- Вы льстите мне, Амелия.
Голос Монгрова продолжал громыхать в шуме болтовни, но слова были
неразличимы.
- Если вы не спасете себя, подумайте о знаниях, которые можете спасти
- знания унаследованные от миллионов поколений!
Железная Орхидея в платье из зеленого бархата скользила рядом с
Браннартом Морфейлом, рассуждения которого были очень похожи на то, что
говорил Монгров, хотя он явно не слышал главного, мрачного гиганта. С
некоторой тревогой Джерек услышал ее слова:
- Конечно, вы полностью правы, Браннарт. Фактически, я намерена
совершить путешествие сквозь время сама. Я знаю, вы одобрите это, я буду
полезна вам...
Джерек не слышал дальнейших слов матери. Он пожал плечами, выбросив их
из головы, как выражение мимолетного каприза.
Сладкое мускатное Око занимался любовью с госпожой Кристией, Вечной
Содержанкой, в довольно оригинальной манере. Их переплетенные тела плыли
среди других гостей. В другом месте Орландо Чемби, Кимик Рентбрейн и О'Кала
Инкардинал сцепились за руки в сложном воздушном танце, в то время как
Графиня Монте Карло растягивала свое тело, пока не оказалась тридцати футов
высотой и почти невидимой. Все это как оказалось для развлечения детей из
Убежища, собравшихся вокруг нее и смеявшихся от восхищения.
- У нас есть долг перед нашими предками! - стонал Монгров, на
некоторое время загороженный от взглядов слушавших его. Джерек подумал, что
тот похоронен где-то под неожиданной лавиной из голубых и зеленых роз,
свалившихся с влекомой Пегасом платформы доктора Велоспиона.
- И для тех, кто (скр-р-р) последует за нами... - добавил
пронзительный, но чем-то заглушенный голосок.
Джерек вздохнул.
- Если бы только вернулся Джеггет. Тогда, я уверен, вся суматоха
кончится.
- Он должно быть мертв, - сказала она.
- Трудно было бы перенести эту потерю. Он был моим лучшим другом. Я
прежде никого не знал, кого нельзя было бы воскресить.
- Смысл слов Монгрова в том, что никто не будет воскрешен после
апокалипсиса.
- Тогда никто не будет чувствовать себя в проигрыше, - они плыли вниз,
к полу, все еще полному слабыми трепыхающимися птенцами ястреба, но многие
уже сдохли, так как Вакака Накоока забыл накормить их. Джерек рассеянно
уничтожил всех птиц, чтобы они могли опуститься и встать там, глядя вверх,
на гостей, становившихся все менее спокойными в своем веселии.
- Я думал, вы считаете, что мы будем жить вечно, Амелия? - сказал он,
все еще глядя вверх.
- Это мое убеждение, а не мнение.
Он не смог заметить разницу.
- В посмертной жизни, - сказала она, пытаясь говорить с убеждением, но
ее голос дрогнул. - Ладно, возможно, существует Посмертная Жизнь, хотя и
трудно вообразимая. О, так нелегко сохранить обычную веру...
- Это конец Всего! - Продолжал Монгров откуда-то из-за горы роз. - Вы
проиграли! Вы не слушаете! Вы не понимаете! Остерегайтесь! О,
остерегайтесь!
- Мистер Корнелиан, мы должны попытаться заставить их выслушать Лорда
Монгрова!
Джерек покачал головой.
- У него нет ничего интересного сказать, Амелия, чего он не говорил
прежде. Разве информация Юшариспа не идентична той, которую он принес в
первый раз во время вечеринки Герцога Африканского. Она мало значит...
- Для меня она значит много.
- Каким образом?
- Лорд Монгров подобен пророку, которого никто не слушает. Библия
полна таких историй.
- Тогда нам не нужно новых.
- Вы намеренно бестолковы.
- Уверяю вас, что нет.
- Тогда помогите Монгрову.
- Его темперамент и мой слишком различны. Браннарт утешил бы его
вместе с Вертером де Гете. у него много друзей, которых он будет слушать.
