неразборчивее:
-- Саблей тоже уметь надобно... Если кто считает, что он умеет, пусть
попробует со мной.
Старший из казаков сказал:
-- Похоже, черти тебе помогли как-то улизнуть. Но со мной так не
случится. Эй, Мыкола! Бабу отдаю вам на потеху, а этого угостите колом по
башке... Нет, а вдруг опять уйдет? За голову мертвого тоже награда, хоть и
чуть меньше. Зато места в мешке займет меньше... Нет, не стреляйте!
Чертовы москаляки проснутся, набегут как мурашва. Они ж только числом
могут... Саблями его!
Он отступил, Засядько услышал зловещий свист выдергиваемых из ножен
сабель. Сердце замерло, он никогда в жизни не чувствовал такого страха. Он
с голыми руками, а враги вооружены острым железом, их много... А с ним
Оля, мужественная Оля, которой страшно, но не падает духом, верит в
него...
-- Васильев,-- сказал он,-- служит туркам. От них получает деньги.
Неужели вы, славяне, готовы помогать туркам супротив нас, русских? Вы же
братья по крови, братья по вере! Мы же все -- православные.
Казак бросил резко:
-- Лучше турки, чем москали! Ребята, руби в капусту! Ежели баба
завизжит, руби и бабу!
Засядько увидел блеск на обнаженных лезвиях, спина уже покрылась
холодным потом, будто уже туда вонзились сабли, как вдруг из темноты
раздался хриплый голос:
-- Стойте! Кого поймали?
-- Опять енерала,-- ответил казак раздраженно.-- Теперь надо
прикончить, чтоб уж наверняка. А голову отвезем тому Васильеву, большие
деньги за нее дает.
В залитое лунным светом место вышел кряжистый запорожец. Чуб на
бритой голове выглядел как толстая черная змея, а рубин в ухе блестел
странно и зловеще.
Он усмехнулся неподвижному Засядько, неспешно вытащил из-за пазухи
пистолет, внезапно швырнул его Александру. Тот инстинктивно поймал и тут
же, соображая быстро, навел его на старшего казака. Запорожец уже держал
ружье, черное дуло смотрел прямо в грудь другого. Оля торопливо подхватила
ружье, с которым приплыли, прицелилась в кого-то в темноте.
Казак дернулся, вскрикнул неверяще:
-- Кондрат! Ты сдурел?
-- Ага,-- согласился запорожец.-- это дурость, конечно, но второй раз
не могу отдать вам земляка. Да еще добро бы туркам, а то проклятому
москалю! Все-таки мы из одного уезда... Наши села рядом.
Старший казак сказал со злостью:
-- Нас семеро!
Запорожец хмыкнул:
-- Вы знаете, что я возьму с собой в ад хотя бы двух. Женщина кого-то
подстрелит, по ней видно, что она -- казачка. И этот землячок тоже не
прост, как мне кажется. Если он в самом деле сын гармаша Дмитра.
Они посмотрели на Засядько, и тот увидел как лица вытянулись, кровь
отхлынула от щек. Они уже понимали, что он очень не прост. И если генерал
оказался львом, но генеральша у него -- львица. Взяла на прицел Семена, у
того зубы стучат, будто черт по коробке колотит.
-- Нам заплатили за его шкуру,-- сказал старший казак упрямо.
-- Тогда попробуйте ее взять,-- предложил Александр.-- Но когда наша
драчка кончится, ты уверен, что ее будет кому снимать?
Казаки в нерешительности смотрели на них, уже на троих. Запорожец
выглядит весь сплетенным из жил, суровая жизнь вытопила весь жир до капли,
иссушила плоть. А генерал был из того куска металла, из которого боги еще
раньше выковали его двоюродного деда Калнишевского. Да и ружье в руках
женщины не дрожит, черное дуло смотрит то прямо в грудь бледного как
смерть Семена, то рассматривает его переносицу, и Семен уже икает от
ужаса: представляет как расплескает его мозги на сажень, а то и на сажень
с четвертью.
-- Пусть ее снимают черти в аду,-- сказал хорунжий.-- Если сумеют!
