будто долго догонял автобус, руки его дергались, пальцы
дрожали.
-- Ну же! -- выкрикнул Всеволод отчаянно.-- Ты же
понимаешь...
Он не знал, что собирался сказать, но, странное дело, это
развернуло Романа к пульту, бросило его руки на клавиши,
тумблеры, разноцветье верньеров.
Всеволод ощутил дрожь в железе, будто стальная махина
заробела перед прорывом пространства-времени, и этот страх
металла придал силы ему, жидкому телом, но несокрушимому
страстями, и потому чудовищная энергия что уже раздирала
материю вокруг его тела, завертывала пространство в узел,
привиделась выплеснутой из собственной груди.
Затем коротко и страшно воздух рвануло ядовито-плазменным
светом.
Ласковые великаньи пальцы приняли его, качнули мягко, а
он, ошалелый от наплыва пряного запаха медовых трав, теплого,
как парное молоко, воздуха, очутился в душистой траве, где
невидимые крохотные музыканты стрекотали, пиликали трогательные
песенки. Он всхлипывал, дрожал в счастливой истерике, унимал
часто бухающее сердце, что норовило разворотить ребра и
поскорее сигануть в добрый ласковый мир, в существование
которого иной раз -- надо признаться! -- не верилось.
Усадьба, дворец, терем ли? Это белокаменное великолепие
возвышалось прямо перед ним в двух-трех десятках шагов! Сердце
чуть не взорвалось, обезумев: усадьба как две капли воды та,
что видел в телепередаче! А с боков полукругом охватывают двор
срубленные из толстых бревен сараи, конюшни, амбары. На дворе
под самой балюстрадой зарылась четырьмя крепкими, ножками в
землю широкая скамья, вся красно-коричневая -- из драгоценного
красного дуба, по-видимому.
Еще он успел обнаружить, что одет в длинную рубаху из
грубого полотна, а ноги вообще босые, исколотые и перемазанные
жирной черной землей, но тут вдруг в спину садануло как
тараном, хрястнули позвонки.
Задыхаясь от боли, он сделал несколько быстрых шагов,
поскользнулся в навозной жиже, упал навзничь, распугав огромных
зеленых мух, что со злобным гудением тут же шлепались на него,
раскрепощено оставляя слизь.
-- Вставай!
Кто-то, сладострастно хакая, ударил носком сапога по
ребрам. Всеволод покатился по жиже, ляпнувшись сперва ладонями,
потом и лицом. Оскальзываясь, задыхаясь, полуослепший от
страха, он вскочил, затравленно оглянулся.
Два мужика звероватого вида, в грязных кушаках, обутые в
ветхие лапти, оба с широченными топорами на длинных прямых
рукоятях, шли прямо на него. Один уже выставил топор рукоятью
вперед, намереваясь снова садануть Всеволода.
Всеволод шарахнулся, разбрызгивая навозную жижу, с размаха
налетел на широкую дубовую скамью, с хрустом саданулся
коленями.
Руки заскользили по толстым доскам... Кровь, а не красное
дерево! В трещинах, закупоренных коричневыми гниющими
сгустками, сонно копошились белесые черви. Над скамьей
потревожено гудели раскормленные тяжелые слепни, а сама скамья
тускло блестела от слизи, отполированная, вся в оспинах
засохшей крови.
Из близкой конюшни тяжело вышел, сильно припадая на левую
ногу, размашистый в плечах и с острым горбом на спине
ширококостный мужик, похожий на медведя. Лицо его, тяжелое и с
бровями толщиной в два пальца, зверский шрам, стянувший левую
сторону так, что из щеки высовывались острые, как у волка,
зубы, показалось ему страшным.
Мускулистые руки, заросшие густой черной шерстью, почти
волочились по земле. Он жутко ухмыльнулся потрясенному
Всеволоду и медленно вытащил из-за пояса длинную тяжелую плеть,
побуревшую от много раз засыхавшей на ней крови.
-- Госпожа наша славная Салтыковна! -- резанул в затылок
злой колючий голос, в котором звучали подобострастные холопьи
нотки.-- Мы пымали холопа, что не поклонился твоей собаке!