Они соберутся вместе и договорятся, что все, кроме них, дураки, что только
они знают правду, имеют право контролировать события и так далее. Это
подбодрит их и не испортит никому удовольствия. Насколько мы знаем, их
выходки всегда забавны.
- "Забавны" - это ваш единственный критерий?
- Амелия, если это заставит вас удовлетвориться, я пойду сейчас к
Монгрову и буду стонать вместе с ним, но мое сердце будет против этого,
любовь моей жизни, радость моего существования.
Она вздохнула.
- Я не хочу заставлять вас лгать, мистер Корнелиан, подталкивать вас к
лицемерию было бы грехом.
- Вы стали чуточку рассудительней, дорогая Амелия.
- Я извиняюсь. Здесь явно нельзя ничего сделать. Вы считаете Монгров
позирует?
- Как делаем мы все. Не то, чтобы он был неискренен, просто он выбрал
эту роль, хотя знает, что много других мнений также интересных и так же
ценных как и его собственное.
- За несколько коротких лет, которые остались... - донесся голос
Монгрова сейчас более отдаленный.
- Он не верит полностью в том, что говорит?
- И да, и нет. Но он склонен верить полностью. Это сознательное
решение. Завтра он примет совершенно другое решение, если ему наскучит эта
роль (а я подозреваю, что она ему наскучит, насколько он скучен другим).
- Но Юшарисп искренен.
- Да? Бедняга.
- Значит для мира нет надежды?
- Юшарисп верит этому.
- А вы нет?
- Я верю всему и ничему.
- Я никогда прежде не понимала этой философии Конца Времени.
- Полагаю да, - он огляделся вокруг себя. - Я не думаю, что мы увидим
здесь, Лорда Джеггета. Он мог бы объяснить вам эти вещи, так как любит
обсуждать абстрактные вопросы. Я никогда не имел к этому склонностей,
предпочитая делать вещи. Я - человек действия, как вы смогли заметить. Без
сомнения, это связано как-то с тем, что я - продукт естественного
деторождения.
Ее глаза, когда она посмотрела на него, были полны тепла.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Честь Ундервуда.
- Я все еще неуверена. Возможно нам начать снова?
Джерек послушно уничтожил западное крыло. Они перестраивали ранчо.
Вилла из красного кирпича исчезла. На ее месте стояло что-то значительно
больших размеров и одновременно более легкое, имеющее сходное с готикой
средневековой Франции или Бельгии строение, с узкими башенками и изящных
очертаний окнами.
- Это все слишком величественно, - сказала она, трогая подбородок
пальцем. - И хотя оно показалось бы грандиозным, только в Бромли, здесь же
оно почти примитивно.
- Если вы используете свое собственное аметистовое кольцо власти... -
пробормотал он.
- Я все еще не доверяю этим вещам, но она повернула кольцо и подумала
о том одновременно, что хочет получить.
Сказочная башня, идеал ее детства, возвысилась перед ними. Она не
смогла заставить себя уничтожить ее.
Джерек был восхищен удивляясь изяществу ее ста двадцати футов,
увенчанных двумя башенками с красными коническими крышами.
- Такой элегантный пример типичной архитектуры Эпохи Рассвета, -
сказал он ей комплимент.
- Вы не находите ее чересчур причудливой?
Ей было неловко, но приятно задело своего воображения.
- Модель полезности!
- Вряд ли, - она покраснела. Ее собственное воображение, ставшее
конкретным, удивило ее.
- Еще! Вы должны сделать еще!
Кольцо было повернуто снова, и еще одна башня поднялась вверх,
связанная со своей товаркой маленьким мраморным мостиком. С некоторым
колебанием она уничтожила первое здание, сделанное Джереком по ее просьбе,
и обратила внимание на окружающий ландшафт. Появился ров, наполненный водой
из сверкающей речки. Искусственные сады геометрической формы, полные ее
любимых цветов, с волнистыми лужайками, с озером, кипарисами, тополями и
ивами. Небо было изменено на бледно-голубое и маленькие белоснежные облака.
Затем она добавила нежные цвета - розовые и желтые, как в начале рассвета.
