- А почему вы думаете, что я не хочу жениться на ней?
Христиана вздрогнула от изумления.
- Жениться на ней? Что ты! Ты с ума сошел!
- А отчего бы и не жениться?
- На ней? На этой крестьяночке?
- Та-та-та! Предрассудки!.. Откуда ты их набралась? От своего супру-
га?
Христиана ничего не ответила на этот недвусмысленный намек, и тогда
он произнес целую речь, задавая вопросы и сам отвечая на них:
- Хорошенькая она? Да. Благовоспитанная? Да. И к тому же чистосердеч-
ная, милая, искренняя, естественная - не то что светские барышни. Обра-
зование же у нее не хуже, чем у них: говорит по-английски и по-овернски,
а это уже целых два иностранных языка. Состояния у нее будет не меньше,
чем у любой дворянской наследницы из бывшего Сен-Жерменского предместья,
которое следовало бы окрестить "Пустокарманным предместьем". Она дочь
мужика? Ну что ж, значит, у нее здоровая кровь, и она народит мне прек-
расных ребятишек. Вот вам!
Так как он излагал все эти доводы по-прежнему шутливым, насмешливым
тоном, Христиана спросила нерешительно:
- Послушай, ты серьезно говоришь?
- Да еще как серьезно! Девчурка - само очарование. Сердце доброе, ли-
чико прелестное, характер веселый, настроение всегда прекрасное, щечки
розовые, глаза ясные, зубки белые, губки алые, косы длинные и густые,
блестящие, шелковистые. Пускай ее папаша - мужик, зато он будет богат,
как Крез, благодаря твоему супругу, дорогая сестрица! Дочь мужика? Поду-
маешь! Да неужели дочь мужика хуже, чем дочери всяких грабите-
лей-дельцов, которые так дорого платят за сомнительные герцогские гербы,
или дочери титулованных кокоток, которыми наградила нас Империя, или же
дочери двух отцов, каких мы так часто встречаем в обществе? Да если я
женюсь на Шарлотте, это будет первый разумный поступок в моей жизни!
Христиана молчала, погрузившись в размышления; потом, покоренная,
убежденная этими доводами, радостно воскликнула:
- А ведь он верно говорит!.. Все, все верно! Он совершенно прав!..
Так ты женишься на ней, миленький мой Гонтран?
Тогда он принялся охлаждать ее восторг:
- Ну, не спеши, не спеши! Дай мне поразмыслить. Я только высказываю
несомненную истину: если я женюсь на Шарлотте, это будет первый разум-
ный, рассудительный поступок в моей жизни. Но это еще не значит, что я
женюсь на ней. Я подумываю об этом, приглядываюсь, немножко ухаживаю за
ней, чтоб посмотреть, понравится ли она мне по-настоящему. Словом, я не
говорю ни "да", ни "нет", но скорее готов сказать "да", чем "нет".
Христиана спросила:
- А что вы об этом думаете, господин Бретиньи? - Она звала Поля то
господин Бретиньи, то просто Бретиньи.
Поля всегда пленяли поступки, в которых он усматривал душевное благо-
родство, неравные браки, если он предполагал в них какие-нибудь рыцарс-
кие побуждения, всякий пышный покров, украшающий человеческие чувства.
Он ответил:
- Я также считаю теперь, что он совершенно прав. ЕС. ПИ она ему по
душе, пусть женится. Лучшей невесты ему не найти...
Но тут явились маркиз и Андермат, - пришлось заговорить о другом.
Поль и Гонтран отправились в казино посмотреть, открыт ли еще игорный
зал.
С того дня Христиана и Поль начали явно покровительствовать открытому
ухаживанию Гонтрана за Шарлоттой.
Девушку чаще стали приглашать, оставляли обедать, обращались с нею
так, словно она уже была членом семьи.
Шарлотта все это прекрасно видела, понимала и была без ума от радос-
ти. Головка у нее кружилась, она строила воздушные замки. Правда, Гонт-
ран ничего еще не сказал ей, но все его обращение, все его слова, тон,
которым он говорил с нею, более почтительный оттенок ухаживания, ласко-
вый взгляд ежедневно, казалось, говорил ей: "Вы моя избранница. Вы буде-
те моей женой".
А у нее во всем сказывалось теперь нежное доверие к нему, кроткая по-
корность, целомудренная сдержанность, как будто говорившие: "Я все знаю,
и, когда вы попросите моей руки, я отвечу "да".