Однако Всеволод уже не видел ни стражей, ни палача. Он
смотрел на балюстраду и задыхался от боли более мучительной,
чем смерть под плетьми.
КОЛДУНЫ И ВОИНЫ
Степь неслась навстречу, проскакивала внизу под
мелькающими копытами коня. Трег пригнулся к шее своего любимца,
и они мчались вперед, оба сильные и молодые, а жгучее солнце
одинаково нещадно жгло обоих.
У Трега из одежды только набедренная повязка да широкий
пояс, на котором висит тяжелый Меч, его широкая мускулистая
спина стала совсем коричневой. Конь под ним тоже коричневый,
гнедой, и они в скачке выглядят одним существом.
Копыта сухо стучали по каменистой безводной почве, но
вдруг в неуловимый миг воздух пустыни наполнился ароматом
цветов, вместо выжженной солнцем пустыни под копытами коня
оказалась мягкая трава!
Трег настороженно огляделся по сторонам, пустил коня
шагом. Старые воины говорили, что здесь начинаются владения
ведаров, исконных врагов племени Трега. Сочная трава, яркие
бабочки, ручей -- откуда это в пустыне? Работа ведаров, которые
не умеют вести простую и суровую жизнь!
Он заметил впереди большую серую скалу. Конь послушно
понесся прямо к ней, а Трег уже присматривался к темному входу
в пещеру. Конь шагал осторожно, густая трава глушила шаги, и
Трег спрыгнул на землю совсем рядом со входом.
Из пещеры тянуло прохладой. Трег знал, что ведары умеют
любой зной превращать в холод, а среди зимы поддерживают
невидимый огонь, ибо колдовская власть у них велика...
Он вытащил из ножен Меч, благоговейно поцеловал его
лезвие. Отступив на шаг, ударил рукоятью Меча о камень,
прислушался, ударил еще раз и поспешно отступил за выступ.
Через мгновение из пещеры поспешно вышел высокий костистый
человек. Он остановился, замигал от яркого солнечного света, и
Трег успел рассмотреть врага. Крепкий, широкогрудый, лицо
суровое, а глаза острые и недоверчивые. Такому бы воином быть,
а не подлым ведаром....
Трег изготовился к удару, но воины не бьют в спину, хотя
ведаров, которые не ведают благородства, можно убивать в спину
как зверей, не предупреждая...
Ведар все еще стоял, не двигаясь с места. Ладонь он
приложил козырьком к глазам, и Трег знал, что ведар сейчас
видит на сотни полетов стрелы. Видит сквозь стены, скалы,
деревья, не видит лишь того, что делается за спиной.
-- Хей! -- позвал Трег.
Ведар мгновенно обернулся. Трег прыгнул вперед, с боевым
кличем взмахнул Мечом. Ведар мгновенно выхватил из-за пазухи
амулет, вскинул над головой.
Трег успел увидеть, что мир странно изменился. Разом исчез
ветерок, пропали все звуки. Деревья так и остались согнутыми в
одну сторону, как их склонил ветер. Даже птицы замерли в небе,
словно прибитые к голубой тверди невидимыми стрелами!
Меч Трега распорол воздух, обрушился на голову ведара.
Последнее, что увидел Трег на лице ведара, это был не страх, не
ярость, а безмерное удивление. Мощь ведара не остановила
владельца Меча!
Из-за городской башни выплыла небольшая тучка. Алалалц
покосился на отполированные камни, что грудами лежали у стен
дворца Верховного Ведара. Пожалуй, лучше держаться от них
подальше. Это Вапру нравится, когда внезапно обдает холодом, но
историк вообще со странностями... Нужно бы ограду поставить, а
то малые дети вечно ползают по камням, накопителям энергии. Еще
неизвестно, не влияют ли на неокрепшие организмы силы
накопителей. Работы Ку его не убеждают: одно дело взрослые,
другое -- дети...
Облачко приближалось, росло. Среди валунов коротко
блеснуло: раз, другой. Тучка съежилась, растаяла. Один из
камней потемнел, чуть вырос в размерах.
"И все-таки мало,-- подумал Алалалц неудовлетворенно.--
Древние брали энергию даже из звезд. Научимся ли мы?"
