штурвала. В руке был рупор, через который отдавал приказания. Баласанов
был мокрый, но вид у него был веселый. Молодой капитан фрегата будто
радовался возможности вступить в схватку хотя бы с враждебной стихией, раз
уж не видать кораблей противника.
Засядько чувствовал себя неуютно, ибо доски под ногами скрипели,
трещали, мачты раскачивались и тоже угрожающе скрипели, вот-вот
переломятся, снасти вовсе трещали так, будто руки урагана уже ломали их
как спички.
Матросы, ворочающие руль, по приказу Баласанова были привязаны
крепче, чем каторжники на турецких галерах. Засядько, наконец, привязался
тоже, волны прокатываются по всему кораблю, смывают за борт все, что плохо
закреплено. Во рту был вкус соленой воды, едкой и соленой, он продрог и
уже жалел, что не остался со своими солдатами там, внизу, в трюме.
-- Помпы! -- закричал снова Баласанов прямо над его ухом в рупор.--
Как работают помпы?
-- Уже тонем? -- спросил Засядько, по спине пробежали мурашки страха.
-- Еще нет!
-- А когда?
-- Не терпится? Погоди, еще рано. Помпы всегда должны в шторм
вычерпывать воду!
Они перекрикивались, шум шторма вырывал целые слова и уносил, но
Засядько, наконец, понял, что помпы пока что вычерпывают только попавшую в
трюмы воду во время шторма. Течи пока что нет...
-- Пусть и мои солдаты качают! -- предложил он.
-- Сами справимся! -- ответил Баласанов уверенно.
-- Если заняты работой, не так страшно! -- прокричал Засядько.
Баласанов посмотрел на его бледное лицо, впервые улыбнулся. Вода
стекала по его красивому мужественному лицу:
-- А ты молодец. Сам не трусишь, и солдат думаешь как отвлечь...
Ладно, пусть поработают. Пусть еще следят, чтобы не появилась течь. Чуть
что, вели затыкать, хоть задницами.
-- Сделаем! -- крикнул Засядько.-- Среди солдат треть бывших
плотников...
-- Не корабельных же,-- засмеялся Баласанов.
Как он еще смеется, подумал Засядько с завистью. Без натуги,
искренне, зубы блестят как у акулы.
Ливень хлестал с такой силой, будто бил по лицу мокрыми веревками. И
когда уже Засядько решил, что не желает больше мучиться, уходит в трюм,
как вдруг над самой головой раздался такой ужасающий треск, что невольно
присел, мир весь озарился небывало белым светом, таким чистым и непрочным,
каким был разве что до появления на свете человека.
Оглушенный, он поднялся с корточек, если бы не веревки, смыло бы за
борт, очумело мотал головой. Снова сверкнула молния, столь же
ослепительная, оглушающе прогремел гром. Ливень набросился с утроенной
яростью, ветер поднимал волны едва ли не вровень с мачтами, корабль
швыряло так, что Засядько похолодел от мысли о неминуемой гибели.
И совсем неуместным был довольный голос Баласанова:
-- Ага, обломали зубы!
-- Кто? -- не понял Засядько.
-- Буря!.. Стихии!.. Это уже конец, понял?
-- Понял,-- ответил Засядько похолодевшими губами.-- Нам конец...
Баласанов расхохотался, мокрый и похожий на полную сил большую
морскую рыбу. Но буря в самом деле резко пошла на убыль, ливень оборвался,
как отрезанный ножом, а ветер начал стихать.
-- Теперь будем считать потери,-- сказал Баласанов громко, но уже без
крика, рев ветра утихал с каждым мгновением.-- Это тоже была битва! Это
вы, сухопутные, бьетесь только с неприятелем, а мы, моряки, еще и с
морскими богами!
-- В этих краях только один бог -- Аллах,-- заметил Засядько.
-- И Христос,-- возразил Баласанов,-- они-то и бьются! Но я говорю о
старых богах, которые в океане...
-- Это всякие эллинские и доэллинские Протеи? А они на чьей стороне?
Аристократ Баласанов почесал в затылке, став похожим на простого
деревенского мужика:
-- А хрен их знает. Как вижу, топят всех, кого сумеют.