В семье у нее шушукались. Луиза говорила с ней только для того, чтобы
рассердить ее обидными намеками, ехидными колкостями. Но старик Ориоль и
Жак, видимо, были довольны.
Однако Шарлотта ни разу не спросила себя, любит ли она этого красиво-
го поклонника, чьей женой она, несомненно, будет. Он ей нравился, она
непрестално думала о нем, находила, что он очень мил, остроумен, изящен,
но больше всего думала о том, что она будет делать, когда выйдет за него
замуж.
В Анвале все позабыли о злобном соперничестве докторов и владельцев
источников, о предполагаемом романе герцогини де Рамас с ее домашним
врачом, о всех сплетнях, которых на курортах не меньше, чем воды в ис-
точниках, и заняты были только одной сенсационной новостью: граф Гонтран
де Равенель женится на дочке Ориоля.
Тогда Гонтран решил, что пора действовать, и однажды утром, когда
встали из-за стола, взял Андермата под руку и сказал ему:
- Дорогой мой, вспомним пословицу: "Куй железо, пока горячо". Дело
обстоит так. Девочка ждет моего предложения, хотя я еще ничем не связал
себя, и, будьте уверены, она не отвергнет меня. Однако надо прощупать
намерения ее папаши, чтобы ни вы, ни я не остались в накладе.
Андермат ответил:
- Не беспокойтесь. Я возьмусь за это. Сегодня же отправлюсь на раз-
ведку и, ничем вас не компрометируя, не называя вашего имени, все узнаю.
А как только положение станет совершенно ясным, сосватаю вас.
- Великолепно.
Помолчав немного, Гонтран добавил:
- Послушайте, может быть, это последний день моей холостяцкой жизни.
Я поеду сейчас в Руайя - там я в прошлый раз видел кое-кого из знакомых.
Я вернусь ночью и постучусь к вам, спрошу о результатах.
Он велел оседлать лошадь и поехал верхом горной дорогой, с наслажде-
нием вдыхая чистый, живительный воздух, иногда поднимая лошадь в галоп,
чтобы почувствовать, как быстрые, ласковые дуновения ветра приятно холо-
дят лицо и щекочут его, забираясь в усы.
Вечер в Руайя прошел весело. Гонтран встретил приятелей, приехавших в
сопровождении кокоток. Ужинали долго, и он вернулся очень поздно. В
Гранд-отеле МонтОриоля все давно уже спали, когда Гонтран принялся сту-
чать в дверь Андермата.
Сначала никто не отзывался, но когда он забарабанил изо всей силы, из
комнаты послышался сонный, сиплый голос, сердито спросивший:
- Кто там?
- Это я, Гонтран.
- Подождите, сейчас отопру.
И на пороге появился Андермат в ночной сорочке, с заспанным лицом, с
всклоченной бородкой, с шелковым платком на голове. Потом он снова заб-
рался в постель, сел и вытянул руки на одеяле.
- Ну, милый мой, не клеится дело! Я прощупал намерения этого старого
хитреца Ориоля, не упоминая вашего имени, - сказал, что одному из моих
друзей (можно было подумать, что Полю Бретиньи) подошла бы та или другая
его дочка, и спросил, какое он дает за ними приданое. А - он в ответ
спросил: "Какое состояние у жениха?" Я сказал: "Триста тысяч франков да
еще надежды на наследство".
- Но у меня же ничего нет, - пробормотал Гонтран.
- Я вам дам взаймы, дорогой. Если мы с вами обделаем это дельце, ваши
участки принесут мне достаточно, чтобы возместить такую сумму.
Гонтран усмехнулся:
- Великолепно! Мне - жену, вам - деньги.
Но Андермат рассердился:
- Ах, так! За мои хлопоты да меня же оскорбляете! Довольно! Кончим на
этом...
Гонтран извинился:
- Не гневайтесь, дорогой, простите меня. Я знаю, что вы вполне поря-
дочный человек, безупречно честный в делах. Будь я вашим кучером, я бы
не попросил у вас на водку, но будь я миллионером, я доверил бы вам свое
состояние...
