пошла к себе в спальню и через несколько минут вернулась переодетая в
белый пеньюар.
Доктор Латон уложил ее на кушетку, вынул из кармана карандаш с тремя
графитами - черным, красным и синим - и принялся выстукивать и выслуши-
вать свою новую пациентку, отмечая каждое свое наблюдение мелкими пест-
рыми штрихами на белом пеньюаре.
Через четверть часа такой обработки пеньюар стал похож на географи-
ческую карту, где обозначены материки, моря, мысы, реки, государства,
города и наименования всех земных стран, так как над каждой пограничной
линией доктор надписывал два-три латинских слова, понятных ему одному.
Старательно исследовав г-жу Андермат, выслушав все внутренние шумы,
все глухие или ясные тона, получающиеся при выстукивании полостей тела,
он вытащил из кармана записную книжку-алфавит в красном кожаном перепле-
те с золотым тиснением, заглянул в таблицу и, раскрыв книжку, написал:
"Наблюдение 6347. Г-жа А. 21 год".
Затем он перенес на соответствующую страничку все свои наблюдения,
окидывая взглядом пациентку с головы до ног и читая разноцветные отметки
на ее пеньюаре, как египтолог расшифровывает иероглифы.
Закончив запись, он объявил:
- Ничего тревожного, все в норме, есть только одно незначительное,
совершенно незначительное отклонение, от которого вас легко излечат уг-
лекислые ванны, не больше тридцати ванн. А кроме того, вам надо пить
каждое утро до полудня три раза по полстакана минеральной воды. И больше
ничего. Дней через пять я вас навещу.
Затем он встал, поклонился и вышел так стремительно, что поверг всех
в изумление. Этот внезапный уход был театральным приемом собственного
его изобретения, особым шиком, признаком оригинальности. Доктор Латон
считал, что это манера очень хорошего тона и производит большое впечат-
ление на пациентов.
Госпожа Андермат подбежала к зеркалу и, поглядевшись в него, вся зат-
ряслась от веселого детского хохота.
- Ох, до чего они смешные, просто уморительные! Неужели их только
два? Наверно, есть еще третий. Покажите мне его скорее! Виль, сходи за
ним, приведи, я хочу на него посмотреть.
Муж спросил удивленно:
- Как так "третий"? Почему "третий"?
Маркизу пришлось объясниться и извиниться: он немного побаивался сво-
его зятя. Он сказал, что доктор Бонфиль был у него сегодня с визитом и
он, воспользовавшись этим, привел его к Христиане, желая узнать мнение
такого опытного врача, которому он вполне доверяет, к тому же коренного
жителя Анваля, человека, открывшего источник.
Андермат, пожав плечами, заявил, что его жену будет лечить только
доктор Латон; и озадаченный маркиз стал обдумывать, как бы уладить дело,
чтобы не обиделся его сердитый врач.
Христиана спросила о своем брате:
- Гонтран здесь?
Отец ответил:
- Да, приехал четыре дня тому назад со своим другом, Полем Бретиньи,
о котором, помнишь, он часто нам говорил. Они вместе путешествуют по
Оверни. Побывали уже в Мон-Доре и в Бурбуле, а в конце будущей недели
поедут отсюда в Канталь.
Затем он спросил у дочери, не хочет ли она отдохнуть до завтрака пос-
ле ночи, проведенной в поезде, но она ответила, что прекрасно выспалась
в спальном вагоне и только просит дать ей часок на то, чтобы помыться и
переодеться, а после этого ей хочется посмотреть деревню и ванное заве-
дение. В ожидании, когда она будет готова, отец и муж ушли в свои комна-
ты.
Вскоре она позвала их, и все трое вышли из гостиницы на прогулку.
Г-жу Андермат сразу же восхитила деревня, спрятавшаяся в лесу, в глубине
долины и, казалось, со всех сторон замкнутая каштановыми деревьями высо-
тою с гору. Эти вековые великаны волею случая разбросаны были повсюду -
росли у ворот, во дворах, на улицах; кроме того, повсюду били родники,
на каждом шагу высились черные камни, а оттуда, из просверленного ма-
ленького отверстия, вырывалась светлая струя воды и, изгибаясь в воздухе
дугой, падала в каменную колоду. Под сводами ветвей разливался свежий
запах листвы и хлева; овернки важной поступью медленно двигались по ули-
цам или же стояли у порога и пряли черную шерсть, проворными пальцами
ссучивая кудель с прялки, заткнутой за пояс. На них были короткие юбки,
не закрывавшие худых лодыжек, обтянутых синими чулками, корсажи с помо-
чами и холщовые рубашки с рукавами, из которых высовывались жилистые и
сухие, костлявые руки.
