надо делать, и решилась на все:
- Слушай меня, милый. В Париже я чувствую себя совершенно свободно
Вильям не обращает на меня никакого внимания. Ему важны только его дела,
а меня он и не замечает. Ты не женат, значит, я могу приходить к тебе. Я
буду приходить каждый день, каждый день, в разное время: то утром, то
днем, то вечером, - ведь прислуга начнет сплетничать, если я буду ухо-
дить из дому в одни и те же часы Мы можем встречаться так же часто, как
здесь, и даже чаще, - не надо будет бояться любопытных.
Но он повторял, крепко обнимая ее за талию и положив голову ей на ко-
лени:
- Лиана! Лиана! Я потеряю тебя! Я чувствую, что потеряю тебя!
Она немножко рассердилась на него за эту неразумную, детскую печаль,
не вязавшуюся с его мощным телом; рядом с ним она, такая хрупкая, была
полна уверенности в себе, уверенности, что никто и ничто не может их
разлучить.
Он зашептал:
- Лиана, согласись, бежим вместе, уедем далекодалеко, в прекрасную
страну, полную цветов, и будем там любить друг друга. Скажи только сло-
во, и мы сегодня же вечером уедем. Скажи, ты согласна?
Но она досадливо пожала плечами, недовольная, что он не слушает ее.
Разве можно в такую минуту предаваться мечтаниям и ребяческим нежностям?
Сейчас надо проявить волю и благоразумие, придумать средство, чтобы мож-
но было всегда любить друг друга и не вызывать подозрений.
Она сказала:
- Послушай меня, милый. Нам надо все обдумать и договориться, чтобы
не допустить какой-нибудь неосторожности или ошибки. Во-первых, скажи:
ты уверен в своих слугах? Больше всего надо бояться доноса, анонимного
письма моему мужу. Сам он ни за что не догадается. Я хорошо знаю
Вильяма...
Но это имя, которое она произнесла уже два раза, вдруг болезненно за-
дело Поля. Он сказал с раздражением:
- Ах, не говори о нем сегодня?
Она удивилась:
- Почему? Ведь надо же... О, уверяю тебя, он совсем не дорожит мною.
Она угадала его мысли. Смутная, еще безотчетная ревность проснулась в
нем. И вдруг, став на колени, он сказал, сжимая ее руки:
- Слушай, Лиана...
И умолк, не решаясь высказать свое беспокойство, возникшее вдруг пос-
тыдное подозрение, не находя слов, как выразить его.
- Слушай, Лиана... Как у тебя с ним?
Она не поняла:
- Что "как"? Очень хорошо...
- Да, да... Я знаю. Но послушай... пойми меня хорошенько... Ведь он
твой муж... словом... Ах, если б ты знала, сколько я думал об этом пос-
ледние дни! Как это меня мучает!.. Как это терзает меня! Ты поняла? Да?
Она на миг задумалась и вдруг, поняв его вопрос, вскрикнула с искрен-
ним негодованием:
- Ах, как ты можешь?.. Милый, как ты мог подумать... Зачем ты так!..
Я же вся твоя, слышишь? Только твоя... Ведь я люблю тебя, Поль!..
Он снова уронил голову ей на колени и тихо сказал:
- Лиана, маленькая моя!.. Но ведь он твой муж... Муж. Как же ты бу-
дешь? Ты подумала об этом? Скажи... Как будет сегодня вечером или завт-
ра? Ты же не можешь... всегда, всегда говорить ему "нет"...
Она прошептала еле слышно:
- Я его уверила, что я беременна... и он успокоился. Ему это не очень
важно... право. Не будем говорить об этом, милый, не надо. Если бы ты
знал, как мне это обидно, как горько!.. Верь мне, ведь я люблю тебя!..
Он больше не двигался, молча целовал ее платье, вдыхая аромат ее ду-
хов, а она тихо гладила его лицо своими легкими, нежными пальцами.
Вдруг она сказала:
- Пора. Надо идти, а то могут заметить, что нас обоих нет.
Они простились, крепко, до боли сжав друг друга в долгом объятии, и
она ушла первая, почти побежала, чтобы вернуться поскорее. Он смотрел ей
вслед, пока она не исчезла, смотрел с такой печалью, как будто все его
счастье, все надежды исчезли вместе с нею.