Вильям Андермат успокоился и продолжал:
- Мы еще поговорим об этом, а теперь давайте покончим с главным воп-
росом. Старик ловко вывернулся, он ответил: "Приданое... Это смотря о
ком речь. Если о старшей, о Луизе, так вот какое у ней приданое..." И он
перечислил все участки вокруг наших построек - те самые, что соединяют
водолечебницу с отелем и отель с казино, - словом, все те, которые нам
необходимы, которым для меня цены нет. А за младшей он что ж дает? Дру-
гой склон горы. Позднее и та земля, конечно, тоже будет дорого стоить,
да мне-то она не нужна. Уж я на все хитрости пускался, чтобы он поделил
по-иному и дал за младшей то, что задумал дать старшей, - куда там! Не
убедишь этого упрямого осла... Уперся на своем. Поразмыслите-ка и скажи-
те, что вы об этом думаете!
Гонтран, до крайности смущенный и озадаченный, ответил:
- А вы сами-то что думаете? Как вам кажется, он меня имел в виду,
принимая такое решение?
- Несомненно. Хитрый мужик сообразил: "Раз девчонка ему нравится, по-
бережем добро". Он надеется выдать за вас свою дочку, но лучшие земли не
выпускать из рук. А может быть, он хлопочет о старшей дочери. Кто его
знает!.. Она его любимица... Больше на него походит... куда хитрее, про-
нырливее, практичнее младшей. По-моему, она девица с головой. Я бы на
вашем месте взял другой прицел...
Гонтран растерянно бормотал:
- Как же это! Ах, черт, ах, черт! А те земли, которые за Шарлоттой
дают... Вам они совсем не подходят?
Андермат воскликнул:
- Мне?.. Нет! Ни в какой мере! Мне нужны участки, соединяющие мою во-
долечебницу, мой отель и мое казино. Это же проще простого. Другие
участки можно будет продавать клочками дачникам, но значительно позднее,
а сейчас я за них ни гроша не дам.
Гонтран все твердил:
- Ах, черт! Ах, черт! Чепуха какая получается!.. Так вы, значит, со-
ветуете мне...
- Я ничего вам не советую. Я только говорю: подумайте хорошенько и
тогда уж выбирайте между двумя сестрами.
- Да, да, правильно! Я подумаю. А сейчас пойду спать. Утро вечера
мудренее...
Он поднялся. Андермат удержал его:
- Простите, дорогой, еще два слова - о другом. Я хоть и делаю вид,
что не понимаю, но на самом деле прекрасно понимаю ваши непрестанные
колкие намеки и больше их выслушивать не намерен. Вы корите меня за то,
что я еврей, то есть умею наживать деньги, за то, что я скуп, что спеку-
ляции мои, по-вашему, близки к мошенничеству. Однако, милый мой, я
только и делаю, что ссужаю вас этими самыми мошеннически добытыми
деньгами, даю их вам взаймы без отдачи, а они достаются мне не так уж
легко. Ну хорошо, это все неважно. Но есть одно обвинение, которое я ре-
шительно отметаю, решительно. Скупым меня назвать нельзя. Кто делает ва-
шей сестре подарки по двадцать тысяч франков? Андермат. Кто купил за де-
сять тысяч картину Теодора Руссо и преподнес ее вашему отцу, потому что
ему хотелось ее иметь? Андермат. А кто подарил вам здесь, в Анвале, ло-
шадь, на которой вы сегодня ездили в Руайя? Все тот же Андермат. Так в
чем же проявляется моя скупость? В том, что я не позволяю себя обкрады-
вать? Ну что ж, это чисто еврейская черта, и вы правы, милостивый госу-
дарь. Я сейчас выскажусь по этому поводу раз и навсегда. Нас считают
скупцами потому, что мы всему знаем цену. Для вас рояль - это рояль,
стул - это стул, брюки - это брюки. И для нас, конечно, тоже, но вместе
с тем для нас - это товар, имеющий определенную рыночную стоимость, и
практический человек должен уметь с одного взгляда точно ее установить -
не из скупости, а чтобы не потакать жульничеству.
Что бы вы сказали, если б в табачной лавке с вас запросили четыре су
за коробку восковых спичек или за марку в три су? Вы вознегодовали бы,
вы побежали бы за полицейским, милостивый государь, - из за одного су,
из-за одного су! И все только потому, что вы случайно знаете цену этих
двух предметов. А вот я знаю цену любых предметов, которые можно продать
и купить. Вы преисполнитесь возмущения, если с вас потребуют четыре су
за марку в три су, а я возмущаюсь, когда с меня запрашивают двадцать
франков за дождевой зонт, стоящий пятнадцать франков. Понятно? Я протес-