В числе потерь были только два изорванных паруса, их заменили
запасными тут же, да плотники спешно укрепили бизань-мачту. Но в гавани
фрегат ожидал более тщательный осмотр и ремонт, и корабль к великому
облегчению солдат при всех парусах шел к берегу.
В своей каюте Засядько тщательно анализировал международную
обстановку. Было неясно, надолго ли затянется его морская эпопея. Если
больше, чем на несколько месяцев, то придется к опытам с ракетами
приступать прямо здесь, на корабле. Время идет. Ему уже -- подумать
только! -- двадцать пять лет. Ведь еще великий Юлий Цезарь сетовал:
"Двадцать три года, а ничего не сделано для бессмертия!" А тут уже минуло
двадцать пять, и тоже ничего не сделано для человечества по-настоящему
полезного.
Александр I вступил в третью коалицию держав, направленную против
Наполеона. Союзники рассчитывали сосредоточить в своих руках
полумиллионное войско, предназначенное сокрушить Бонапарта. Кроме того,
русский император с целью обороны Ионических островов снарядил крупную
экспедицию под руководством вице-адмирала Сенявина. Еще во время
Средиземноморского похода Ушакова в 1798-1800 годах, в то время когда
Засядько принимал участие в Итальянском и Швейцарском походах Суворова,
здесь, на острове Корфу, была создана главная опорная база русского флота.
Теперь предстояло использовать ее для ударов по берегам Далмации, занятой
французами, и для блокады берегов.
-- Это надолго,-- сказал в раздумье Засядько.-- А время идет... Так и
тридцать лет стукнет, а ничего полезного не сделаю.
Он вычеркнул из распорядка дня пункт: "Подъем в 6 утра" и вписал:
"Подъем в 5, занятия физикой и химией".
Нужно было садиться за учебники, но Александр замер на палубе,
очарованный. Солнце близилось к закату, его лучи окрасили море и небо в
сказочные цвета. Под ярко-красным небом колыхался величественный
ультрамариновый океан; прозрачные зеленые волны были похожи на молоденьких
лягушат, а гребешки пены приобрели красный цвет и искрились, словно горсти
драгоценных рубинов.
Корабль мерно покачивался на ладони океана, над головой поскрипывали
ванты, в реях посвистывал ветерок. Было сказочно хорошо в этом лучшем из
миров, не хотелось уходить в тесную каюту к потрепанным учебникам и
наскоро организованной лаборатории. Мир прекрасен!
Вдруг совсем рядом громко запела боевая труба. Александр вздрогнул,
оглянулся. На палубу по тревоге уже выскакивали матросы. Быстро, однако не
суетливо разбегались по местам, застывали возле орудий.
Засядько посмотрел вперед и горько улыбнулся. Впереди показался
берег. Прекрасный берег прекрасного лазурного моря! Там, судя по всему,
суетились люди. Такие же люди, как и здесь на корабле, но...
придерживающиеся иных взглядов. А может быть, эти взгляды навязали им
повелители, оставшиеся в Париже.
На палубу выбежал Куприянов, молодой мичман.
-- Черногория? Уже?
-- Бокка-ди-Котор,-- ответил Засядько.-- Здравствуй, Боря.
Куприянов радостно потер руки, его глаза заблестели.
-- Ну и зададим жару французам! Владыка Черногории Петр I на нашей
стороне, поможет воинами. Недаром же получил субсидию в три тысячи
цехинов!
-- Да, конечно,-- согласился Засядько.
Корабль стремительно приближался к берегу. Левее шли два фрегата. Их
палуба была покрыта, словно муравьями, черной копошащейся массой людей.
Куприянов сбегал в каюту и вернулся с подзорной трубой.
-- Черногорцы,-- сказал он, приставив трубу к глазу.-- Ишь, сколько
их набилось... Да еще на всех шести корветах и на линейных кораблях. Будет
бой!
Он довольно потер руки. Александр кивнул и пошел готовить людей. Его
отряду предстояла сложная десантная операция.
Менее чем через два часа корабли русской эскадры подошли настолько
близко к Бокка-ди-Котору, что смогли открыть огонь. Через некоторое время
в городе запылали пожары.
