Оба Ориоля с самым искренним видом принялись уверять, что на их земле
источников, поди, не меньше, чем виноградных лоз. Чего там! Копнешь - и
готово. Вот увидите, увидите.
Андермат сухо ответил:
- Увидим.
Дядюшка Ориоль поспешно окунул руку в воду источника и заявил:
- А горяча-то как! Можно яйцо сварить! Куда горячее, чем в Бон-
фильском источнике.
Латон тоже обмакнул палец в воду и сказал, что, пожалуй, это верно.
Крестьянин опять заговорил:
- Да она и на вкус лучше, куда приятнее. И запаху скверного нет. Как
хотите, а я за эту воду могу поручиться. Хорошая вода. Мне ли не знать
здешних вод? Пятьдесят лет на моих глазах текут. Но уж такой хорошей ни-
когда и не было. Никогда, никогда!
Помолчав немного, он снова принялся убеждать:
- Я зря говорить не буду. Разве я товар какой продаю? Вот, если угод-
но, так ее испытать можно, по-настоящему испытать на ваших глазах, а не
по-докторски, не по-аптечному. На каком-нибудь больном человеке ее можно
испробовать Готов побиться об заклад, что моя вода и параличного выле-
чит, - такая она горячая и хорошая на вкус! Готов об заклад побиться!
Он умолк и, казалось, что-то припоминал, потом не спеша окинул взгля-
дом ближние вершины гор, как будто искал, не появится ли там нужный для
опыта паралитик. Не обнаружив его в поднебесных высотах, он опустил
взгляд долу, на дорогу.
В двухстах метрах от источника, на краю дороги, виднелись недвижимые
ноги бродяги. Кловиса, а туловище его было скрыто стволом ивы.
Ориоль приложил руку ко лбу щитком и, вглядываясь, спросил у сына:
- Кто это там? Неужто Кловис? Гляди-ка, еще не ушел!
Долговязый Жак, засмеявшись, ответил:
- Он самый и есть. Сидит, старый, в ногах-то заячьей прыти нету.
Ориоль шагнул к Андермату и степенно, веско произнес:
- Вот послушайте-ка меня, сударь, что я вам скажу. Видите, вон там
сидит параличный? Доктор его хорошо знает. Ноги у него уже лет десять
как отнялись, не может шагу ступить. Верно я говорю, доктор?
Латон подтвердил:
- Да, да. Ну уж если вам удастся вылечить такого калеку вашей водой,
я согласен платить за нее по франку за стакан. - И, обращаясь к Андерма-
ту, пояснил: - Это ревматик и подагрик. Левую ногу у него свело в колене
- судорожная контрактура мышц, - а правая совершенно парализована. Слу-
чай, по-моему, неизлечимый.
Ориоль выждал, пока он выскажется, и неторопливо продолжал:
- Ну что ж, господин доктор, испытайте на нем мою воду - хотя бы один
месяц. Я не говорю, что удастся вылечить, я ничего не говорю, а только
прошу: испробуйте на нем. Вот мы тут с Великаном начали копать яму для
камней. Ну что ж, пусть она будет для деда Кловиса. Пусть сидит там в
воде по часу каждый день. И тогда посмотрим, посмотрим.
Доктор пробормотал:
- Ну, пожалуйста, пробуйте, если угодно. Ручаюсь, что ничего не вый-
дет.
Но Андермат, соблазнившись возможностью почти чудесного исцеления, с
радостью ухватился за мысль, подсказанную крестьянином, и все четверо
направились к бродяге, который сидел все так же неподвижно, греясь на
солнышке.
Разгадав хитрость, старый браконьер стал притворно отказываться, дол-
го упрямился, но наконец согласился с тем условием, что за каждый час,
который он проведет в воде, Андермат будет платить ему по два франка.
Сделка была тотчас заключена. Решили даже, что первую свою ванну Кло-
вис примет в этот же день, как только будет вырыта яма. Андермат обязал-
ся предоставить ему одежду, чтобы он мог "перемениться", выбравшись из
воды, а дядюшка Ориоль и Великан обещали притащить стоявшую у них во
дворе переносную пастушескую сторожку, чтобы калеке было где перео-
деться.