Все было таким, каким ей приснилось однажды, не респектабельной домашней
хозяйке, а маленькой девочке, которая читала сказки с чувством, что она
разглядывает запрещенные книжки. Ее лицо сияло, когда она рассматривала
свою работу. Джерек наблюдал с наслаждением и удовольствием.
- О, я не должна была...
На лужайке сейчас пасся единорог.
Он поднял голову, его глаза были мягкими и разумными. На золотом роге
блестело солнце.
- Мне говорили, что все это не существует. Моя мать упрекала меня за
глупые фантазии. Она говорила, что из этого не выйдет ничего хорошего.
- И вы все еще так думаете?
Она посмотрела на него.
- Полагаю, что я должна так думать.
Он ничего не сказал.
- Моя мать утверждала, что маленькие девочки, верящие в сказки,
вырастают пустыми и разочарованными. Мне говорили, что мир, в конце концов,
суров и ужасен, и мы помещены в него для испытания нашей пригодности к
жизни на Небесах.
- Это разумное верование, хотя, я думаю, и не приносящее удовольствия.
- И все же здесь не меньше жестокости, я думаю, чем в моем мире.
- Жестокости?
- Ваши зверинцы.
- Конечно.
- Но, теперь я поняла, вы не осознаете, что вы жестоки. В этом смысле
вы не лицемеры.
Джерека радовало слушать ее голос, как он мог бы радоваться мирному
жужжанию насекомого. Он говорил только чтобы поощрить ее к продолжению.
- Мы держим в нашем обществе больше пленников, - сказала она. -
Сколько жен являются пленниками в своих домах, у своих мужей? - она
помолчала. - Я не посмела бы думать о таких радикальных вещах дома, не
говоря уже о том, чтобы высказать их.
- Почему?
- Потому что я обидела бы других. Потревожила бы моих друзей. Имеются
общественные рамки поведения, намного более прочные, чем моральные рамки
или рамки закона. Вы поняли это уже в моем мире, мистер Корнелиан?
- Я узнал кое-что, но не так много. Вы должны продолжать учить меня.
- Я видела тюрьму, где вы были в заключении. Сколько там пленников не
по своей вине? Жертвы бедности. И бедность порабощает столько миллионов
людей, намного больше, чем вы могли когда-либо созерцать в своих зверинцах.
О, я знаю, знаю. Вы могли бы поспорить, и я не смогла бы отрицать.
- Да?
- Вы добры ко мне, мистер Корнелиан, - ее голос затих, когда она снова
посмотрела на свое творение. - О, оно так прекрасно!
Он шагнул к ней и положил руку на плечо. Она не воспротивилась.
Прошло какое-то время. Она обставила их дворец простой комфортабельной
мебелью, не желая загромождать комнаты. Она вновь установила строгий
порядок дня и ночи. Она создала двух больших черно-белых котов, и парки
вокруг дворца были заселены оленями и единорогами. Ей хотелось книг, но
Джерек не смог найти ни одной, поэтому, в конце концов, она начала писать
книгу сама и нашла это занятие почти таким же удовлетворительным, как
чтение. И все-таки он должен был продолжать ухаживать за ней, она все еще
отказывала ему в полном выражении своих привязанностей. Когда он предложил
жениться и продолжал часто делать это, она отвечала, что дала
церемониальную клятву быть верной мистеру Ундервуду, пока смерть не
разлучит их.
Джерек возвращался время от времени к убедительной логике, что мистер
Ундервуд мертв, много тысячелетий, и что она свободна. Он начал
подозревать, что ей важна не клятва мистера Ундервуда, а она играет с ним
или ждет от него каких-то действий. Но какими должны быть эти действия, она
не давала ни малейшего намека.
Эта идиллия, хотя и приятная, омрачалась не только его разочарованием,
но также его тревогой за своего друга, Лорда Джеггета Канарии. Джерек начал
сознавать, до какой степени он полагался на руководство Джеггета в своих
действиях на объяснение ему мира, на помощь в формировании его судьбы.
Юмора друга, его совета, самой его мудрости очень не хватало Джереку.
