действие. С помощью нейлоновых веревок, видимо. Карфагенские женщины
жертвовали на канаты для катапульт свои волосы...
Дальность стрельбы катапульт была невелика, но большой дальности и не
требовалось. Катапульты выбрасывали снаряды, которые при столкновении с
землей взрывались, выбрасывая клубы желтого дыма. Ветер разносил дым по
всей долине, и дым окутывал наступающего врага...
Солдаты Нового Братства завизжали в панике. Они бросали оружие,
бежали, выли от боли, рвали на себе одежду, кидались в реку - и их уносил
поток. Они пытались перебраться через мост обратно. А с холмов все гремели
винтовочные выстрелы - по бегущим. Катапульты беспрерывно выбрасывали
снаряды, и снаряды взрывались, увеличивая своим содержимым смертоносное
желтое облако.
Гарви орал в микрофон, и голос не повиновался ему.
- Они бегут! Они гибнут! Господи Боже, там их полегло, должно быть,
полтысячи!
- Что делают те, кто остался на том берегу? - голос Алис Кокс, но
конечно, она лишь передала вопрос Эла Хардли.
- Они садятся в грузовики.
- А как обстоят дела с их орудиями? Орудия они с собой увозят?
- Да. Часть мортир они не успели переправить на наш берег... Я вижу
едет одна из их машин, - Гарви передернуло. Пикап забитый орущими в ужасе
людьми, на скорости влетел на мост. Помчался, не замедляя ходу по мосту,
сбрасывая бегущих в воду. И не остановился, чтобы подобрать тех, кто был
им сбит.
- В этой машине раньше были установлены два пулемета, - сообщил
Гарви, - похоже их выкинули.
Облако газа покрыло не всю долину, части солдат Нового Братства
удалось бежать. Многие, чтобы легче было бежать, бросили свое оружие. Но
были и другие. Они не паниковали, отходили осмотрительно, увозя с собой
орудия. Две мортиры были увезены до того, как катапульты приблизились на
достаточное расстояние, чтобы перекрыть путь отступления. Гарви мрачным
голосом сообщал об участках, не затронутых газовой контратакой. И наблюдал
как через считанные минуты на этих участках начинали взрываться снаряды
катапульт.
- Что-то происходит вверх по реке, - крикнул Гарви. - Я не могу
разглядеть...
- Пусть это не вызывает у вас беспокойства. Дорога, ведущая к
резервации, свободна от газа? - спросила Алис.
- Подождите секунду... Да, свободна.
- Продолжайте вести наблюдение.
Буквально через несколько минут на этой дороге показались грузовики.
В кузовах - индейцы Толлмена и фермеры. Гарви показалось, что в одном
грузовике он разглядел Джорджа Кристофера. Грузовики ревели, преследуя
убегающего врага. Но на перекрестке за вершиной холма им пришлось
остановиться. Настала очередь защитников Твердыни развертываться цепью,
нащупывать слабые места в обороне противника, сметать его со своего пути.
Долина внизу превратилась в чужой и враждебный мир. Воздух приобрел
желтоватый оттенок, он сделался смертельным для любого человека, не
имеющего противогаза. Местная, еще не погибшая живность, глядела в ужасе
на людей, медленно передвигающихся на четвереньках или ползком на животе.
Некоторые из людей еще не выпускали из рук своих смертельных металлических
жал. Движения людей становились все более вялыми. Большинство, казалось,
впало в спячку, и лишь некоторые продолжали двигаться. Они ползли, словно
змеи, и за ними оставались красные полосы. Они корчились - будто
извивались по-гадючьи - и медленно ползли к реке. Рыбы в реке необычайно
быстро метались, а затем внезапно замирали, и их, растопыривших плавники,
уносило течением.
Когда наступила тьма, над мертвой, опустошенной долиной воцарилась
тишина.
ПОСЛЕДСТВИЯ
С Дальнего Востока я вынес одно, одно-единственное. И
я сообщаю вам то, чему научил меня Дальний Восток. Эта
мысль записана красными чернилами на всех полях сражений
от Австралии до Токио: "Победу ничем не заменишь".