Затем банкир и доктор пошли обратно к деревне. У въезда в нее они
расстались. Один направился в свой врачебный кабинет принимать больных,
а другой в парк, чтобы подождать жену, собиравшуюся пойти на ванну в по-
ловине десятого.
Вскоре появилась Христиана. Вся в розовом с головы до ног, в розовой
шляпе, под розовым зонтиком, с розовым личиком, она была словно утренняя
заря. Для сокращения пути она спустилась из гостиницы по крутому косого-
ру, легкая, быстрая, как птичка, когда та, сложив крылышки, перепрыгива-
ет с камня на камень. Завидев мужа, она еще издали крикнула ему:
- Как тут хорошо! Чудесные места! Мне тут ужасно нравится!
Немногие больные, уныло бродившие по маленькому тихому парку, обора-
чивались, когда она проходила, а Петрюс Мартель, который стоял без курт-
ки, с трубкой в зубах, у открытого окна казино, подозвал своего приятеля
Лапальма, сидевшего в уголке за стаканом белого вина, и, причмокнув,
воскликнул:
- Эх, черт! Хороша куколка!
Христиана вошла в водолечебницу, приветливо улыбнулась кассиру, си-
девшему слева от входа, весело сказала: "Здравствуйте!" - бывшему тюрем-
ному надзирателю, сидевшему справа, отдала билетик на ванну служительни-
це, одетой, как и та, что сидела в парке у источника, и пошла вслед за
нею по коридору, куда выходили двери кабинок.
Одну из этих дверей отворили для нее, и она переступила порог до-
вольно просторной комнаты с голыми стенами, где вся обстановка состояла
из стула, зеркала и скамеечки для ног, а в желтом цементном полу было
устроено овальное углубление, выложенное таким же цементом и служившее
ванной.
Женщина, которая привела ее, отвернула кран, похожий на водопроводные
краны на парижских улицах, и из маленького решетчатого отверстия на дне
ванны забила вода, быстро наполнила ее, но не переливалась через край, а
вытекала в трубку, проложенную в стене.
Христиана оставила свою горничную в отеле, а от услуг овернки отказа-
лась и отослала ее, сказав, что разденется сама и позвонит, когда нужно
будет подать простыню или что-нибудь понадобится.
Оставшись одна, она не спеша разделась, глядя, как в светлом бассейне
еле заметно кружится понизу и волнуется вода Раздевшись, она кончиком
ноги попробовала воду, и тотчас приятное ощущение тепла побежало по все-
му телу; тогда она опустила в воду всю ногу, потом вторую и осторожно
села, погрузившись в мягкую, ласковую теплоту прозрачной воды источника,
который наполнял этот водоем, струился по ней самой и вокруг нее, покры-
вая маленькими пузырьками газа все ее тело - и ноги, и руки, и грудь.
Она с удивлением смотрела, как эти бесчисленные воздушные пузырьки всю
ее одевают панцирем из крошечных жемчужинок. А жемчужинки непрестанно
отрываются от ее белой кожи, взлетают на поверхность воды и исчезают в
воздухе, выталкиваемые снизу другими, которые возникают на ней. Они воз-
никали мгновенно, словно легкие, неуловимые и прелестные мелкие ягодки,
плоды ее стройного, юного и розового тела, обладающего волшебной силой
обращать капельки воды в жемчужины. Христиане было так хорошо, так мягко
касались, так ласково обнимали, обтекали ее струйки воды, трепещущие,
живые, переливчатые струйки источника, бурлившего в водоеме у ее ног и
убегавшего сквозь маленькое отверстие у края ванны, что ей хотелось нав-
сегда остаться тут, не двигаться, не шевелиться, ни о чем не думать.
Теплота, какая-то особая, восхитительная теплота согревала ее, на душе
было покойно, безмятежно, и всю ее наполняло блаженное ощущение здо-
ровья, мирной радости и тихой веселости. Журчание воды, вытекавшей из
ванны, убаюкивало, и в дремотной неге она лениво думала то о том, то о
другом: что будет делать сейчас и что будет делать завтра, на какие про-
гулки здесь можно ходить, думала об отце, о брате, о муже и о том высо-
ком молодом человеке, который бросился спасать собаку, - после этого ей
как-то было неловко с ним, она не любила порывистых людей.