Часть вторая
I
Через год, к первому июля, Анвальский курорт стал неузнаваем.
На вершине холма, поднимавшегося посреди долины, меж двух ее выходов,
выросло строение в мавританском стиле, и на фронтоне его блестело золо-
тыми буквами слово Казино.
Молодой лес по склону, обращенному к Лимани, превратился в небольшой
парк. Перед казино, возвышаясь над широкой овернской равниной, протяну-
лась терраса с каменной балюстрадой, которую из конца в конец украшали
большие вазы поддельного мрамора.
Пониже, в виноградниках, мелькали крытые лаком фасады шести разбро-
санных в них швейцарских домиков.
На южном склоне сверкал белизной громадный "Гранд-отель Монт-Ориоля",
привлекая взоры путешественников еще издали, как только они выезжали из
Риома. А внизу, у подошвы того же самого холма, стояло теперь квадратное
здание без всяких вычур в архитектуре, но просторное, окруженное садом,
где пробегал ручей, вытекавший из ущелья, - это была водолечебница, и
там больных ожидали чудеса исцеления, которые сулила им брошюра, напи-
санная доктором Латоном. Надпись на фасаде гласила: Лечебные ванны
Монт-Ориоля; на правом крыле буквами помельче сообщалось: Гидротерапия,
Промывание желудка. Бассейны с проточной водой; на левом крыле: Институт
механизированной врачебной гимнастики.
Все было новенькое, ослепительно белое. Повсюду еще работали маляры,
кровельщики, водопроводчики, землекопы, хотя ванное заведение уже месяц
было открыто для больных.
С первых же дней успех превзошел все ожидания основателей. Три вид-
нейших парижских врача, три знаменитости, профессора Ма-Руссель, Клош и
Ремюзо, взяли новый курорт под свое покровительство и согласились пожить
некоторое время в виллах, построенных Бернским обществом сборных дач и
предоставленных в их распоряжение дирекцией курорта.
Доверяясь авторитету парижских светил, больные хлынули в Монт-Ориоль.
Новенький "Гранд-отель" был переполнен.
Хотя водолечебница начала действовать в первых числах июня, офици-
альное открытие курорта отложили до первого июля, чтобы привлечь по-
больше народу. Праздник решено было начать в три часа дня освящением ис-
точников. А вечером предполагалось большое представление, фейерверк и
бал, который должен был объединить всех больных Монт-Ориоля и соседних
курортов, а также именитых особ из населения КлермонФеррана и Риома.
Казино на вершине горы уже расцветилрсь флагами, со всех сторон реяли
голубые, красные, белые, желтые полотнища, окружавшие все здание пестрым
трепещущим облаком, а в парке вдоль аллей водрузили гигантские мачты с
длиннейшими вымпелами, извивавшимися, как змеи, в голубом небе.
Петрюс Мартель, получивший звание директора нового казино, воображал
себя под сенью этих бесчисленных флагов всемогущим капитаном какого-то
фантастического корабля; он выкрикивал приказания лакеям в белых фарту-
ках грозным, громовым голосом, словно адмирал в разгар морского боя, и
ветер доносил раскаты его баса до самой деревни.
На террасе появился Андермат, уже запыхавшийся от суеты. Петрюс Мар-
тель выбежал ему навстречу, приветствуя его широким и величавым жестом.
- Ну как? Все хорошо? - спросил банкир.
- Превосходно, господин председатель.
- Если я понадоблюсь, найдете меня в кабинете главного врача. У нас
сейчас заседание.
И он спустился с холма. У дверей водолечебницы встречать хозяина бро-
сились смотритель и кассир, которых, как и директора казино, переманили
от старого акционерного общества, жалкого, - бессильного соперника, об-
реченного на гибель. Бывший тюремный надзиратель отдал банкиру честь
по-военному, кассир согнулся в низком поклоне, как нищий, который просит
милостыню.
Андермат спросил:
- Главный врач здесь?
Смотритель отрапортовал:
- Так точно, господин председатель. Господа члены правления все при-
были.
