неловко, словно предложил сделать что-то нехорошее.
-- Тут и реки не такие,-- сказал солдат тихо,-- и земля не такая... А
у нас сейчас весна...
-- Ваше благородие,-- обратился второй солдат, постарше,-- вот мы
воюем с французами, но не на нашей земле, на ихней... Они напали на нас,
аль как?
-- Здесь была великая Римская империя,-- ответил Засядько, радуясь
возможности отвлечь солдат от мыслей об изматывающем переходе.-- Некогда
она правила миром. Теперь ее нет, а на земле, которую она занимала, другая
страна -- Италия...
-- Италия? -- удивился солдат.-- Разве не французы тут живут?
Засядько, как мог, объяснил ситуацию. Умолчал лишь о том, за что
сражаются здесь русские, украинские, белорусские крестьяне, волею
императора Павла превращенные в солдат. Во вновь отвоеванных районах
восстанавливались монархические порядки, республика и конституция
отменялись, бразды правления захватывали австрийские чиновники. И грабили,
грабили, грабили... Потому что страна чужая, потому что когда-то придется
уйти, а до этого времени нужно вывезти отсюда как можно больше.
На дальних подступах к Требии услышали гром пушечной канонады.
Навстречу стали попадаться отступающие, а затем и бегущие сломя голову
разрозненные отряды австрийской армии
-- Не придется искупаться,-- усмехнулся невесело один из
гренадеров.-- Ох, не придется!
На его потном, покрытом разводами грязи и сожженном итальянским
солнцем лице ярко выделялись измученные голубые, как васильки, глаза.
Товарищи его молчали, мрачно глядя перед собой.
Вскоре они увидели, как по пятам за остатками австрийских частей
двигается французская армия. Впереди рассыпным строем шли стрелки, за ними
с музыкой и барабанным боем маршировали ударные колонны войск. Они были
готовы к новой атаке! Несмотря на кровопролитный бой, несмотря на адскую
жару, вид у французской армии был свежий.
Они двигались в бой с песней. Александр вздрогнул, прислушался. Песня
была знакомой, как слова. "Еще Польска не сгинела..." Это были не
французы, а польский легион Домбровского. Про них рассказывали, что после
захвата Польши русскими войсками и раздела ее между соседними
государствами, часть польской армии, не желая покориться захватчикам, ушла
в революционную Францию. Там они воевали с лозунгом: "За вашу и нашу
свободу!"
На взмыленном коне промчался курьер. Тотчас же русские полки стали
выстраиваться в развернутую линию. Батальоны замерли в трехшеренговом
строю с полковыми орудиями против интервалов между батальонами.
Эти орудия, как отметил Засядько, успели дать лишь один залп. Две
армии сошлись в штыковом бою. Засядько врубился в ряды противника, затем
оглянулся на своих солдат. Натиск польских легионеров был страшен. Первая
линия русских была уничтожена полностью, вторая и третья -- смяты и
отброшены. Массированный удар основной колонны пришелся по двум
мушкетерским ротам. Там выдержали только стоявшие на флангах гренадерские
роты. На помощь был брошен 2-й особый гренадерский полк, и сражение
продолжалось с неослабевающим упорством.
Отражая удары, Засядько начал осторожно пятиться к своим. Мелькнула
мысль, что немногие из его солдат уцелеют. О себе как-то не думалось, в
сознании прочно зависела уверенность в неуязвимости. Правда, эта
неуязвимость зависела от его ловкости и умения. Стоило чуть сплоховать...
К вечеру он вывел остатки роты на отдых. Ее место занял гренадерский
батальон, который к утру потерял больше половины состава.
Жестокий, кровопролитный бой длился сутки, потом еще и еще одни.
Маленькая речка Требия покраснела от потоков крови. К концу третьего дня
натиск польского легиона Домбровского стал особенно яростным. Дрались они
особенно яростно, для них было делом чести нанести поражение русским
войскам. Тем более, Суворову, который одержал ряд блистательных побед над
поляками в недавней русско-польской войне. Наконец и эти русские части
дрогнули и начали отступать. Поляки усилили нажим, и вскоре отступление
русской армии превратилось в беспорядочное бегство.