Генерал армии Дуглас Макартур.
Было очень темно, ничего не видно. Со Сьерры дул холодный ветер.
Гарви обернулся к Марии.
- Победа!
- Да! Нам удалось! Боже мой, Гарви, мы спасены! - Было слишком темно,
чтобы увидеть ее лицо, но Гарви знал, что она улыбается как идиотка.
Он врубил двигатель вездехода. Алис передала ему, что он может
покинуть долину, но от шоссе лучше держаться подальше. Придется добираться
до Твердыни по покрытой грязью проселочной дороге. Гарви выжал сцепление и
осторожно повел машину вперед. В свете фар дорога казалась гладкой, следов
колес других машин видно не было. Слева круто уходящий вниз склон, и Гарви
знал, что вездеход глубоко погрузился в слой грязи. И не заметишь, как
скатишься в пропасть. Это пугало - погибнуть после того, как битва
закончилась. Но все же: это лишь плохая дорога, он немало перевидал их на
своем веку. Она - не затаивший злобу враг.
Радостное возбуждение охватило Гарви. Он старался подавить искушение,
погнать вездеход на полную скорость. Никогда еще с такой полнотой не
ощущалось это - он остался в живых. Машина обогнула гору, переехала холм,
за которым начиналась прямая дорога, ведущая к поместью сенатора
Джеллисона. И Гарви дал себе полную волю, не взирая на колеи и рытвины,
погнал машину на опасной скорости. Вездеход подпрыгивал, будто разделял
радость, охватившую его и Марию.
Гарви мчался, будто удирал от кого-то. Он четко сознавал это, и знал,
что если он позволит думать об этом и думать о том, что ему пришлось
видеть, то никогда уже не сможет радоваться, что если он не справится с
собой, то в будущем его ждет одно - бесконечная тоска. Там, в долине, где
произошла битва, остались люди, сотни людей, всех возрастов, мужчины,
женщины, девушки, юноши. Они ползли, легкие их сожжены газом, они ползли,
оставляя за собой полосы крови, и эти полосы были хорошо видны в бинокль,
ползли, пока милосердная тьма не легла над долиной. Они, пережившие конец
света, умирали, умерли.
- Гарви, они уже не были людьми. Перестань о них думать.
- Ты - тоже?
- Да. Немножко. Но мы то живы! Мы победили!
Вездеход, оказавшийся на вершине бугра, прыгнул, на короткое
мгновение все четыре колеса зависли в воздухе. Мчаться на такой скорости -
глупость, но тут Гарви ничего не мог поделать.
- Мы выиграли нашу последнюю битву, - закричал он. Больше не будет
войн!
Его снова охватил приступ эйфории: этот мир вполне подходящее место,
чтобы в нем жить. Смерть попрана смертью, Гарви Рэнделл жив, а враг
разбит.
- "Приветствуй, с победой вернувшихся героев". Мелодия, насколько я
могу припомнить, именно такая. Глупое слово. Герой. Черт побери, ты
герой... героиня? В гораздо большей степени, чем я. Если б не ты, я бы
удрал, сломя голову. Но из-за тебя не удрал. Тут все дело в... сексе?
Мужчина не может удирать, когда на него смотрит женщина. Чего это я
разболтался? Почему ты молчишь?
- Молчу потому, что ты не даешь мне слова сказать! - закричала,
смеясь, Мария. - Ты не удрал, и я не удрала, и теперь все будет хорошо...
- Она засмеялась снова, но на этот раз ее смех звучал как-то чуточку
странно. - А теперь, мой друг, пора нам получить традиционную,
полагающуюся нам награду. Сразу же, как приедем, отправляйся к Маурин. Ты
заслужил ее.
- Стыдно сказать, но я думал об этом. Однако, разумеется Джордж
вернется и...
- Джорджа предоставь мне, - с важностью сказала Мария. - В конце
концов мне тоже полагается награда. Так что Джорджа предоставь мне.
- Мне кажется, что я ему несколько завидую.
- Тогда плохо.
