- Идет, идет, как по маслу!
- И вы уже ходить начинаете?
- Прыгаю, как кролик, хозяин, как кролик! Вот кончится месяц в - в
воскресенье пойду плясать бурре со своей милочкой.
У Андермата забилось сердце, он повторил:
- В самом деле? Уже ходите?
Старик перестал шутить.
- Ну, еще не очень, не шибко еще хожу. А все-таки полегчало.
Банкиру захотелось сейчас же посмотреть, как ходит старый калека, и
он засуетился, забегал вокруг ямы, в волнении командовал, как будто со-
бирался поднять со дна моря затонувший корабль:
- Гонтран, возьмите его за правую руку! Бретиньи, берите за левую! Я
буду поддерживать сзади. Ну, взяли! Раз, два, три! Дорогой тесть, тяните
за ногу. Да нет, не за эту, а за ту, которая в воде. Ох, скорей, пожа-
луйста! Больше не могу! Ну, дружно! Раз, два, три - готово! Ух!
Старика вытащили и посадили на землю, а он смотрел на господ с нас-
мешливым видом и нисколько не помогал их усилиям.
Потом его опять подняли, поставили на ноги, подали костыли, которыми
он теперь пользовался для опоры, как палками, и он зашагал, согнувшись
под прямым углом, волоча ноги и страдальчески охая. Он тащился по доро-
ге, как улитка, оставляя за собою длинную мокрую полосу на белой пыли.
Андермат от восторга захлопал в ладоши и закричал, как кричат в теат-
ре, вызывая актеров:
- Браво! Браво! Великолепно! Браво!!!
Но старик как будто уже совсем изнемог, и Андермат бросился поддер-
жать его, обхватил обеими руками, хотя с лохмотьев Кловиса стекала вода,
и взволнованно заговорил:
- Довольно, довольно, не утомляйтесь! Мы сейчас опять посадим вас в
ванну.
Четыре господина взяли бродягу за руки и за ноги, понесли бережно,
как драгоценный, хрупкий предмет, и снова погрузили в воду.
Тогда паралитик возгласил из ямы убежденным тоном:
- Что ни говори, хорошая вода! Этакой воды нигде не сыскать. Не вода,
а сущий клад.
Андермат вдруг повернулся к тестю:
- Не ждите меня к завтраку. Я пойду сейчас к Ориолям и не знаю, когда
освобожусь. Такие дела затягивать нельзя!
И он пошел торопливым шагом, почти побежал, весело помахивая тросточ-
кой.
Остальные уселись напротив ямы старика Кловиса, под ивами, окаймляв-
шими дорогу. Христиана сидела рядом с Полем и смотрела на высокий холм,
откуда она не так давно видела взрыв утеса. Тогда она сидела вон там, на
этой порыжевшей траве. Недавно, месяц тому назад. Только месяц! Ей
вспомнилось все до мелочей: и трехцветные зонтики, и поварята, и кто что
говорил - каждое слово. И собака, бедная собачонка, растерзанная взры-
вом. И тот почти незнакомый высокий человек, который по одному ее слову
бросился спасать собаку. А теперь он ее любовник!.. Ее любовник!.. А она
его любовница, любовница! И она все повторяла про себя: "Любовница, лю-
бовница!" Какое странное слово! Вот этот человек, что сидит рядом с ней
и обрывает былинки, стараясь прикоснуться к ее платью, этот человек те-
перь связан с нею близостью телесной и душевной, таинственными узами, о
которых нельзя, стыдно говорить, теми узами, которыми природа соединяет
мужчину и женщину.
И мысленно, тем немым, внутренним голосом, который кажется душе таким
громким в безмолвном ее смятении, она без конца повторяла: "Я его любов-
ница! Его любовница! Его любовница! Как все это странно, неожиданно!"
