Засядько оглянулся по сторонам, заметил стоявший неподалеку сарайчик.
Почему не попробовать?
-- К сараю! -- скомандовал громко.-- Разобрать по бревнышку, быстро!
У кого уцелели шарфы -- снять, пойдут вместо веревок.
Воспрянувшие духом солдаты бросились к сарайчику. Французы перенесли
огонь на саперов. Засядько, сорвав с себя пояс, стал связывать доски.
Кто-то принес найденную в сарае длинную веревку. Солдаты связывали жерди,
которые нужно было перебросить через разрушенную часть моста.
Прискакал Багратион. Увидев, чем заняты солдаты, тоже снял свой пояс
и бросил на землю. Пули свистели в воздухе, но князь, не обращая внимания,
наблюдал за работой.
Отчаянная атака русских увенчалась успехом. Французы отступили с
немалыми потерями. Засядько хотел было собрать свой батальон, но
оказалось, что все его чудо-богатыри полегли в ущелье реки Рейс и на
Чертовом мосту, однако спасли армию. Капитан вздохнул: в который раз
приходится комплектовать батальон заново. Но горевать было некогда. Через
восстановленный мост уже двигалась армия.
Затем последовали переходы через хребты Росшток и Паникс. Засядько
было приказано покинуть авангардные части Багратиона и заняться
артиллерией. Там приходилось особенно трудно. Уже бросили по дороге почти
половину пушек, но и оставшиеся солдаты вязли в снегу, падали под порывами
ураганного ветра, гибли под обвалами и лавинами...
Внимание Александра привлек солдат огромного роста. Несмотря на мороз
и лютый ветер, он обливался потом, волоча с двумя помощниками горную
гаубицу. У солдата были нашивки капрала, но держался он с врожденной
гордостью, осанка была явно не крестьянской.
Когда капрал на мгновение выпрямился, вытирая мокрый лоб, Засядько
вздрогнул от неожиданности. Ему показалось, что это сам император Павел:
настолько солдат был похож на царя. Он был такого же огромного роста,
курнос, с пронзительно голубыми глазами и очень светлыми волосами.
-- Взя-а-али! -- закричал капрал зычно и первым ухватился за
постромки. Гаубица поползла дальше. Лякумович толкнул Александра.
-- Узнал?
-- Нет. Кто это?
-- Константин, сын императора. Бравый воин, хоть и молодой. Пожелал
служить простым солдатом. И, как видишь, дослужился до капрала...
Лякумович, снисходительно проводив взглядом сына Павла I, любовно
погладил свои знаки различия поручика.
-- Ничего,-- ответил Засядько неопределенно.-- Бонапарт тоже был
капралом. Ну и как он?
-- Бонапарт?
-- Нет, это чадо императора.
Лякумович оглянулся по сторонам, наклонился к товарищу и прошептал
опасливо:
-- Говорят, туп как пробка. Выше капрала не прыгнет. Ну, капитана.
Однако парень честный и добросовестный. Никакими привилегиями не пожелал
пользоваться, ест только из солдатского котла. Солдаты его любят и ждут не
дождутся, когда он станет императором...
-- Да-а,-- протянул Засядько,-- теперь Суворову наверняка вручат
звание генералиссимуса.
-- Почему?
-- Генералиссимуса дают полководцам, командующим несколькими, чаще
союзными, армиями, или тем, у кого в подчинении имеются принцы королевской
крови... Суворов командует русской и австрийской армиями -- раз, у него в
подчинении сын императора -- два!
Невероятных усилий стоило тащить лошадей с тюками, орудия и зарядные
ящики. Плотные тучи, плывшие над скалами, пропитывали одежду сыростью,
пронизывающий ветер покрывал шинели ледяной коркой. Свирепствовала вьюга.
С гор срывались огромные камни и с грохотом катились вниз, захватывая с
собой солдат. Многие замерзали на привалах, многие падали в пропасти.
И все время в пути губы Александра шевелились. Лякумович, который шел
в нескольких шагах сзади, наконец, собрался с силами и догнал Засядько.