Банкир прошел через вестибюль, мимо почтительно кланявшихся служите-
лей и горничных, повернул направо, отворил дверь и очутился в просторной
комнате, обставленной очень строго, с книжными шкафами, с бюстами деяте-
лей науки; тут собрались все находившиеся в Анвале члены правления:
тесть Андермата маркиз де Равенель, шурин Гонтран де Равенель, Поль Бре-
тиньи, доктор Латон и оба Ориоля - отец и сын, постаравшиеся одеться,
как господа, но такие длинные, сухопарые, в таких долгополых черных сюр-
туках, что оба напоминали факельщиков с рекламы бюро похоронных процес-
сий.
Обменявшись торопливыми рукопожатиями, все сели, и Андермат произнес
речь:
- Нам остается решить весьма важный вопрос: как назвать источники?
Тут я совершенно не согласен с главным врачом, господином Латоном. Он
предлагает дать трем нашим основным источникам имена трех светил медици-
ны, являющихся нашими гостями. Разумеется, этот лестный знак внимания
тронул бы их и еще больше привлек к нам. Но будьте уверены, господа, что
это навсегда оттолкнуло бы от нас их знаменитых собратьев, еще не отк-
ликнувшихся на наше приглашение, а между тем мы должны ценой любых уси-
лий, любых жертв убедить их в замечательном действии наших вод. Да, гос-
пода, человеческая природа всюду одна, надо ее знать и уметь ею пользо-
ваться. Никогда профессора Плантюро, де Ларенар и Паскалис - укажу хотя
бы только на этих трех специалистов по заболеваниям желудка и кишечника
- не пошлют к нам своих пациентов, цвет своей клиентуры, украшенной име-
нами принцев и эрцгерцогов, светских львов и львиц, которым они обязаны
своим состоянием и своей славой, никогда они не пошлют таких больных ле-
читься водами источника Ма-Русселя, источника Клоша или источника Ремю-
зо. Ведь тогда у этих пациентов, у всей публики будут некоторые основа-
ния думать, что именно профессора Ремюзо, Клош и Ма-Руссель открыли наши
источники и все целебные их свойства. Совершенно несомненно, господа,
что имя Гюблера, которым окрестили первый источник Шатель-Гюйона, надол-
го восстановило против этого курорта многих видных врачей, тогда как они
могли взять его под свою опеку с самого начала, и ему не стоило бы таких
трудов достигнуть нынешнего своего процветания.
Поэтому я предлагаю просто-напросто дать источнику, открытому первым,
имя моей жены, а двум другим - имена дочерей господина Ориоля. Таким об-
разом, у нас будут источники Христианы, Луизы и Шарлотты. Это звучит
очень мило, очень поэтично. Что вы на это скажете?
Все согласились с его мнением, даже доктор Латон, который только до-
бавил:
- В таком случае следовало бы попросить профессоров Ма-Русселя, Клоша
и Ремюзо быть крестными отцами и в процессии вести под руку крестных ма-
терей.
- Отлично! Отлично! - воскликнул Андермат. - Бегу к ним. Они согла-
сятся, ручаюсь. Да свидания. Встретимся в церкви, шествие двинется отту-
да.
И он бегом бросился из кабинета.
Вслед за ним ушли маркиз и Гонтран. Затем Ориоли, надев на головы ци-
линдры, важно зашагали рядышком, две черные, мрачные фигуры на белой до-
роге; а Полю Бретиньи, приехавшему только накануне, к торжеству открытия
курорта, доктор Латон сказал:
- Нет, нет, я вас не пущу, господин Бретиньи. Я хочу показать вам мое
детище, от которого я жду настоящих чудес. Пойдемте посмотрим Институт
механизированной врачебной гимнастики.
Он подхватил Поля Бретиньи под руку и потащил его с собой. Но когда
они вышли в вестибюль, служитель остановил доктора:
- Господин Рикье ждет промывания.
В прошлом году доктор Латон злословил по поводу промываний желудка,
апостолом коих был доктор Бонфиль, щедро применявший их в водолечебнице
старого курорта, где он состоял главным врачом. Но времена меняются, а с
ними изменилось и мнение доктора Латона - зонд Барадюка стал теперь важ-
нейшим орудием пытки в руках главного врача нового курорта, и он с детс-
кой радостью засовывал его в - пищеводы всех больных.
Он спросил у Поля Бретиньи:
- Вы когда-нибудь присутствовали при этой небольшой операции?
- Нет, никогда, - ответил Бретиньи.
- Так пойдемте, дорогой. Вы посмотрите - это весьма любопытно.
