. Участники войн с узурпатором долго еще будут
узнавать друг друга по незаметным для других приметам!
Засядько пожал руку герцогу, которому еще довелось командовать
английскими войсками при завоевании ряда княжеств в Индии -- сказочной
стране, где ему так и не удалось побывать.
-- Я уж подумал, не сам ли это Петр Великий,-- говорил между тем
Веллингтон.-- Кстати, в Англии нарасхват продавались газеты с описанием
Итальянского похода русской армии. Тогда у нас впервые прочли о вашем
подвиге при взятии Мантуи. Вас тогда не отметили наградой? Странно...
Потом ваше имя нередко упоминалось в военной хронике... Скажите, а эта
простонародная рубашка вам не мешает?
Засядько понравилось, что фельдмаршал произнес последнюю фразу без
нарочитой брезгливости.
-- Почему она должна мешать? Очень удобна для работы.
-- Разумеется,-- согласился Веллингтон.-- Но разве вам не приходится
ежеминутно доказывать целесообразность такой одежды?
Засядько рассмеялся. Веллингтон ему нравился.
-- Не обращаю внимания. Петр тоже любил простую одежду, когда
работал.
-- У Петра были великие замыслы,-- возразил герцог,-- он мог не
обращать внимания на мелочи.
-- У меня тоже замыслы,-- ответил Засядько шутливо.
Однако Веллингтон не рассмеялся. Внимательно всматривался в загорелое
лицо генерала. Он знал, что этого молодого генерала называли специалистом
по ракетам -- новому и еще не изученному виду оружия. Кто знает... Ракеты
-- темная лошадка. Может быть, ничего в них нет, а может -- колоссальное
будущее. Нужно иметь мозг гения, чтобы, глядя на яйцо, видеть в небе
парящую птицу.
-- Если ваше дело удастся,-- сказал Веллингтон,-- то ваша слава
затмит славу ныне живущих. Так уж повелось, что при жизни смотрят на
родословную, а после смерти оценивают дела. Уже сейчас имена механиков
Уатта и Фултона гремят на американском континенте, да и у нас в Британии
они известны больше иных принцев крови!
Уже покидая Арсенал, Александр I осмотрел и учебную роту Засядько.
Солдаты застыли как истуканы, ели глазами государя-императора. Александр,
постаревший и с блуждающим взором, как-то чересчур внимательно
всматривался в солдатские лица. Остановившись перед левофланговым, спросил
неожиданно:
-- Если я велю тебе выстрелить мне в сердце, выполнишь?
Солдат смотрел, выпучив глаза. Рявкнул густым сильным голосом:
-- Я солдат, Ваше Величество. Мой долг -- выполнять все, что прикажет
вышестоящий командир.
-- Значит, выстрелишь?
Солдат ответил четко:
-- Вы -- царь-император. Ваш приказ -- закон. Конечно, выстрелю.
Александр кивнул, довольный вроде, подошел к другому:
-- А ты выстрелишь?
-- Выстрелю, Вше Величество.
К третьему:
-- А ты?
-- Выстрелю, Ваше Величество.
Так дошел до конца, все отвечали одинаково. Но последний вдруг
ответил:
-- Нет, Ваше Величество.
Засядько видел как прояснилось лицо императора. Наконец у кого-то
любовь и преданность императору превозмогла жесткий закон повиновения
приказам! Расчувствовавшись, он достал горсть золотых монет, вложил в руку
солдата:
-- А почему не выстрелишь?
-- Я бы с охотой стрельнул,-- пожаловался тот,-- однако, Ваше
Величество, я барабанщик. Мне ружье в руки брать вовсе не положено!
Сдает император, подумал Засядько с тревогой. Что с ним? Еженощные
моления с масонами доведут до умопомешательства и покрепче человека. А у
этого глаза всегда были на мокром месте.
Пока Александр I осматривал новые пушки, Аракчеев расстегнул у
солдата воротник, увидел грязное белье, взревел в ярости:
-- Что такое? И это победоносная армия? Немедленно сменить всем
солдатам исподнее!
Засядько сказал хмуро:
-- Простите, но нашей роте уже пятый месяц не выдают запасное белье.
-- Это не оправдание,-- рявкнул Аракчеев.-- Пусть поменяются друг с
другом!
Засядько видел смеющиеся глаза Веллингтона. Но когда разъяренный
Аракчеев отвернулся от Засядько, англичанин сделал чисто английское лицо,
бесстрастное и неподвижное.
21 августа 1821 года генералу Засядько была объявлена высочайшая
благодарность за воинскую выучку учебного карабинерского полка, которым он
заведовал. 24 декабря за превосходные знания воспитанников директор
Артиллерийского училища Александр Дмитриевич Засядько был награжден
орденом св. Анны 1-й степени. В апреле 1822 года изобретатель Засядько был
пожалован землей в Саратовской губернии, которая моментально ушла на
уплату долгов, ибо опыты с ракетами производились на собственные средства.
8 ноября директору, управляющему, начальнику и т.д. Засядько был объявлен
приказ генерал-фельдцейхмейстера: "Осматривая 2 и 4 чисел сего месяца
Артиллерийское училище, учебную артиллерийскую бригаду и С.-Петербургский
Арсенал, к совершенному моему удовольствию я нашел во всех частях везде
превосходный успех, отличный порядок, устройство и опрятность. Столь
блистательное состояние я отношу единственно к особому усердию и попечению
