- Должно быть, вы забыли, что я прибыл в плиоцен за три года до
начала восстания. Лично я не был знаком с Марком, но в те годы он был
заметной фигурой на общественном небосклоне; лидер, обладающий
магнетической силой, чьи убеждения разделяли многие вполне разумные люди,
а не только узколобые шовинисты. Тогда в его словах и поступках не было
ничего дьявольского. Падение началось, когда Марк и верхушка партии - как
они сами себя называли, "Освобожденной Земли" - решили взять в руки
оружие. Вот тогда начался кошмар...
Элизабет выпила кофе и теперь сидела смирно, откинувшись спиной к
стене. Глаза закрыты.
- Следует признать, - тихо выговорила она, - что он оказался совсем
другим. Я представляла его иначе. После того, как нам довелось поработать
вместе, я не знаю, чему верить. Моим прежним представлениям о нем или
ощущениям, родившимся после этой встречи?..
Теперь засмеялся монах.
- Сколько вам было лет, когда началось восстание?
- Семнадцать.
- Неудивительно, что вы решили, что Ремилард - воплощение дьявола.
Элизабет открыла глаза, удивленно вскинула брови.
- Его сжигает непомерная гордыня - это же очевидно! Она без конца
понуждает его искать способ проявить свое "я", - сказала женщина. Затем
она рассказала, как Марк в заключительной стадии лечения силой подчинил ее
мысли, создал с ней ментальное единство.
- Я не то что шелохнуться - подумать ни о чем не могла. Он мог убить
меня, подчинить своей воле, но он не сделал этого. Что за странный
альтруизм? Он поразил меня сильнее, чем его желание помочь вылечить
Брендана. Брат, что он хочет на самом деле?
- Бог его знает, - ответил Анатолий Северинович. Он вылил остатки
коньяку в кружку Элизабет и сказал: - Пейте.
Она покорно взяла кружку, сделала большой глоток.
- Марк в течение двадцати семи лет изучал звезды - все пытался найти
обитаемую планету с таким же метапсихическим потенциалом, что и Земля.
Когда я спросила, что же он собирается делать, когда отыщет подобную
планету, он только рассмеялся.
Монах покачал головой.
- Я всего лишь старый бедный священник. Вырос и жил в Сибири.
Метапсихическими способностями не обладаю. Как я могу определить, что
замыслил Марк Ремилард... или вы?
Элизабет бросила на него мимолетный испытующий взгляд. Словно бы
изучала... Монах улыбнулся, глядя в кружку.
- Жаль, - заметила Элизабет, - что вы никогда не встречались с моим
старым приятелем Клодом Маевским. Вы бы составили с ним отличную парочку -
слава о вас пошла бы по всему плиоцену. Он на вид был еще почище вас,
этакий чудаковатый старикашка...
- Сестра Роккаро говорила мне о нем. И примерно в том же духе... - Он
потряс пустую фляжку, вздохнул, затем навинтил крышку и убрал посуду. -
Думаю, там, в подвале нашего дома, найдется еще пара бутылок "Мартеля".
Мне без этой лурдской [источник святой воды во Франции, в Лурде] водицы
нелегко. Исповедаться, Элизабет, не хотите?
- Нет-нет!
Он всплеснул руками.
- Мне же легче. - Монах поднялся и направился к двери. - Если
надумаете, я готов.
- Почему бы вам не предложить _е_м_у_?
- Я предлагал, три или четыре дня назад. После того, как стащил его
черный комбинезон. Мне показалось, что именно с его помощью он летает по
воздуху.
- Ну и?..
Брат Анатолий положил руку на щеколду.
- Бесполезное дело. Он не нуждается в комбинезоне, чтобы совершить
d-переход. Этот наряд нужен ему только для того, чтобы не появиться в
незнакомом месте в неприличном виде, так что пришлось вернуть. Марк сделал
вид, что ничего не заметил.
Женщина рассмеялась.
- Так же, как он отреагировал и на ваше предложение исповедать его?..
Монах хихикнул и вышел из кухни.
5
- Я прошу вас пересмотреть решение, - сказал старик Каваи.
