целовать Шарлотту под предлогом выкупа "фанта", Луиза, за последние дни
чем-то недовольная и угрюмая, вдруг сказала резким тоном:
- Не мешало бы тебе подумать о своем поведении. Господин Гонтран дер-
жит себя с тобой неприлично.
- Неприлично? А что он такого сказал?
- Ты прекрасно понимаешь! Нечего притворяться дурочкой. Много ли на-
до, чтобы скомпрометировать девушку? Раз ты не умеешь вести себя, я по-
неволе обязана напомнить тебе о приличиях.
Шарлотта, смущенная и пристыженная, растерянно лепетала:
- Да что же было?.. Уверяю тебя... Я ничего не заметила...
Сестра строго сказала:
- Послушай, так дольше продолжаться не может. Если он хочет на тебе
жениться, пусть поговорит с папой; тут уж будет решать папа. А если он
хочет только позабавиться, надо это немедленно прекратить.
Шарлотта вдруг рассердилась, сама не зная, на что и почему. Ей пока-
залось ужасно обидным, что сестра взяла на себя роль наставницы и делает
ей выговоры; дрожащим голосом, со слезами на глазах" она потребовала,
чтобы Луиза не вмешивалась в чужие дела, которые нисколько ее не касают-
ся. Она разгорячилась, говорила, заикаясь, всхлипывая. Смутный, но вер-
ный инстинкт подсказывал ей, что в самолюбивой душе Луизы проснулась за-
висть.
Они отправились спать, не поцеловавшись на прощание, и Шарлотта долго
плакала в постели, размышляя о многом таком, что раньше ей и в голову не
приходило.
Потом она перестала плакать и задумалась.
Ведь и в самом деле Гонтран держит себя с нею совсем иначе, чем преж-
де. Она это сама чувствовала, но только не понимала. А теперь вот поня-
ла. Он то и дело говорит ей что-нибудь милое, приятное. Один раз даже
поцеловал ей руку. Чего ж он добивается? Она нравится ему, но очень ли
нравится? А что, если он хочет на ней жениться? И тотчас ей послышалось,
что в ночной тишине, где уже реяли над нею сны, чей-то голос крикнул:
"Графиня де Равенель!"
От волнения она привскочила и села в постели, потом нащупала ночные
туфли под стулом, на который бросила платье, встала и, подойдя к окну,
бессознательно распахнула его, словно мечтам ее тесно было в четырех
стенах.
Из окна нижней комнаты слышался гул разговора, потом раздался громкий
голос Великана:
- Оставь, оставь! Успеется! Посмотрим, что будет. Отец все уладит.
Дурного-то пока ничего нет. Отец знает, что к чему.
На стене противоположного дома светлым прямоугольником вырисовывалось
окно, отворенное под ее окном. И Шарлотта подумала: "Кто это там? О чем
они говорят?" По освещенной стене промелькнула тень. Это была ее сестра.
Как, значит, она еще не ложилась! Почему? Но свет погас, и Шарлотта вер-
нулась к мыслям, смутившим ее сердце.
Теперь уж ей ни за что не уснуть. Неужели он ее любит? Ах, нет, нет,
пока еще не любит. Но может полюбить, раз она ему нравится. А если он
полюбит ее, сильно, сильно, безумно, страстно, как любят в светском об-
ществе, он, конечно, женится на ней.
Дочка крестьянина-винодела, хоть и получила воспитание в Клермонском
монастырском пансионе, сохранила, однако, смиренную приниженность
крестьянки. Она думала, что может выйти замуж за нотариуса или за адво-
ката, за врача, но никогда у нее и желания не возникало стать знатной
дамой, носить фамилию с дворянским титулом. Лишь изредка, закрыв прочи-
танный роман, она несколько минут предавалась такого рода туманным меч-
таниям, но грезы тотчас же улетали, как фантастические химеры, едва кос-
нувшись ее души. И вдруг от слов сестры все это несбыточное, немыслимое
стало как будто возможным, приблизилось, словно парус корабля, гонимого
ветром.
И, глубоко вздыхая, она беззвучно шептала: "Графиня де Равенель".
Она лежала с закрытыми глазами, и в темноте перед ней проплывали ви-
дения: залитые светом красивые гостиные, красивые дамы, улыбающиеся ей,
красивая карета, ожидающая ее у подъезда старинного замка, рослые лакеи
в шитых золотом ливреях, сгибающие спину в поклоне, когда она проходит
мимо.