Вдруг откуда-то донеслась музыка - странные, скачущие, прерывистые и
хриплые звуки, как будто заиграла старая, разбитая шарманка.
- Что это такое? - воскликнула Христиана.
Отец засмеялся.
- Оркестр курортного казино. Всего четыре музыканта, а шуму сколько!
И он подвел дочь к стене деревенского дома, где наклеена была яр-
ко-красная афиша. Жирными черными буквами на ней значилось:
АНВАЛЬСКОЕ КАЗИНО
Директор г-н Петрюс Мартель из Одеона.
Суббота 6 июля.
БОЛЬШОЙ КОНЦЕРТ
Играет оркестр под управлением маэстро Сен-Ландри, лауреата консерва-
тории, удостоенного второй премии. Партию рояля исполнит г-н Жавель,
удостоенный первой премии консерватории. Флейта-г-н Нуаро, лауреат кон-
серватории. Контрабас - г-н Никорди, лауреат Брюссельской королевской
академии.
После концерта большое представление
ЗАБЛУДИЛИСЬ В ЛЕСУ
Комедия в одном действии г-на Пуантиле.
Действующие лица
Пьер де Лапуант - г-н Петрюс Мартель из Одеона.
Оскар Левейе - г-н Птинивель из Водевиля.
Жан - г-н Лапальм из Большого театра в Бордо.
Филиппина - м-ль Одлен из Одеона.
Во время спектакля играет оркестр под управлением маэстро Сен-Ландри.
Христиана читала вслух, хохотала и удивлялась. Отец сказал ей:
- Погоди, они еще не так тебя позабавят. Пойдем посмотрим на них.
Они двинулись дальше и, повернув направо, вошли в парк. Больные сте-
пенно, чинно прогуливались по трем аллеям, подходили к источнику, выпи-
вали предписанный им стакан воды и опять начинали шагать. Некоторые Си-
дели на скамейках, чертили по песку тросточкой или кончиком зонта. Они
не разговаривали и как будто ни о чем не думали, все были какие-то полу-
мертвые, зачарованные сонной одурью и курортной скукой. Только странные
звуки музыки, неведомо откуда долетавшие, неведомо кем порожденные, сот-
рясали теплый, застывший воздух, проносились под деревьями, и, казалось,
лишь они и приводили в движение уныло бродившие фигуры.
Кто-то крикнул:
- Христиана!
Она обернулась и увидела брата. Он подбежал, поцеловался с ней, пожал
руку Андермату, потом взял сестру под руку и быстро повел ее по аллее,
опередив отца и зятя.
Между братом и сестрой начался веселый разговор. Гонтран, высокий и
элегантный молодой человек, был так же смешлив, как сестра, так же под-
вижен, как отец, и равнодушен ко всему на свете, но вечно поглощен одной
заботой - где бы достать тысячу франков.
- Я думал, ты спишь, - говорил он, - а то бы уж давно прибежал поце-
ловать тебя. Да еще этот Поль утащил меня сегодня утром на прогулку, -
посмотреть на замок Турноэль.
- Кто это - Поль? Ах да, твой друг.
- Поль Бретиньи. Да, ты ведь с ним не знакома. Он сейчас принимает
ванну.
- Он болен?
- Нет, но все-таки лечится. Недавно был адски влюблен.
- И поэтому принимает углекислые ванны! Так они, кажется, называются
- углекислые? Хочет таким способом излечиться от любви.
- Да. Он делает все, что я ему велю. У него рана, понимаешь, глубокая
сердечная рана! Такой уж он бешеный, неистовый. Чуть не умер. И ее хотел
убить. Она актриса, известная актриса. Он ее любил безумно! Ну, а она,
разумеется, изменила ему. Была ужасная драма. Вот я и увез его сюда.
Сейчас он немного оправился, но все еще думает о ней.
Сестра перестала улыбаться и сказала уже серьезным тоном:
- Интересно будет на него посмотреть.