Они попятились под прицелом трех ружей, а отойдя на дюжину шагов,
повернулись и скрылись в темных зарослях. Засядько, провожая из взглядом,
услышал уважительное от старого запорожца:
-- У тебя настоящая женщина!
-- Я всегда хотел в жену ту,-- ответил Засядько медленно,-- кто идет
не за мужем, а рядом.
Он повернулся, хотел поблагодарить, но старый запорожец уже скрылся в
темноте, ушел вместе с казаками.
Оля сказала шепотом:
-- Что теперь?
Он посмотрел на серпик, что приблизился к краю неба. На востоке
начала сереть полоска, но звезды еще горели ярко, непривычно крупные,
блистающие. Еще перекликались ночные птицы, но чувствовалось, что ночь уже
на исходе.
-- Надо соснуть пару часов,-- решил он.-- Утром выводим ракеты на
ударные позиции!
Она смотрела пристально. Наконец ее губы тронула понимающая усмешка.
Если это тишь да гладь, если это как раз дни, когда ничего не происходит,
то каковы же те, другие дни?
Глава 48
Утром Засядько придирчиво осматривал позиции, где Балабуха расставил
ракетчиков у шестиствольных установок. Он сам выбирал эти позиции,
Балабухе не так уж много осталось и сделать, но за всеми нужен глаз да
глаз. Сколько сражений было проиграно, когда слишком надеялись на
помощников? Судьба Наполеона под Ватерлоо тому примером.
За спиной остались неповоротливые осадные орудия, даже полевая
артиллерия, где вся ударная мощь состояла из пушек, отлитых по его
чертежам.
Похоже, Рагулину тоже не спалось. Засядько с неудовольствием увидел
как председатель военного совета с огромной свитой обходит позиции,
придирается к тому, как начищен кивер, как нафабрены усы гренадеров, и
гораздо меньше обращает внимание на расстановку орудий.
Завидев генерала-ракетчика, Рагулин величаво изменил маршрут, пошел в
его сторону. Засядько слышал как бурчал за его спиной Балабуха, уже и
младшие офицеры знали настоящую цену сиятельному князю.
-- Я велел начинать общий штурм через час,-- сообщил Рагулин.-- Но вы
не видите ничего странного?
Засядько посмотрел по сторонам:
-- В жизни много странного. Что вы имеете в виду?
Рагулин побагровел, но сдержался, за каждым словом и движением следят
десятки глаз, сказал саркастически:
-- А вам не кажется, что ваши орудия прекратили бомбардировку?
-- Верно,-- восхитился Засядько.-- Как вы хорошо все подмечаете, Иван
Сергеевич!
За спиной Рагулина послышались невольные смешки. Он повысил голос:
-- Прошу вас объяснить свои действия.
-- Я велел прекратить стрельбу.
-- Почему?
-- Сейчас, ваше сиятельство, вступят в бой ракетчики.
С холма было видно, как Балабуха перебегает от одной установки к
другой, проверяя готовность. Засядько поморщился: поручик занимался не
своим делом. Пришлось послать адъютанта с напоминанием, что в его
распоряжении двадцать три командира. Пусть учится командовать!
Двадцать три ракетные установки нацелились на крепость, двадцать три
офицера из ракетной роты встали с запальными фитилями, ожидая сигнала.
Триста рядовых ракетчиков спешно готовили к следующему залпу фугасные
ракеты. Вместе с зажигательными их было подготовлено три тысячи двести
двадцать две штуки!
-- Начнем! -- сказал Засядько и подал знак фейерверкеру.
Взлетела сигнальная ракета. Все двадцать три офицера поднесли фитили
к зажигательным шнурам. Грохнуло и раскололось небо. Даже рассвет померк
перед ослепительной лавиной огня! Свист врезался в уши, заставил
побледнеть и втянуть головы в плечи. Замерли в тревожном ожидании плотные
ряды солдат: через несколько минут они ринутся с лестницами на
неприступные дотоле стены, но многие ли переживут это утро?
Над Варной взметнулось зарево пожаров. Погода стояла жаркая,
безветренная, черные столбы дыма от горящих зданий поднимались до облаков.
-- Впечатляюще,-- пробормотал Рагулин.
-- То ли еще будет,-- пообещал Засядько.