Древний, высохший японец стоял на ступеньках крыльца, ведущего в
бывшую хижину мадам Гудериан, и держал на руках рыжую кошку. Та блаженно
мурлыкала, а три маленьких котенка ползали по ступенькам, тыкались в голые
ноги старика, беспомощно пищали. Два человека на верховых халиках стояли у
хижины - лица их были едва видны в прохладном предутреннем полумраке.
- Ты единственный, кто все помнит, ты - живая история Скрытых Ручьев,
и ты же решил остаться, Танданори-сан! - Пеопео Моксмокс Бурке - вождь
Бурке, как его звали свободные люди из поселения, - сидел на халике,
скрестив ноги. - В любой день фирвулаги могут захватить деревню. Не имеет
значения, предупредил ли нас об этом Фитхарн Деревянная Нога или нет.
Он-то настроен по отношению к нам дружески, но что он может один. Вспомни,
как эти ублюдки разнесли форт Русти. Мы больше не можем доверять
"маленькому народу". Шарн и Айфа столько раз лгали нам.
- Король и королева фирвулагов хотели бы разрушить все поселения в
долине Мозеля, - согласился старый японец. - Их можно понять, мы
представляем для них угрозу.
- Какую угрозу, старик! - в сердцах бросил Дени Джонсон. - В форте
Русти погибли восемьдесят три человека, более двух сотен захвачено в плен.
Их погубили через пару месяцев, с той поры нас постоянно выживают отсюда,
сжигают поселение за поселением, что расположены в Вогезах. Кроме того,
сколько ранено и пропало без вести. Этот перешеек, поросший лесом,
расположен слишком близко от фирвулагов. Болота нас не спасут. Как только
Шарн отдаст приказ, они навалятся на нас всем скопом. Теперь у нас мозги
просветлели, и мы постараемся вовремя удрать от них. И ты тоже. Зачем
помирать так бессмысленно? Никто не предлагает тебе участвовать в захвате
Ронии. Ты можешь отправиться с караваном в Нионель. Там тоже живут
свободные люди, они примут тебя.
- Нет, я не уйду, - ответил Каваи и спустил кошку с рук. - Я вполне
понимаю, почему вы решили оставить эти места, но я не могу все бросить.
Вождь Бурке протянул старику огнестрельный карабин.
- Возьми хотя бы эту штуку, все-таки какая ни есть оборона.
Каваи отрицательно покачал головой:
- У вас и так мало оружия, вряд ли его хватит, чтобы напасть на
Ронию. Если фирвулаги увидят, что я безоружен, они оставят меня в покое.
На что им такой ветхий старикашка! Мне уже за восемьдесят, наполовину
слепой, а всего богатства - дом, полный кошек. Нет, я остаюсь, присмотрю
за хижиной, ведь она когда-то приютила нас. Когда это было?.. Ах, уже и не
вспомнить. А в той стороне садик - я ухаживал за ним. Дорожки у меня
всегда были чистые-чистые. А там мельница на протоке. Как я могу все
бросить, когда сюда придут эти?.. Кто-то должен присмотреть за хозяйством.
У меня тут еще козы остались, и несколько цыплят, и большой гусак - так и
не захотел, дурак, лезть в корзину. Так что с пищей у меня порядок. Жалко
гусака - сожрут ведь, поганцы, ему годков, наверное, столько же, сколько и
мне... Ну куда я пойду, ребята? В Нионель?.. А вдруг все обойдется и сюда
вновь вернутся люди, а я вот он. Тут как тут.
Наступило молчание, потом Дени Джонсон неожиданно громко прокашлялся,
провел рукой по глазам.
- Ты, дед, словно песнь родному очагу поешь! Кончай, дед, а-а? Бог
видит, как я хочу остаться. Если бы только можно было поверить в то, что
будет мир. Но ты же слышал, о чем говорил Фитхарн?
Каваи нахмурился.
- И ты веришь сказкам насчет войны с Мраком?
- Старик, - ответил Дени, - я уже не знаю, во что еще можно верить.
Есть только одна штука, в которой нельзя сомневаться. Я был дурак и не
знал, как здорово петь себе на здоровье и зарабатывать этим на хлеб. Во-от
с таким слоем масла... В Ковент-Гарден меня слушали с огромным
удовольствием, я знал, что такое успех, дед! Сколько бы я дал, чтобы
вернуться на сцену. Я мечтаю о своем времени. Я даже согласен намазать
лицо краской и сыграть Яго, лишь бы только попасть туда.