"А люблю ли я его?" Она бросила на него быстрый взгляд. Глаза их
встретились, и она почувствовала в его взгляде такую страстную, такую
теплую ласку, что вся затрепетала. И вдруг у нее явилось желание дотро-
нуться до его руки, игравшей травинками, неодолимое желание крепко сжать
ему руку и все, все передать этим пожатием. Ее рука тихонько соскользну-
ла с платья на траву и замерла, разжав пальцы. И тогда она увидела, как
его рука осторожно приближается к ней, словно влюбленный зверек к своей
подруге. Рука продвигалась все ближе и мизинцем дотронулась до ее мизин-
ца. Кончики пальцев коснулись друг друга, чуть-чуть, едва заметно, отод-
винулись, снова сблизились, словно губы в робком поцелуе. Но это никому
не видная ласка, эти легкие прикосновения врывались в нее такой бурной
волной, что она изнемогала, как будто он снова сжимал ее в объятиях.
И она вдруг поняла, что значит "принадлежать" любимому человеку, ибо
любовь все отдала во власть ему, и он завладел всем твоим телом, душой,
мыслями, волей, всей кровью в жилах, всеми нервами - всем, всем, словно
ширококрылый ястреб, схвативший в свои когти пичужку.
Маркиз и Гонтран с увлечением разговаривали о будущем курорта, зара-
зившись энтузиазмом Вильяма Андермата. И оба восхищались банкиром: какой
точный ум, какая деловая сметка, безошибочность в спекуляциях, смелость
действий и удивительно ровный характер! Тесть и шурин, уверенные в успе-
хе нового предприятия, в один голос воспевали Андермата и радовались та-
кому родству.
Христиана и Поль Бретиньи, поглощенные друг другом, как будто и не
слышали их.
Маркиз сказал дочери:
- А знаешь, детка, ты, пожалуй, в один прекрасный день будешь одной
из самых богатых женщин во всей Франции, твоя фамилия будет известна,
как фамилия Ротшильдов. Виль - в самом деле замечательный, выдающийся
человек, человек большого ума!
Странное, ревнивое чувство вдруг шевельнулось в душе Поля.
- Ах, оставьте, - сказал он. - Знаю я, что за ум у всех этих дельцов.
У них только одно в голове - деньги! Все мысли, которые мы отдаем прек-
расному, всю энергию, которую мы растрачиваем на прихоти, все часы, ко-
торые мы теряем на развлечения, все силы, которые мы расточаем на удо-
вольствия, весь страстный, могучий жар души, который поглощает у нас лю-
бовь, дивное чувство любви, они употребляют на погоню за золотом и дума-
ют только о золоте, загребают золото! Человек тонкого ума живет беско-
рыстными, высокими интересами, его радости - это искусство, любовь, нау-
ка, путешествия, книги, а если он добивается и денег, то лишь потому,
что они облегчают возможность духовных наслаждений и даже сердечного
счастья. А эти люди? Что у них в сердце и в уме? Ничего, кроме гнусной
страсти к наживе. Эти стяжатели так же похожи на "выдающихся людей", как
барышник, промышляющий картинами, похож на художника, как делец-издатель
похож на писателя, а директор театра - на драматурга.
Но вдруг он оборвал свою тираду, поняв, что в увлечении позабыл о
приличиях, и сказал уже спокойным, тоном:
- Я это не про Андермата говорю, его я считаю весьма приятным челове-
ком, во сто раз лучше других деловых людей. Он мне очень нравится...
Христиана убрала руку. Поль опять умолк.
Гонтран захохотал и ехидным, издевательским тоном, которым он в мину-
ту откровенности мог выпалить что угодно, сказал:
- Как бы там ни было, милый мой, а у этих господ есть редкое досто-
инство, большое достоинство: они женятся на наших сестрах и производят
на свет богатых дочерей, на которых женимся мы.
Маркиз поднялся в негодовании:
- Ах, Гонтран! Ты иной раз бываешь просто невыносимым!
А Поль, повернувшись к Христиане, прошептал:
- Способны ли эти люди умереть за женщину или хотя бы отдать ей все
свое состояние... все, ничего не оставив себе?
Слова эти так ясно говорили: "Все, что у меня есть, даже моя жизнь,
принадлежит вам", - что Христиана была растрогана и ловко нашла предлог,
чтобы взять его за руки.
- Встаньте и помогите мне подняться. У меня затекли ноги, пошеве-
литься не могу.
Он вскочил и, потянув ее за руки, поставил у края дороги, почти
вплотную к себе. Она видела, как губы его шепчут: "Люблю вас", - и быст-
ро отвернулась, чтобы не повторить в ответ те же слова, которые неудер-
жимо рвались из ее груди в порыве нежности, повлекшей ее к нему.
