для приема гостей, зажгла все десять свечей в аляповатых канделябрах,
стоявших по краям камина. Затем прислонилась к его мраморной доске и,
протянув босую ногу к догоравшему пламени, отчего сзади у нее приподня-
лась юбка, которая едва держалась на ней, достала из розовой коробочки
папиросу и закурила.
Комиссар, в ожидании, пока ее соучастник встанет с постели, снова по-
дошел к ней.
- Часто вы этим занимаетесь, милостивый государь? - с заносчивым ви-
дом спросила она.
- Стараюсь как можно реже, сударыня, - вполне серьезно ответил он.
Она презрительно усмехнулась:
- Очень рада за вас, занятое не из почтенных.
Она делала вид, что не замечает своего мужа.
Лежавший в постели господин тем временем одевался Он натянул брюки,
надел ботинки и, напяливая жилет, подошел к ним.
Полицейский чин обратился к нему:
- Теперь, милостивый государь, вы скажете мне, кто вы такой?
Тот не ответил.
- В таком случае я вынужден арестовать вас, - сказал комиссар.
- Не трогайте меня! - неожиданно завопил господин. - Моя личность
неприкосновенна.
Дю Руа подлетел к нему с таким видом, точно хотел сбить его с ног.
- Вас застали с поличным... с поличным... - прошипел он. - Я могу вас
арестовать при желании... да, могу. - И срывающимся от волнения голосом
выкрикнул: - Это Ларош-Матье, министр иностранных дел!
Полицейский комиссар попятился от неожиданности.
- В самом деле, милостивый государь, скажете вы мне наконец, кто вы
такой? - растерянно пробормотал он.
Тот собрался с духом и во всеуслышание заявил:
- На сей раз этот подлец не солгал. Я действительно министр Ла-
рош-Матье.
И, показав пальцем на грудь Жоржа, где, точно отблеск, горело красное
пятнышко, добавил:
- И я еще дал этому мерзавцу орден, который он носит на фраке!
Дю Руа смертельно побледнел. Он сделал одно быстрое движение - и выр-
ванная из петлицы лента, язычком пламени изогнувшись в воздухе, полетела
в камин.
- Вот чего стоят ордена, которые дают такие прохвосты, как вы.
Они стояли друг против друга, стиснув зубы, сжав кулаки, задыхаясь от
бешенства: один - худощавый, с встопорщенными усами, другой - толстый, с
усиками, закрученными в колечки.
Комиссар сейчас же стал между ними.
- Вы забываетесь, господа, ведите себя прилично!
Они молча отвернулись. Мадлена, не двигаясь с места, все еще покури-
вала и улыбалась.
- Господин министр, - начал полицейский чин, - я застал вас наедине с
присутствующей здесь госпожой Дю Руа: вы лежали в постели, она почти
раздета". Ваше платье разбросано в беспорядке по комнате. Все это дока-
зывает факт прелюбодеяния. Вы не можете спорить против очевидности. Что
вы на это скажете?
- Мне нечего сказать, исполняйте свой долг? - пробормотал Ла-
рош-Матье.
Комиссар обратился к Мадлене:
- Признаете ли вы, милостивая государыня, что этот господин - ваш лю-
бовник?
- Я не отрицаю, он мой любовник! - вызывающе ответила она.
- Этого достаточно.
Блюститель порядка записал еще некоторые данные о состоянии квартиры
и о расположении комнат. Министр между тем кончил одеваться, перекинул
пальто на руку, взял шляпу и, когда комиссар отложил перо, спросил:
- Я вам еще нужен? Что я должен делать? Мне можно уйти?..
Дю Руа повернулся к нему и, нагло улыбаясь, сказал:
- А, собственно говоря, зачем? Мы кончили. Можете снова лечь в пос-
тель, милостивый государь. Мы оставляем вас одних. - Дотронувшись
пальцем до рукава полицейского комиссара, он прибавил: - Идемте, госпо-
дин комиссар, нам здесь нечего больше делать.
Блюститель порядка, слегка удивленный, последовал за ним. Но у порога
комнаты Жорж остановился, чтобы пропустить его вперед. Комиссар из веж-
ливости отказался.
- Проходите же, сударь, - настаивал Жорж.
- После вас, - сказал комиссар.
Тогда журналист поклонился, почтительно-насмешливым тоном проговорил:
- Теперь ваша очередь, господин полицейский комиссар. Здесь я почти у
себя дома.