Засядько как раз выводил из-под удара эскадрона кирасиров немногих
уцелевших солдат своей переукомплектованной роты. Увидев бегущих, он, не
раздумывая, повернул роту и поспешил на помощь.
Однако его опередили. Откуда-то на взмыленной казачьей лошадке
появился Суворов. Солдаты приободрились. Оценив одним взглядом обстановку,
Суворов, по-видимому, принял решение и пристроился во главе бегущих.
До Александра донесся его старческий тенорок:
-- Заманивай их, заманивай!
"Вот оно что,-- подумал Засядько с невольным восхищением.-- Молодец,
старик... Но удастся ли?.." На всякий случай велел своим солдатам
приготовиться к залпу, поняв, что позорное бегство Суворов пытается
превратить в тактический маневр, который вот-вот завершится контратакой.
Лица бегущих солдат светлели, паническое бегство уже не казалось бегством.
Постепенно солдаты перестраивались, выравнивали линию.
Вдруг Суворов осадил коня.
-- Стой! Теперь на врага!
Гренадеры повернулись, французов встретило грозное каре. Наступающие
разбились о него, как морская волна о гранитный утес. Завязалась схватка,
бой пошел на равных, и Засядько закричал своим:
-- Огонь! И -- в штыки!
Последовал залп. Он был произведен почти в упор. Солдаты ринулись с
холма для штыкового удара. Польские легионеры дрогнули и отступили, унося
раненых. Пехотное каре, наспех созданное Суворовым, решительно двинулось
вслед.
Фельдмаршал благодарно кивнул поручику и крикнул:
-- Браво, батенька! Преследуйте, не давайте опомниться. Пусть думают,
что это свежие части!
"Какое там,-- подумал Засядько,-- ноги как чугунные тумбы, а сабля
выщербилась подобно серпу..."
Однако преследовать противника легче, чем отступать. Позабыв об
усталости, он со своими солдатами гнался за неприятелем, пока не оттеснил
за реку. И лишь тогда почувствовал, что больше не в состоянии пошевелить и
пальцем.
Он так и заснул прямо у воды, не выпуская из рук окровавленную и
выщербленную саблю.
3 августа русские войска подошли к Мантуе. Засядько с волнением
смотрел на старинный город. Это родина Вергилия, здесь же в XV-XVI веках
возникло итальянское Возрождение, здесь велась в 1628-1631 годах
знаменитая война за мантуанское наследство между Габсбургами -- испанскими
и австрийскими -- и Францией... Здесь всего год назад Бонапарт в сражениях
при Кастильоне, Роверето, Басано, Арколе и Риволо наголову разгромил
превосходящие силы австрийцев и захватил этот прекрасный город-крепость...
Засядько полдня потратил на оборудование батареи, затем взял двух
казаков и поехал в разведку. Собственно, батареей почти не приходилось
заниматься. Суворов следовал своему изречению: "Пуля -- дура, штык --
молодец" и мало уделял внимания артиллерии. В поход он взял столько
орудий, сколько ему было велено взять, однако что это были за чудовища!
Всего несколько единорогов и "секретных" гаубиц системы Шувалова, а
остальное смело можно помещать в кунсткамеру. Здесь были кулеврины,
серпантины и даже гафуницы. Обслуживали их люди, которые предпочитали в
сражения не ввязываться. Впрочем, так часто и случалось. Престарелый
фельдмаршал всем инженерным ухищрениям предпочитал рукопашную. Более того,
в своих приказах и памятках солдатам он расхваливал штыковой бой как нечто
исконно русское, свойственное именно солдатам русской армии. А войска,
вооруженные отменным стрелковым оружием, снабженные дальнобойной и
маневренной артиллерией, считал едва ли не трусами.
Засядько сердито пришпоривал коня. Его раздражало, что фельдмаршал не
понимает растущей роли огнестрельного оружия. Что можно сделать штыком?