Впрочем, слово "любовь" для нее почти не имело смысла. Иногда она ду-
мала о любви так же, как бедная женщина, живя в скудости, думает о жем-
чужном ожерелье, о бриллиантовой диадеме и на минуту загорается желанием
иметь эти драгоценности, для нее такие далекие, но кому-то другому впол-
не доступные. Представление о любви она почерпнула из немногих романов,
прочитанных от нечего делать, но не придавала ей большого значения. Она
не отличалась мечтательностью и от природы была наделена душой жизнера-
достной, уравновешенной и всем довольной. Замужество - а она уже была
замужем два с половиной года - не нарушило той дремоты, в которой живут
наивные девушки, дремоты сердца, мыслей и чувств, - для иных женщин этот
сон длится до самой смерти. Жизнь казалась ей простой и приятной, ника-
ких сложностей она не видела в ней, не доискивалась ее смысла и цели.
Она жила безмятежно, спокойно спала, одевалась со вкусом, смеялась, была
довольна. Чего еще могла она желать?
Когда ей представили Андермата в качестве искателя ее руки, она сна-
чала отказала ему с ребяческим негодованием. Что?! Выйти замуж за еврея!
Отец и брат, разделявшие ее отвращение, ответили так же, как и она, ре-
шительным отказом. Андермат исчез с горизонта, притаился. Но спустя три
месяца он дал взаймы Гонтрану свыше двадцати тысяч франков, да и у мар-
киза, по другим причинам, стало изменяться мнение. Он по самому существу
своему не мог сопротивляться упорному натиску и всегда уступал из эгоис-
тической любви к покою. Дочь говорила о нем: "Ах, папа, папа! Какая у
него путаница в мыслях!" Это было верно. У него не было ни твердых
взглядов, ни верований, а только восторженные, постоянно менявшиеся ув-
лечения. То он проникался минутным поэтическим преклонением перед стары-
ми родовыми традициями и желал короля, но короля разумного, просвещенно-
го, идущего в ногу с веком; то, прочитав книгу Мишле или какого-нибудь
другого мыслителя-демократа, с жаром говорил о равенстве людей, о совре-
менных идеях, о требованиях бедняков, угнетенных и обездоленных. Он мог
уверовать во что угодно, смотря по настроению, и когда старая его прия-
тельница г-жа Икардон, имевшая связи в еврейских кругах, пожелала посо-
действовать браку Христианы с Андерматом, она знала, как подойти к мар-
кизу и какими доводами его убедить.
Она утверждала, что для евреев, угнетенных так же, как был угнетен
французский народ до революции, настал час мщения и теперь они будут уг-
нетать других могуществом золота. Маркиз де Равенель, человек совсем не
религиозный, был, однако, убежден, что идея бога очень полезна как зако-
нополагающая идея, что она больше может держать в узде боязливых глупцов
и невежд, нежели неприкрашенная идея справедливости, и поэтому с одина-
ковой равнодушной почтительностью относился ко всем религиозным догмам,
питал одинаково искреннее уважение к Конфуцию, Магомету и Иисусу Христу.
Распятие Иисуса на кресте он отнюдь не считал наследственным грехом ев-
реев, а только грубой политической ошибкой. Поэтому г-же Икардон доста-
точно было нескольких недель, чтоб внушить ему восторг перед непрестан-
ной скрытой деятельностью евреев, повсюду преследуемых и всемогущих. И
вдруг он стал другими глазами смотреть на их торжество, считая его спра-
ведливой наградой за долгое унижение. Он видел теперь в евреях властите-
лей, которые повелевают королями - повелителями народов, поддерживают
или низвергают троны, могут разорить и довести до банкротства целую на-
цию, точно какогонибудь виноторговца, гордо посматривают на приниженных
государей и швыряют свое нечистое золото в приоткрытые шкатулки самых
правоверных католических монархов, а получают от них за это грамоты на
дворянство и железнодорожные концессии.
И он дал согласие на брак своей дочери Христианы де Равенель с банки-
ром Вильямом Андерматом.
Христиана же поддалась осторожному воздействию со стороны г-жи Икар-
дон, подруги маркизы де Равенель, ближайшей своей советницы после смерти
матери; к этому прибавилось воздействие отца, корыстное равнодушие бра-