И осторожно, с нарочито скромным видом затворил за собой дверь.
Чае спустя Жорж Дю Руа входил в редакцию "Французской жизни".
Вальтер был уже там, - "Французская жизнь", получившая за последнее
время широкое распространение и немало способствовавшая успеху все раз-
раставшихся операций его банка, по-прежнему выходила под его неослабным
наблюдением и руководством.
Издатель поднял на него глаза?
- А, это вы! Что это у вас такой странный вид? Почему вы не пришли к
нам обедать? Вы сейчас откуда?
Дю Руа, заранее уверенный в том, какое впечатление произведут его
слова, отчеканил:
- Я только что свалил министра иностранных дел.
Вальтер подумал, что он шутит.
- Свалили министра... То есть как?
- Я изменю состав кабинета. Вот и все! Давно пора выставить эту
мразь.
Старик обомлел, - он решил, что его сотрудник пьян.
- Послушайте, вы спятили, - пробормотал он.
- Ничуть. Я только что застал мою жену с господином Ларош-Матье. По-
лицейский комиссар установил факт прелюбодеяния. Министру крышка.
Вальтер в полном недоумении поднял очки совсем на лоб.
- Полно, вы шутите? - спросил он.
- Нисколько. Я даже напишу об этом заметку для хроники.
- Но чего же вы хотите?
- Я хочу свалить этого мошенника, этого негодяя, опасного для общест-
ва! Берегись тот, кто становится мне поперек дороги! Я никому ничего не
прощаю! - положив шляпу на кресло, прибавил Жорж.
Издатель никак не мог понять, в чем дело.
- Ну, а... ваша жена? - спросил он.
- Завтра же я начинаю дело о разводе. Я ее отошлю к покойному Фо-
рестье.
- Вы хотите разводиться?
- А как же? Я был смешон. Но мне приходилось строить из себя дурачка,
чтобы захватить их врасплох. Теперь все в порядке. Хозяин положения я.
Вальтер все еще не мог опомниться; он растерянно смотрел на Дю Руа и
думал: "Черт возьми! С этим молодчиком надо быть в ладах".
- Теперь я свободен... - продолжал Жорж. - У меня есть кое-какое сос-
тояние. В октябре, перед новыми выборами, я выставлю свою кандидатуру у
себя на родине, - там меня хорошо знают. С такой женой, которая всем мо-
золила глаза, мне нельзя было занять положение, нельзя было заставить
уважать себя. Она меня одурачила, завлекла и поймала в свои сети. Но как
только я разгадал ее фокусы, я уже стал в оба следить за этой мерзавкой.
Он расхохотался.
- Бедняга Форестье так и остался рогоносцем... беспечным, спокойным,
доверчивым рогоносцем. Ну, а я сумел избавиться от этого нароста, кото-
рый достался мне от него в наследство. Руки у меня развязаны. Теперь я
далеко пойду.
Он сел верхом на стул и, как бы мечтая вслух, повторил:
- Далеко пойду...
Старик Вальтер, по-прежнему не опуская очков, смотрел на него во все
глаза и говорил себе: "Да, этот негодяй далеко пойдет".
Жорж встал.
- Я сейчас напишу заметку. Это надо сделать осторожно. Но имейте в
виду: для министра это будет страшный удар. Он пойдет ко дну. Никто его
не вытащит. "Французской жизни" теперь уже нет смысла его выгораживать.
Старик некоторое время колебался, но в конце концов махнул рукой.
- Валяйте, - сказал он, - так ему и надо.
IX
Прошло три месяца. Дю Руа за это время выхлопотал развод, его жена
снова стала носить фамилию Форестье. Пятнадцатого июля Вальтеры рассчи-
тывали уехать в Трувиль, и на прощанье решено было провести день за го-
родом.
Поездка была назначена на четверг. В девять часов утра большое шести-
местное ландо, запряженное четверкой лошадей, тронулось в путь.
Завтракать собирались в Сен-Жермене, в павильоне Генриха IV. Милый
друг, не переваривавший присутствия и даже самой физиономии маркиза де
Казоля, изъявил желание быть на этом пикнике единственным кавалером. Но
в последнюю минуту решили рано утром заехать за графом де Латур-Ивелеи-
ом. Его предупредили об этом накануне.
Лошади крупной рысью бежали по авеню Елисейских полей; затем проехали
Булонский лес.