Все приемы уже отрепетированы до совершенства. После того как Александр
Великий придумал строй македонской фаланги, почти ничего нового не
создано. Ну, разве что появились римские легионы. А сила огнестрельного
оружия постоянно растет, и молодой император Франции, выпускник
артиллерийского училища, прекрасно это понимает и с блеском использует
орудия в каждом сражении.
-- Ваше благородие,-- обратился к нему один из казаков,-- с северной
стороны ворота открыты!
В крепости уже знали о приближении русских войск. Видно было как на
стенах устанавливали пушки, котлы, складывали горками камни, ядра, багры,
чтобы отталкивать штурмовые лестницы. Мелькали солдатские мундиры,
французы спешно готовились к обороне. Однако, как Засядько и предполагал,
в ворота с северной стороны еще тянулись последние телеги. С этой стороны
никто не ждал нападения, ибо колонны русских войск только-только
показались с южной стороны.
-- Вперед! -- приказал Засядько.
-- Ваше благородие! Нас же как зайцев...
-- Не отставайте!
Он пришпорил коня. Все решали секунды. Возле ворот поздно заметили
появление офицера в русской форме. Засядько выстрелил в лицо гренадеру,
направившему на него ружье. Молоденький и тоненький, как кузнечик, офицер
схватился за шпагу, но Засядько на полном скаку подхватил его с земли,
ударил по голове и круто повернул лошадь. Еще одного солдата смял конем,
сзади вовремя загрохотали копыта лошадей его казаков.
Засядько пустил коня во весь опор от крепости. Пленный неподвижно
лежал поперек его лошади, не делая попыток к освобождению. Кивер слетел от
удара, теперь ветер растрепывал длинные темные волосы, хорошо ухоженные,
завитые по последней моде.
Сзади загремели выстрелы. Засядько тревожно оглянулся. Из ворот
крепости выскочили три всадника, за ними еще два, а затем вылетел целый
отряд. Казаки, рубившиеся с обозниками, повернули коней и бросились
наутек.
"Плохо дело,-- подумал Засядько,-- не успеваю".
Он прижался к шее коня:
-- Вывози, родной! Не дай на чужой земле погибнуть!
Скакун словно понял. Дорога еще быстрее помчалась под ноги, ветер
яростно бил в лицо. Засядько оглянулся на скаку, сжал зубы. Расстояние
между ними и погоней медленно, но все же сокращается. Слишком уж тяжела
ноша у коня.
Сзади грянуло два выстрела. Поминутно оглядываясь, Засядько видел,
что оба казака умело орудуют саблями, задерживая погоню. Раненый француз
со знаками различия майора сполз по шее горячего арабского скакуна на
землю, рядом вылетел из седла здоровенный кирасир. Однако расстояние
сократилось еще больше...
Казак крикнул:
-- Ваше благородие, берите левее!
-- А что там?
-- Там хлопцы нашего отряда!
Оба казака повернули лошадей и самоотверженно перегородили дорогу.
Похоже, решили принять бой с целым отрядом. Они знали его репутацию и не
желали уступать в отваге.
Засядько стиснул зубы и пришпорил коня. Однако топот сзади утих лишь
на мгновение. Несколько кирасиров не стали ввязываться в схватку с
казаками, и ринулись за русским офицером.
Засядько едва успел выхватить саблю. В это время пленник очнулся и
стал отчаянно отбиваться. Засядько сбросил его вниз головой на каменную
дорогу и отразил первый сабельный удар. Один из кирасиров прицелился в
него из пистолета. Засядько молниеносно выхватил свой и всадил пулю прямо
в переносицу медлительному стрелку.
Кто-то выстрелил сзади, пуля царапнула висок. Александр рубился во
все стороны, вертясь на коне как бес. Но нападающих было слишком много,
положение становилось отчаянным.
И вдруг в самый критический момент среди французов наступило
замешательство. Засядько всадил шпоры коню в бока и вырвался из кольца. Но