Каваи поймал кошку за шиворот и взял на руки - та покорно и ловко
устроилась у него на груди.
- Ну, умаку ики йо, ну, ребята. Удачи!
- Ладно, старик, давай сюда своего гусака, как-нибудь впихну его в
корзинку Пепино.
- Не сходи с ума, Дени, - сказал Бурке, - нам еще караван догнать
надо.
- Езжайте с Богом, ребята. Ну их, эти прощания, - согласился Каваи.
Ни один мускул не дрогнул у него на лице.
- Двигай, Желтый Глаз, - обратился Бурке к Дени Джонсону, - а я дам
дельный совет этому старому упрямому карасю.
Когда всадник скрылся в предрассветном тумане, Пеопео слез с халика
и, упершись кулаками в бедра, встал перед миниатюрным дряхлым японцем.
Лицо индейца, словно вырезанное из полированного красного дерева,
изрезанное шрамами, оставалось бесстрастным, однако голос его дрогнул,
когда он спросил старика:
- Может, передумаешь? Пожалуйста...
Японец посмотрел на вождя.
- Эта хижина до сих пор хранит ее дух. Он защитит меня.
- Она бы первая сказала, что надо уходить. Что только идиот может
добровольно отдаться в руки врагов.
Кошка вновь спрыгнула с рук Каваи и поспешила схватить за шиворот
котенка, начавшего охоту за прыгающей у крыльца жабой.
- Послушай, Пеопео Моксмокс. Я горжусь теми десятилетиями, которые
провел здесь, в плиоцене. Я ни о чем не жалею. Я хотел быть поближе к
природе, вот и поселился здесь. Да, вначале было трудно, страшно, сколько
опасностей подстерегало нас, но сколько радостей я обрел в этом
благодатном краю. Я никогда не рвался в вожди, как ты, например; мне
всегда хотелось овладеть ремеслами, которыми занимались мои предки. Здесь,
в деревне, я мастерил станки - ткацкие, точильные... Делал бумагу,
глиняную посуду, сколько обувки сработал!.. Передавал свои навыки другим.
Все было душевно, просто, по-человечески... Даже смерть мадам Анжелики и
сестры Амери я пережил спокойно, понимал, - какой смысл спорить и сожалеть
о тех, кто оказался на пути великого колеса превращений, кто волею судьбы
сменил лик. Но теперь, Пеопео, я устал. Мы долгие годы близко дружили с
тобой, а ты и не заметил, что я совсем обветшал - в чем только душа
держится. А ты у нас еще орел, кому, как не тебе, вести племя. Я останусь
здесь. Буду молить Просветленного, чтобы вам повезло и свободным людям
удалось немного растрясти забитые оружием склады в Ронии. Раз уж вы
решили, что оно вам необходимо для переговоров с королем, то дерзайте.
Только логика здесь какая-то глупая: сначала ограбить его, а потом
вступать в переговоры. Вы подумали о том, как он сможет сохранить лицо?
Как ему, не уронив своего достоинства, войти с вами в контакт?.. Впрочем,
теперь это уже не мои заботы. Это не для меня. Мое колесо жизни очертило
полный круг. Я старался жить в соответствии с благородными истинами,
теперь пришел мой черед испытать судьбу. Забудь о старом Каваи, если
считаешь, что я глуп, раз испытываю желание окончить свои дни в том месте,
которое так долго радовало меня, давало отдых, приют, надежду, дарило
мысли.
- Ты далеко не глуп, старик. - Вождь Бурке склонил голову. - До
свидания.
- Я еще не сказал тебе "сэйонара", Пеопео, но будет достаточно и
"идти ираши", что означает "теперь прощай". Пожалуйста, передай людям,
которые пойдут в Нионель, чтобы вспоминали обо мне и, если смогут, пусть
как-нибудь навестят старика. Если ты изменишь свое решение насчет ухода в
будущее, знай - твой вигвам, целехонький, убранный, будет ждать тебя
здесь. Прежде чем начнется сезон дождей, я положу новую крышу,
отремонтирую фрамуги.
- Спасибо.
Старик сделал глубокий поклон, и, когда он выпрямился, Бурке уже был