Был чудесный, не слишком жаркий летний день. Ласточки чертили на си-
неве небес большие круги, и след от их полета, казалось, долго еще таял
в воздухе.
Дамы сидели сзади; мать в середине, дочери по бокам; мужчины - лицом
к ним: в середине Вальтер, а по бокам гости.
Проехали через Сену, обогнули Мон-Валерьен, миновали Буживаль, а там,
до самого Пека, дорога шла вдоль реки.
Граф де Латур-Ивелен, уже немолодой, с большими редкими бакенбардами,
которые все время трепал ветерок (что дало повод Дю Руа заметить: "Ветер
весьма эффектно играет его бородой"), бросал нежные взгляды на Розу. Они
были помолвлены месяц назад.
Жорж то и дело посматривал на Сюзанну; оба они были очень бледны.
Глаза их встречались, и они украдкой обменивались заговорщицким взгля-
дом, выражавшим какую-то им одним понятную мысль, затем быстро отводили
глаза в сторону. Г-жа Вальтер была счастлива и спокойна.
Завтрак затянулся. Перед тем как вернуться в Париж, Дю Руа предложил
пройтись по террасе.
Сначала остановились полюбоваться видом. Все стали в ряд у стены и
принялись восхищаться открывшейся перед ними далью. Сена огромной змеей
нежилась в зелени у подножья длинной горы и несла свои воды к Мезон-Ла-
фиту. С правой стороны, на вершине холма, возвышался акведук Марли; его
силуэт, вырисовывавшийся в небе, напоминал исполинскую гусеницу на гро-
мадных лапах, сам же Марли скрывался внизу, в густой чаще леса.
На необъятной равнине, расстилавшейся прямо против них, кое-где вид-
нелись деревни. Среди чахлой зелени маленькой рощи резкими светлыми пят-
нами выделялись пруды Везине. Налево, где-то совсем далеко, тянулась к
небу остроконечная колокольня Сартрувиля.
- Нигде в мире нет такой панорамы, - заметил Вальтер. - Даже в Швей-
царии не встретишь ничего подобного.
Компания медленно двинулась дальше, - всем хотелось пройтись и еще
немного полюбоваться окрестными видами.
Жорж и Сюзанна шли сзади. Как только они отстали на несколько шагов,
он сказал ей тихим, приглушенным ГОЛОСОМ!
- Я обожаю вас, Сюзанна. Я вас люблю до безумия.
- И я вас, Милый друг, - прошептала она.
- Если вы не будете моей женой, я уеду из Парижа, уеду из Франции.
- Попробуйте поговорить с папой. Может быть, он согласится.
У него вырвался чуть заметный нетерпеливый жест.
- Нет, я вам уже который раз повторяю: это бесполезно. Двери вашего
дома будут для меня закрыты, меня выставят из редакции, и мы даже не
сможем видеться. Вот к каким чудным результатам, несомненно, приведет
мое официальное предложение. Вас хотят отдать за маркиза де Казоля. Ро-
дители надеются, что в конце концов вы согласитесь, и ждут.
- Что же мне делать? - спросила она.
Он медлил с ответом и искоса поглядывал на нее.
- Ради меня вы способны на отчаянный шаг?
- Да, - твердо заявила она.
- На сверхотчаянный шаг?
- Да.
- Самый отчаянный, какой только может быть?
- Да.
- Хватит ли у вас смелости пойти наперекор отцу и матери?
- Да.
- В самом деле?
- В самом деле.
- Ну так есть один-единственный способ. Надо, чтобы все исходило от
вас, а не от меня. Вы баловень семьи, вам позволяется говорить все, что
угодно, и еще одно ваше озорство никого не удивит. Так вот, слушайте.
Сегодня же вечером, вернувшись домой, прежде всего поговорите с матерью,
но только когда она будет совсем одна. Скажите ей, что хотите быть моей
женой. Это ее очень взволнует, она выйдет из себя.
- О, мама будет рада! "я" перебила его Сюзанна.
- Нет, - решительно возразил он, - вы ее не знаете. Ваш отец не так
рассердится, не так разъярится, как она. Она вам откажет, вот увидите.
Но вы стойте на своем, не отступайте, говорите, что согласны выйти толь-
ко за меня и больше ни за кого. Хорошо?
- Хорошо.
- От матери пойдите к отцу и с весьма серьезным и независимым видом