Да, в этой теплой воде было хорошо, спокойно, и никакие желания не
тревожили ее сердца, разве только смутная надежда иметь ребенка; в душе
не возникало ни тени стремления изведать какую-то иную жизнь, волнение
или страсть. Ей ничего не надо было, она чувствовала себя счастливой и
довольной.
Вдруг она испугалась: кто-то открыл дверь; но оказалось, это овернка
принесла простыню и халат. Двадцать минут уже истекли, пора было оде-
ваться Пробуждение было грустным, почти горестным; хотелось попросить,
чтоб ей позволили побыть в ванне еще несколько минут, но потом она поду-
мала, что впереди еще много дней, много таких же приятных минут; она с
сожалением вышла из воды и закуталась в халат, нагретый так сильно, что
он даже обжигал ее немножко.
Когда она уходила, доктор Бонфиль отворил дверь своего кабинета и,
церемонно кланяясь, попросил ее войти. Он справился, как она себя
чувствует, пощупал ей пульс, велел высунуть язык, осведомился о ее аппе-
тите и пищеварении, спросил, хорошо ли она спит, затем проводил до само-
го выхода и все время бормотал:
- Что ж, ничего, ничего, все благополучно, благополучно. Будьте так
любезны передать вашему батюшке мой нижайший поклон Он один из самых
почтенных людей, какие мне встречались на моем поприще.
Наконец она избавилась от его назойливых забот, немного испортивших
ей настроение, вышла и у дверей водолечебницы увидела отца в обществе
Андермата, Гонтрана и Поля Бретиньи.
Ее муж, у которого всякая новая мысль все жужжала, жужжала в голове,
словно муха, залетевшая в бутылку, рассказывал о паралитике и предлагал
пойти посмотреть, принимает ли бродяга свою первую ванну.
Чтобы доставить ему удовольствие, все пошли к источнику.
Но Христиана тихонько удержала брата и, когда они отстали от других,
сказала:
- Знаешь что, я хотела поговорить с тобой о твоем друге; он мне
что-то не очень нравится. Расскажи мне о нем. Какой он?
И Гонтран, близко знакомый с Полем уже несколько лет, описал ей эту
натуру, страстную, необузданную, искреннюю и способную на добрые порывы.
Поль Бретиньи, говорил Гонтран, - умный человек, но какой-то неисто-
вый и все переживает слишком бурно. Он поддается каждому своему желанию,
не умеет ни владеть, ни управлять собой, подавлять чувство рассудком,
руководствоваться в жизни методически обдуманным планом и повинуется
всем своим увлечениям, прекрасным или постыдным, едва только какая-ни-
будь мысль, какое-нибудь желание или страстное волнение потрясет его эк-
зальтированную душу.
Он уже семь раз дрался на дуэли и так же способен в запальчивости ос-
корбить человека, как и стать после этого его другом; он влюблялся беше-
но, пылко в женщин всех классов и одинаково их обожал, начиная от мо-
дистки, встреченной у порога магазина, и кончая актрисой, которую он по-
хитил, - да, буквально похитил в вечер первого представления, когда она
вышла из театра и уже ступила ногой на подножку экипажа, чтобы ехать до-
мой, - схватил ее на глазах остолбеневших прохожих, унес на руках, бро-
сил в карету и умчал, пустив лошадей таким галопом, что похитителя не
могли догнать.
И Гонтран сказал в заключение:
- Вот он какой! Славный малый и, кстати сказать, очень богат, но су-
щий безумец. Когда потеряет голову, на все, положительно на все спосо-
бен.
Христиана сказала:
- У него какие-то необыкновенные духи. Дивный запах! Что это такое?
- Не знаю. Он не хочет говорить. Кажется, из России привезены. Пода-
рок его актрисы, той самой, от которой я его теперь лечу. А запах в са-
мом деле чудесный.
Вдали виднелась куча крестьян и больных, - на курорте вошло в обычай
гулять до завтрака по риомской дороге.
Христиана и Гонтран догнали маркиза, Андермата и Поля, и вскоре на
том месте, где накануне высился утес, перед ними предстало странное зре-
лище: из земли торчала человеческая голова в изодранной войлочной серой
шляпе и всклокоченная седая борода - голова, как будто отрубленная или
выросшая тут, словно какой-то кочан. Вокруг нее стояли люди; крестьяне
смотрели изумленно и молча (овернцы совсем не зубоскалы), а три толстых