Потом все вернулись в отель.
На ванны уже было поздно идти. Стали дожидаться завтрака. Зазвенел
колокол, созывая к столу, но Андермат все не возвращался. Прогулялись по
парку и решили сесть за стол без него. Завтрак, как всегда, тянулся
очень долго, но и к концу его банкир не появился. Все опять спустились в
парк посидеть под деревьями. Проходил час за часом, солнце скользило по
листве, склоняясь к горам, день уже был на исходе, а Вильям Андермат все
не возвращался.
Вдруг он показался на дорожке. Он шел быстрым шагом, держа в одной
руке шляпу, а другой вытирая лоб носовым платком; галстук у него съехал
набок, жилет расстегнулся, и весь вид был такой, точно он вернулся после
долгого пути, рукопашной схватки, какого-то длительного и тяжкого напря-
жения сил.
Увидев тестя, он закричал:
- Победа! Скрутил старика! Но что это был за день, друзья мои, что за
день! Помаяла меня эта старая лисица!
И он принялся рассказывать о своем сражении и подвигах.
Ориоль-отец сперва предъявил такие непомерные требования, что он, Ан-
дермат, прервал переговоры и ушел. Тогда его вернули. Продавать землю
Ориоль не соглашался, а хотел передать ее в пользование акционерному об-
ществу с правом получить обратно в случае неудачи. В случае же успеха
давайте ему половину прибылей!
Банкиру пришлось подсчитывать на бумаге, набрасывать план земельных
участков, доказывать, что все вместе они стоят не больше восьмидесяти
тысяч, меж тем как акционерное общество с самого начала должно затратить
миллион.
Старый овернец возразил, что он стоимость своих участков исчисляет
иначе, цена им будет огромная, когда на них построят лечебницу и гости-
ницы, и он свою выгоду знает; считать надо не по теперешней стоимости, а
по той, которую участки приобретут в дальнейшем.
Тогда Андермат сказал, что возможная большая прибыль бывает пропорци-
ональна большому риску, и припугнул его опасностью убытков.
В конце концов пришли к такому соглашению: Ориоль-отец передает акци-
онерному обществу в качестве своего пая все участки по берегам ручья, то
есть как раз те, где есть надежда найти минеральные источники, а кроме
того, вершину холма, где предполагается построить казино и отель, и еще
несколько виноградников по склону холма, которые надо будет разбить на
мелкие участки и преподнести виднейшим парижским врачам.
За этот пай, оцененный в двести пятьдесят тысяч франков, то есть поч-
ти в четыре раза дороже его действительной стоимости в настоящее время,
крестьянину будут выплачивать четвертую часть всех прибылей общества. А
так как земли у него еще осталось в десять раз больше и вся она располо-
жена вокруг будущего ванного заведения, то в случае успеха курорта хит-
рый овернец, несомненно, наживет целое состояние, продавая клочками эту
землю, которую он, по его словам, предназначил в приданое своим дочерям.
Как только договорились на таких условиях, Вильяму Андермату пришлось
потащить отца и сына к нотариусу - составить запродажную с оговоркой,
что сделка аннулируется, если минеральная вода не будет найдена в доста-
точном количестве.
Составление запродажной, придирчивое обсуждение каждого пункта, бес-
конечные повторения, пережевывание одних и тех же доводов, - словом,
нудная канитель тянулась до вечера.
Но теперь все было кончено. Банкир мог строить курорт. Однако он до-
садовал:
- Придется ограничиться водой, а земельные операции ухнули! Поймал
меня этот хитрец.
Но тут же сообразил:
- Погодите! А старое общество? Вот на чем можно отыграться. Но это
потом, а сегодня вечером надо ехать в Париж.
Маркиз удивленно воскликнул:
- Как! Сегодня же вечером?
- Ну конечно. Надо ведь подготовить все документы для окончательной
сделки, пока Обри-Пастер будет вести здесь разведывательное бурение. Да
еще надо устроить так, чтобы через две недели, не позже, можно было при-
ступить к работам. Нельзя терять ни одного часа. Кстати, предупреждаю:
вы член правления моего общества, мне надо иметь подавляющее
большинство. Даю вам десять акций. И вам, Гонтран, десять акций.