-- Будете стрелять еще?
-- Да.
-- Мы сами изжаримся в огне...
-- Смотрите!
В рядах русских войск послышались ликующие крики. Над бастионами
Варны появились белые флаги. Они трепетали, хотя ветра не было: то ли от
потоков воздуха, вызываемых огнем, то ли у защитников дрожали руки.
Быховский бросился обнимать друга. Тот вывернулся и позвал адъютанта.
-- Немедленно передай Балабухе, чтобы прекратил обстрел!
-- Прекратить обстрел! -- прокатилось по рядам.
-- Прекратить обстрел!
-- Прекратить...
Ряды наступающих колонн расстроились, но офицеры не обращали внимания
на вопиющее нарушение. Крепость сдавалась! Неприступная Варна сложила
оружие! Сколько человеческих жизней спасено...
Вскоре казаки привели турецкого парламентера. Это был офицер в чине
полковника, одетый по-европейски. Он вручил Рагулин петицию от военного
коменданта Ахмед-паши.
Турки писали: "Господин командующий! Бесполезно подвергать опасности
быть убитыми мужественных русских и турецких солдат в борьбе за Варну. Мы
предлагаем вам перемирие с целью установления условий для сдачи крепости.
Назовите подателю сего срок, который вы считаете нужным установить для
переговоров".
-- Не медлите,-- подсказал Засядько Рагулину.-- Пусть сдают крепость
со всей артиллерией, арсеналами, запасами продовольствия и военным
имуществом. Знамена и личное оружие могут оставить себе...
-- Я сейчас же пошлю,-- заторопился Рагулин.
Внезапно Засядько положил ладонь на его рукав. Глаза Александра
весело заблестели:
-- Эх, тряхну стариной! Сам поеду для переговоров о сдаче.
Рагулин заколебался:
-- Александр Дмитриевич... Я понимаю, у вас больше опыта, чем у
большинства офицеров вместе взятых, но не велика ли честь для нехристей,
что парламентером к ним приедет генерал?
-- Не парламентером,-- сказал Александр с нажимом.-- Человеком,
который продиктует условия сдачи!
На этот раз кроме барабанщика и знаменосца он взял двух младших
офицеров, полагалось по рангу. Снова, как некогда в крепость Торн, шел
парламентером...
Ворота при их приближении распахнулись. Необходимости в этом не было,
рядом была широкая дверца, но так осажденные показали, что сопротивляться
больше не будут.
Воины в воротах их встретили угрюмые и озлобленные, на лицах была
злоба и стыд поражения. У некоторые на одежде чернели следы копоти, а за
их спинами полыхали пожары, слышались крики, треск горящей кровли.
Офицер в форме турецкой гвардии уже спешил навстречу:
-- Господин генерал,-- сказал он на русском языке с сильным
акцентом,-- я уполномочен проводить вас к главнокомандующему. Он будет
польщен, несмотря на поражение, что парламентером явился сам Зас-ядь.
За спиной хмыкнул Быховский. Турецкое командование знает его друга
лучше, чем русское! Повезло, что Украину на Переяславской Раде все же
правдами и неправдами, подтасовками и подкупами склонили с союзу с
Россией, а не Турцией, хотя чаша весов колебалась ой-ой-ой. Иначе бы
сейчас ракеты Засядько смотрели с турецкой крепости на русское войско. Да
и неизвестно как бы вообще история пошла...
Их провели в окружении стражи коротким путем к дворцу. Воздух был
накаленный, над головами носились искры. Быховский ругался, хлопал
ладонями по одежде, но лишь раньше других покрылся пятнами копоти.
Ахмет-паша встретил его на ступеньках дворца. Мимо него уже мчались
придворные, сановники, слуги, тащили драгоценную утварь. Засядько отдал
честь:
-- Генерал-полковник Засядько! Уважаемый Ахмет-паша, прежде чем мы
выработаем условия сдачи крепости, я хотел бы предложить помощь наших
войск в тушении пожаров. Мирное население не должно страдать...
Ахмед-паша несколько мгновений всматривался в красивое мужественное
лицо сын казака, с которыми воевали, роднились и снова воевали все
поколения его предков. Этот тоже быстр, неожиданен в словах и