Засядько велел спускать шлюпки. Солдаты занимали места, крестились.
Никому еще не приходилось воевать на море. Всякий мечтал добраться
поскорее до берега, там можно чувствовать себя увереннее.
Александр косился на плывущие сзади лодки, набитые черногорцами. Эти
воины издавали воинственные крики и потрясали ружьями. Одеты кто во что
горазд, но за их боевую готовность владыка Петр I ручался головой, душой и
сердцем.
-- На штурм! -- скомандовал Засядько.
Едва лодка пропищала днищем по дну, он прыгнул за борт и бросился
вперед. Сзади прогремело "ура". Однако Засядько внезапно почувствовал, что
не испытывает привычного боевого вдохновения. Он бежал вперед с обнаженной
саблей, но его то и дело обгоняли солдаты, что-то кричали. Он видел
перекошенные лица, сверкающие штыки, слышал свист пуль, громыхание
французских пушек. Совсем рядом хлестнула шрапнель. Люди падали, обливаясь
кровью, но и это не вывело его из холодного оцепенения. Впервые за все
годы непрерывных сражений он не ощутил неистового упоения боем, когда силы
удесятеряются, а все события воспринимаются через ярко окрашенную эмоциями
призму.
-- Левее,-- холодно велел он группе солдат,-- под прикрытием
крепостной стены прорветесь к самым воротам. Нечего, как бараны, лезть
прямо на пушки!
-- Ваше благородие, так бежать дальше!
-- Зато в мертвой зоне от обстрела.
Грохот, крики, пороховой дым, гарь пожаров -- сквозь все это он вел
солдат спокойно и расчетливо, при необходимости вступая в поединки и
выбивая противника из укреплений.
Захватив городок, на обратном пути стали свидетелями страшного
зрелища: черногорцы рубили головы мертвым и раненым французам. Засядько
бросился вперед с обнаженной саблей, за ним побежали солдаты. Черногорцы в
ярости отступили, но вскоре появился их вожак и стал доказывать, что
таковы их военные обычаи.
Засядько был непреклонен. Не повышая голоса, сухо отчеканил:
-- Мы находимся в Европе. Вы тоже европейцы.
-- Мы не европейцы! -- завопил вожак возмущенно.-- Мы -- черногорцы!
-- Это франки европейцы,-- пояснил кто-то глупому русскому офицеру.--
Французы.
-- Но вы же люди,-- вскрикнул Засядько.-- Как же допускаете такую
дикость?
-- Это враги! -- закричал вожак.-- Их нужно убивать и мертвых!
Засядько чуть было не напомнил, что владыка Петр I приглашал
французского артиллерийского офицера Феликса де Лапланда, личного посланца
Наполеона, принять командование над его армией, которую отдавал в полное
распоряжение Франции, предлагая в интересах последней напасть либо на
австрийцев, либо на турок. Талейран, извещенный об этих предложениях, дал
уклончивый ответ. Лишь тогда владыка принял русских агентов, получил от
Александра I субсидию в три тысячи цехинов и обязался помогать России
против французов. Но можно ли втолковать азбуку политики невежественному
горцу? Когда не все офицера русского флота понимают?
-- Я прикажу стрелять,-- сказал Засядько жестко.-- Пока здесь
находится хоть один русский солдат, бесчинств не будет!
-- Это не бесчинства! Это обычай!
-- Обычаи меняются,-- возразил Засядько.
Вожак черногорцев смотрел люто:
-- Обычаи меняют боги!
-- Если бы. А то люди от их имени.
Он расставил караулы, одного солдата послал на корабль за книгами и
бумагами. Даже если два-три дня придется пробыть на берегу, все равно это
время не должно быть потеряно для учебы!
Нескольких солдат провели мимо небольшую группу пленных. Александр
попробовал было заговорить с французами, но те презрительно отвернулись.
Они не могли простить бесчеловечной расправы с ранеными и надругательства
над мертвыми. Лишь один из офицеров, самый старый и хладнокровный,
видевший заступничество русского, ответил на приветствие. Засядько пошел