Охватившее их настроение длилось до тех пор, пока они не подъехали к
каменному дому сенатора. Они вошли в дом. Дом был заполнен людьми. Эл
Харди скалился в улыбке, как дурачок, и что-то пил - хотя, похоже и не
спиртное. Его хлопали по плечу. Дан Форрестер, уставший до предела,
ушедший в себя и несчастный. К нему не приставали. Его превозносили, его
благодарили. И не мешали ему пребывать в том настроении, в каком ему
угодно. Хочет - пусть веселится, хочет - пусть тоскует. Волшебники вольны
вести себя так, как им нравится.
Многие отсутствовали. Может быть, они погибли, может быть до сих пор
заняты погоней. А может быть, они сами спасаются бегством, все еще не
поняв, что никто их не преследует. Победители слишком вымотались, чтобы
задумываться - где отсутствующие. Гарви разыскал Маурин, подошел к ней.
Они не ощутили страсти друг к другу - лишь бесконечную нежность. Они
взялись за руки, словно дети.
Это не было празднеством. Уже через считанные минуты все разговоры
прекратились. Люди падали в кресла и засыпали. Некоторые находили в себе
силы уйти домой. Гарви уже ничего не ощущал. Ему нужно было лишь одно -
отдохнуть, поспать, забыть обо всем случившимся сегодня. Ему приходилось
видеть подобное прежде, во Вьетнаме, так происходило с солдатами,
вернувшимися с патрулирования. Но на своей собственной шкуре он такое
ощутил впервые. Все силы иссякли, полная эмоциональная опустошенность, ты
не чувствуешь себя несчастным, и еще способен на какие-то действия, на
короткие моменты - чтобы добраться до кровати. Гарви устал, как никогда в
жизни.
Он проснулся и вспомнил: победа. Подробности забылись. То, что
снилось, было как въяве и перемешалось с тем, что действительно произошло
за последние несколько дней. И воспоминания обесцвечивались, ослабевали,
как обесцвечивается и ослабевает то, что увидел во сне. Осталось лишь одно
слово: победа!
Он лежал в гостиной, на полу. На ковре и накрытый шерстяным одеялом.
Он понятия не имел, как оказался здесь. Вероятно, он беседовал с Маурин и
просто упал на пол. Все было возможно.
Дом был заполнен звуками, двигались люди, плыли запахи приготовляемой
пищи. Гарви смаковал это: звуки, запахи, ощущения того, что он - жив.
Серые облака за окном казались ему чем-то бесконечно сложным, он
рассматривал их в деталях, облака ярко светились, сверкали, как лучи
солнечного света. Памятные подарки и призы, развешанные по стенам,
представляли собой настоящее чудо, их хотелось разглядывать, изучать.
Каждое мгновение жизни - бесценно. И бесценно то, что несет с собой
понимание того, что ты жив.
Постепенно это ощущение ослабело. Он почувствовал, что отчаянно
голоден. Он встал и увидел, что гостиная похожа на поле битвы. Люди лежали
там, где их свалила усталость. Некоторые продержались, чтобы расстелить
одеяла - и отключились. Гарви набросил свое одеяло на Стива Кокса, который
свернулся калачиком от холода. И вышел из комнаты - туда, откуда плыли
запахи завтрака.
Комната была залита ярким солнечным светом. Маурин Джеллисон
смотрела, не веря. Ей было страшно встать с кровати. Может быть, этот
яркий солнечный - лишь сон, а ей хотелось, чтобы этот сон продолжался.
Наконец Маурин убедила себя, что не спит. Это ей не снится. Солнце светило
в окно - желтое, теплое и яркое. Судя по высоте, уже больше часа. Маурин
откинула одеяло и ощутила на себе солнечное тепло.
Наконец, она окончательно проснулась. Ужас, кровь и усталость,
подобная смерти. Воспоминания о происшедшем вчера мчались, словно со
слишком большой скоростью прокручивали кинопленку. Страшное утро:
защитники Твердыни должны были держаться, и постепенно отступать, но
медленно; пусть Братство займет долину, но ни в коем случае не холмы.
Постепенное отступление, так, чтобы врагу не стал ясен план сражения. И
собственным солдатам нельзя было объяснить план сражения, поскольку они