Поручика заинтересовала мысль: что мог шептать железный капитан во время
этого адского похода? Молитву пречистой деве Марии? Или имя любимой
девушки?
Засядько шагал широко, но не поспешно -- экономил силы. Он напоминал
скалу, о которую разбиваются океанские волны. Казалось, дорога сама
стелется ему под ноги. Время от времени он оглядывался, покрикивал на
отстающих и снова шел вперед, суровый и непоколебимый. А губы его опять
шевельнулись.
-- Александр! -- окликнул Лякумович и не узнал собственного голоса:
послышался какой-то мышиный писк.-- Александр, что ты там шепчешь?
Засядько, не удивившись вопросу, молча протянул левую руку ладонью
кверху. За широким обшлагом рукава прятался плотный листок бумаги.
Лякумович присмотрелся, но ничего не мог сообразить. Там было несколько
фраз, и все на незнакомом языке.
-- Не понял,-- признался Лякумович.
-- Английский,-- ответил Засядько коротко.
-- Все равно не понял. Что ты делаешь?
-- Учу,-- ответил железный капитан.
Голос его был звучный и хрипловатый, как боевая труба. Лякумович
оторопел от неожиданности. Он видел, что Засядько не шутит, но все равно в
его сознании не укладывалось, что во время такого изнурительного похода,
когда все силы брошены на выживание, нашелся человек, выписавший на листок
бумаги английские слова, и теперь зубрит их по дороге, ни минуты не теряя
даром.
-- Мне недостаточно знания только французского, итальянского и
немецкого языков,-- терпеливо объяснил Засядько, видя смятение поручика.--
Вместо того, чтобы преподавать в корпусе латинский и древнегреческий,
лучше бы ввели в программу еще два живых языка. Мертвым -- вечный покой,
живым -- жизнь...
-- Господи! -- вскричал он потрясенно.-- Я думал, ты сочиняешь письмо
своей пассии...
-- У меня нет пассии,-- усмехнулся Засядько.-- Есть невеста. Самая
красивая на всем белом свете. И она ждет. Когда я вернусь, мы сразу
поженимся.
-- Когда или если?
-- Когда,-- непреклонно сказал Засядько.-- А письма ее вот...
Он показал другой рукав, где из-за обшлага тоже выглядывал потертый
листок бумаги.
Но Лякумович почти не слушал. Какой же величайшей силой воли нужно
обладать, чтобы на краю пропасти все так же жадно стремиться к знаниям!
Не успел додумать эту мысль, как вдруг впереди и сверху раздался
страшный грохот. И сразу же чья-то сильная рука бесцеремонно схватила его
за воротник, рванула в сторону. Лякумович ощутил, что его ноги отделяются
от земли. Несколько метров он пролетел по воздуху, больно ударился при
падении о камни. На голову посыпалась снежная пыль, в полуметре пронеслась
груда камней, из которых самый маленький был с пушечное ядро, а иные
превосходили по размерам откормленного быка.
-- The mоuntain avalanche,-- послышался невеселый голос капитана.
-- Что? -- спросил ошеломленный поручик.
-- Горная лавина,-- перевел Засядько.-- Если я правильно произнес. У
этих англичан, оказывается, написано по-немецки, а поизносится не то
по-старофранцузски, не то еще как...
Лякумович влюбленно глядел на друга, спасшего ему жизнь. Но Засядько
тут же вернул его к жесткой действительности.
-- Посмотри за колонной. Эта лавина наверняка унесла нескольких
человек из нашего батальона...
Они вместе с солдатами впряглись в постромки и тащили орудия по
обледенелым горным тропинкам. Шел снег, дорожка над пропастью стала совсем
скользкой и почти непроходимой. Иногда Засядько становился свидетелем
того, как впереди срывались и падали в ущелья орудия вместе с тащившими их
гренадерами. Он стискивал зубы и удваивал усилия. Грохот обвалов, ледяной
ветер, вьюга... А он все тащил и тащил... Потом, уже в России, вдруг
просыпался в холодном поту среди ночи, потому что и во сне тащил на
собственных плечах гаубицы.