Он осторожно потрогал под рубашкой холодную, как ящерица,
продолговатую спираль, размером чуть больше пальца. Странно, от
тела совсем не нагрелась! Дети их раньше часто находили в
развалинах древних городов... Находили, играли с ними, бездумно
перепортили... Эта спираль, возможно, последняя... Что это?
Чему служит? Не потерять бы...
Эту загадку, подумал он горько, ведарам наверняка не
разгадать. Правда, он может заставить ее вспыхнуть дивным
огнем, это уже известно по предыдущим находкам, но вряд ли
древние владыки мира изготовили ее только для этого. К тому же,
вспыхнув, она исчезнет безвозвратно.
-- Алалалц! -- послышался далекий голос.-- Все собрались,
ждем только тебя.
-- Иду! -- крикнул он поспешно.
-- В ценральном зале...
-- Вижу, иду!
Во всех залах дворца было прохладно. Алалалц, войдя в
центральный, уважительно взглянул на Верховного Ведара, который
умел усилием воли поддерживать прохладу при любой жаре в таком
огромнейшем дворце: старик силен, смена отыщется не скоро...
Ведары расположились на слитках металла под стенами, а в
центре зала с пыхтением возился над стеклянным усилителем воли
ведаров, цветным шаром, Джуданг, помощник Верховного. Алалалц
тихонько отыскал местечко в уголке, присел на корточки.
-- Прошу всех сохранять разум,-- сказал Джуданг.
Ведары замерли, перешептываться перестали. Джуданг сказал
страшные слова, которые произносили только в самых тяжелых и
опасных случаях. Он сильно исхудал, побледнел, глаза запали.
-- Предварительные данные таковы,-- сказал Джуданг еле
слышно,-- что нашей Познанности приходит конец.
Во дворце стояла мертвая тишина. За окном сверкнула молния
при ясном небе, послышался далекий гул: кто-то из сидящих в
зале на миг ослабил волевой контроль.
-- Этого не может быть,-- прошептал Вапр.
-- Почему?
-- Мы сохраняем мир...
Алалалц тоже застыл, потрясенный, но он быстрее других
понял, что самое худшее из зол уже надвигается. Мир Познанности
вполне может рухнуть под натиском варварских племен! Ведь на
нынешней ступени Познанности они находят в пустынях остатки
величественных городов, что пали под натиском варваров еще
десять тысяч лет назад, а сейчас варвары все чаще подступают к
городам ведаров, берут штурмом, жгут, убивают людей...
-- Показывай,-- велел Верховный.
-- Окраины мира?
-- Нет, грядущее нашего мира.
Стеклянный шар в руках Джуданга заблестел, прямо в воздухе
возникло слабое изображение жалких хижин, землянок, полуголых
людей в невыделанных звериных шкурах... Джуданг закрыл глаза,
сосредоточился, изображение стало ярче. Бедное селение, в
середине площади блестит вымазанный кровью столб, под ним
белеют груды костей и черепов. Неподалеку группа воинов
упражняется с оружием.
-- Это и есть будущие властители мира,-- проговорил
Джуданг, не открывая глаз.-- Так будет по всей земле. Уже
скоро.
Алалалц старался дышать медленнее, сохраняя невозмутимость
разума от натиска эмоций. Неужели забудутся сокровенные приемы
овладения материей и человек уподобится дикому зверю?
Джуданг открыл глаза, положил обе ладони на шар сверху.
Изображение заколыхалось, растворилось, но тут же в воздухе
поплыли призрачные картины дворцов. Непривычные, колоссальные,
сверкающие белым мрамором, с широкими лестницами и
разноцветными фонтанами. Над крышами проносятся летательные
машины. Или гигантские птицы?
-- А это что? -- спросил кто-то из ведаров.
-- Так будет еще через десять тысяч лет,-- ответил
Джуданг.
Алалалц с облегчением перевел дыхание, ведары возбужденно
заговорили.
-- Как уцелели ведары? -- спросил Верховный нетерпеливо.
-- Это не ведары,-- ответил Джуданг. Глубокая скорбь
слышалась в его голосе.-- От нас не останется даже легенд.
-- Но как же...
-- Познанность будет разрушена вся. Пройдут десять тысяч