Ей стало жарко в постели, сердце у нее колотилось. Она еще раз вста-
ла, выпила стакан воды и несколько минут постояла босая на холодном ка-
менном полу.
Потом она мало-помалу успокоилась и заснула. Но на рассвете она уже
открыла глаза: мысли, взволновавшие ее, не давали ей покоя.
Она оглядела свою комнатку, и ей стало стыдно, что все тут такое убо-
гое: и стены, выбеленные известкой, - работа бродячего маляра-стекольщи-
ка, и дешевенькие ситцевые занавески на окнах, и два стула с соломенными
сиденьями, никогда не покидавшие назначенного для них места по сторонам
комода.
Среди этой деревенской обстановки, так ясно говорившей о ее происхож-
дении, она чувствовала себя простой крестьянкой, полна была смирения,
казалась себе недостойной этого красивого белокурого насмешника-парижа-
нина, а меж тем его улыбающееся лицо неотступным видением вставало перед
ней, стушевывалось, снова выступало и мало-помалу покоряло ее, запечат-
левалось в сердце.
Шарлотта соскочила с постели и побежала к комоду за своим зеркалом,
круглым туалетным зеркальцем величиной с донышко тарелки; потом снова
легла и, держа в руках зеркало, стала рассматривать свое собственное ли-
чико, выделявшееся на белой подушке в рамке рассыпавшихся темных волос.
Порой она откладывала этот кусочек стекла, отражавший ее лицо, и за-
думывалась, - расстояние между графом де Равенелем и ею представлялось
ей огромным, а брак этот - немыслимым. И сердце у нее сжималось. Но тот-
час же она снова смотрелась в зеркало, улыбалась, чтобы понравиться се-
бе, находила, что она хорошенькая, и все препятствия рассеивались, как
дым.
Когда она сошла вниз к завтраку, сестра с раздраженным видом спроси-
ла:
- Ты что сегодня думаешь делать?
Шарлотта без колебаний сказала:
- Мы же едем сегодня в Руайя с госпожой Андермат Ты разве забыла?
Луиза ответила:
- Можешь ехать одна, если хочешь. Но лучше бы ты вспомнила, что я те-
бе говорила вчера...
Младшая сестра отрезала:
- Я у тебя не спрашиваю советов, не вмешивайся. Это тебя не касается.
И они уж больше не разговаривали друг с другом.
Пришли отец и брат и сели за стол. Старик тотчас спросил:
- Ну, дочки, что нынче делать будете?
Шарлотта, не дожидаясь ответа сестры, заявила:
- Я поеду в Руайя с госпожой Андермат.
Отец и сын хитро переглянулись, у главы семейства промелькнула благо-
душная улыбка, всегда появлявшаяся на его лице в беседе о выгодном
дельце.
- Ладно, ладно, поезжай, - сказал он.
Скрытое удовольствие, сквозившее во всех повадках отца и брата, уди-
вило Шарлотту еще больше, чем откровенное раздражение Луизы, и она с не-
которым смущением подумала: "Может быть, они уже говорили об этом между
собой?"
Как только завтрак кончился, она поднялась к себе в комнату, надела
шляпку, взяла зонтик, перекинула на руку легкую мантильку и пошла в
отель, потому что выехать решено было в половине второго.
Христиана удивилась, что не пришла Луиза.
Шарлотта, краснея, ответила:
- Ей нездоровится, голова болит.
Все сели в ландо, в большое шестиместное ландо, в котором всегда со-
вершали дальние прогулки. Маркиз с дочерью сидели на заднем сиденье, а
Шарлотте оставили место на передней скамейке между Полем Бретиньи и
Гонтраном.
Проехали Турноэль, потом свернули на дорогу, извивавшуюся под горой,
обсаженную ореховыми и каштановыми деревьями. Шарлотта несколько раз за-
мечала, что Гонтран прижимается к ней, но он делал это так осторожно,
что она не могла оскорбиться. Он сидел справа от нее и, когда разговари-
вал с ней, едва не касался лицом ее щеки; отвечая ему, она не смела по-
вернуться, боясь его дыхания, которое она уже чувствовала на своих гу-
бах, боясь его глаз, взгляд которых смущал ее.
Он говорил ей всякий милый ребяческий вздор, забавные глупости, шут-
ливые комплименты.