И все-таки почти половина артиллерии была спасена. Армия вышла из
окружения, хотя из двадцати одной тысячи храбрецов осталось в живых менее
пятнадцати тысяч. На этом закончился Швейцарский поход. Теперь о вторжении
во Францию нечего было и мечтать. Изнуренная армия нуждалась в длительном
отдыхе.
На этот раз мостовые Парижа не услышали леденящего душу цокота копыт
казацких коней!
На этот раз.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
Глава 13
Едва армия вернулась в Россию, Александр как на крыльях помчался в
Херсон. На перекладных, доплачивая за скорость, правдами и неправдами
меняя коней на тех, которые держали для передачи царских указов, он
добрался до Херсона.
Город был все тот же, только показался намного меньше,
провинциальнее. Даже люди бродили сонные как мухи, не в пример бойким
москвичам или деловым петербуржцам. Здесь жили так, словно на свете не
было ни Италии, ни Швейцарии. Их мир был здесь, а за пределами Херсонщины
белый свет уже заканчивался.
Он заплатил извозчику, соскочил на землю и побежал по широким
мраморным ступеням вверх к заветной двери. Стучать долго не пришлось,
двери распахнулись, едва он коснулся пальцами тяжелой резной рукояти.
Привратник всмотрелся, отшатнулся. Александр широко улыбнулся, он
понимал его удивление. Уходил отсюда подпоручиком, зеленым юнцом, а
вернулся закаленным воином, капитаном гвардии. На нем остался отпечаток
дальних переходов, перевалов через Альпы, боев за Мантую, Требию, за
множество городов Италии.
-- Доложи, что прибыл капитан гвардии Александр Засядько,-- велел он
весело.
Привратник ошеломленно пропустил его в прихожую, еще более роскошную,
чем в тот день, когда видел ее в последний раз. Появился дворецкий.
Привратник сказал, заикаясь:
-- Вот господин... велит... доложить о себе...
Дворецкий учтиво поклонился:
-- Как прикажете доложить? И по какому поводу?
Александр засмеялся:
-- Александр Засядько явился получить то, что ему причитается. Так и
доложи.
Дворецкий удалился, хмурясь и оглядываясь. На его лице было сомнение.
Вряд ли могущественнейший князь мог быть кому-то должен. И уж наверняка не
простому армейскому офицеру! Александр прошелся взад-вперед по гостиной,
полюбовался картинами, князь знает толк в живописи, отбирал умело, денег
не жалел. А вот мебель и ковры чересчур, здесь влияние княгини. Богато,
кричаще, чересчур пышно. Как-то не чувствуется руки Кэт...
Его сердце забилось чаще. Сейчас она сбежит по лестнице, бросится в
его объятия. Надо будет отступить на шаг, хоть и легка как мотылек, но
после такой долгой разлуки просто собьет с ног.
Ждать пришлось на удивление долго. Начал тревожиться, не понимал,
почему стало так тихо. Не вернулся дворецкий с его неизменным "Вас сейчас
примут" или "Его Светлость просят подождать десять минут". Простучал
дробный перестук башмаков, потом снова все стихло. Гулко бухнула далекая
дверь. Послышались взволнованные голоса, снова захлопали двери.
Александр, похолодев, повернулся к парадной двери и ждал. Еще через
несколько мучительно долгих минут появился князь. За эти два года он
погрузнел, двигался медленно, лицо обрюзгло. Он молча подошел к
Александру, вгляделся, так же молча обнял. Александр вдруг ощутил, что
обнимает старого и больного человека.
Он подвел князя к креслу. Князь кивнул, и Александр опустился на
сидение напротив. Князь посмотрел долгим взглядом, вздохнул:
-- Ты знаешь, пришел слух, что ты погиб.
-- Как? -- подпрыгнул Александр.
-- Из Генерального штаба.
Александр пробормотал недоверчиво:
-- Я слишком незначительная величина, чтобы мое имя было предметом
разговоров в Генеральном штабе.
Он прикусил язык. По слухам, в Генеральном штабе пристроился
Васильев, который сбежал от него в Мантуе. Этот интриган мог знать, что
князь собирает сведения об Итальянском походе, и даже знать, почему это