Христиана почти не принимала участия в разговоре, ощущая недомогание
во всем своем отяжелевшем теле. Поль казался грустным, озабоченным. Один
лишь маркиз поддерживал беседу, болтая невозмутимо и беззаботно, с обыч-
ной своей живой непринужденностью избалованного старого дворянина.
В Руайя вышли из коляски послушать в парке музыку; Гонтран, подхватив
под руку Шарлотту, убежал вперед. В открытой беседке играл оркестр, ди-
рижер помахивал палочкой, подбадривая то скрипки, то медные инструменты,
а вокруг расселось на стульях целое полчище курортных обитателей, разг-
лядывая гуляющих. Дамы демонстрировали свои туалеты, свои ножки, вытяги-
вая их на перекладину переднего стула, свои воздушные летние шляпки,
придававшие им еще больше очарования.
Шарлотта и Гонтран, бродя на кругу, отыскивали среди сидящей публики
смешные физиономии и потешались над ними.
За их спиной то и дело раздавались возгласы:
- Смотрите, какая хорошенькая!
Гонтран был польщен, ему хотелось знать, за кого принимают Шарлотту -
за его сестру, жену или за любовницу?
Христиана сидела между отцом и Полем Бретиньи, следила глазами за
этой парочкой и, находя, что они слишком "расшалились", подозвала их,
чтобы унять. Но они, не вняв ее наставлениям, опять отправились путе-
шествовать в толпе гуляющих и забавлялись от души.
Христиана тихонько сказала Полю Бретиньи:
- Кончится тем, что он ее скомпрометирует. Когда вернемся домой, надо
поговорить с ним.
Поль ответил:
- Я тоже подумал об этом. Вы совершенно правы.
Обедать поехали в Клермон-Ферран, так как, по мнению маркиза, любите-
ля хорошо поесть, рестораны в Руайя никуда не годились; в обратный путь
отправились уже в темноте.
Шарлотта вдруг стала серьезной, - когда вставали из-за стола, Гонт-
ран, передавая ей перчатки, крепко сжал ее руку. Девичья совесть забила
тревогу. Ведь это было признание в любви! Намеренное! В нарушение прили-
чий? Что теперь делать? Поговорить с ним? Но что же ему сказать? Рассер-
диться было бы смешно. В таких обстоятельствах нужен большой такт. А ес-
ли ничего не сделать, ничего не сказать, ему покажется, что она принима-
ет его заигрывания, готова стать его сообщницей, отвечает "да" на это
пожатие руки.
И, взвешивая все, она корила себя за то, что чересчур разошлась, была
в Руайя чересчур развязна, теперь ей уже казалось, что сестра была пра-
ва, что она скомпрометировала, погубила себя. Коляска катилась по доро-
ге; Поль и Гонтран молча курили, маркиз дремал, Христиана смотрела на
звезды, а Шарлотта с трудом сдерживала слезы - в довершение всего она
выпила за обедом три бокала шампанского.
Когда приехали в Анваль, Христиана сказала отцу:
- Какая темень! Папа, ты проводишь Шарлотту?
Маркиз предложил девушке руку, и они тотчас скрылись из глаз.
Поль схватил Гонтрана за плечи и шепнул ему на ухо:
- Зайдем-ка на пять минут к твоей сестре. У нее да и у меня тоже есть
к тебе серьезное дело.
И все трое поднялись в маленькую гостиную, смежную с комнатами Андер-
мата и его жены. Как только они уселись, Христиана сказала:
- Вот что, Гонтран, мы с господином Бретиньи хотим сделать тебе вну-
шение.
- Внушение? А в чем я грешен? Я веду себя паинькой, за отсутствием
соблазнов.
- Не шути, пожалуйста. Неужели ты не видишь, что поступаешь очень не-
осторожно и просто некрасиво? Ты компрометируешь эту девочку.
Гонтран сделал удивленное лицо:
- Какую девочку? Шарлотту?
- Да, Шарлотту.
- Я компрометирую Шарлотту?..
- Да, компрометируешь. Здесь все об этом говорят! А сегодня вечером в
парке Руайя вы вели себя очень... очень... легкомысленно. Правда, Бре-
тиньи?
Поль ответил:
- Да, да. Я вполне с вами согласен.
Гонтран повернул стул, сел на него верхом, достал новую сигару, заку-
рил и, выпустив дым, расхохотался:
- Ах, вот как! Я, оказывается, компрометирую Шарлотту Ориоль!
Он сделал паузу, чтобы усилить эффект своих слов, и отчеканил:
