после звонила бандерша, направлявшая клиентов; обозначала все
виды услуг, плату. Если клиент был проходным - на час, на два -
Марина сама выезжала к бандерше, если же на ночь - готовилась
расколоть гостя на предварительное гуляние в ресторане, а после
привозила к себе.
Ресторан, да еще с пьющим клиентом - удача. В итоге силы
подвыпившего иссякают, и, утолив страсть, он спокойно засыпает,
чтобы утром, получив свое пиво либо аспирин, отправиться
восвояси в гостиницу.
Эта ночь была кошмаром. Два итальянца, вылакавшие ящик
напитков, но ничуть не захмелевшие, после ресторана прибыли
сюда, домой, в полночь, а ушли в восемь утра. Ни минуты сна.
Сидя на свалявшихся простынях, она мертво смотрела на
лежавшие перед ней купюры, прижатые липкой бутылкой из-под
аперитива. Полная окурков пепельница, валяющиеся на ковре
рюмки...
Устала... Как она устала! И как опротивело все! Но - не
остановиться. Грехи, как бандерша говорит, на старости отмолим,
и пока надо работать. Время истечет быстро, пролетит несколько
лет, и не будет уже ни клиентов по сто долларов за ночь, ни
нарядов дареных, ни аперитивов сладеньких... Вернее, все будет,
но уже исключительно за ее счет. И счет этот должен быть не
мал, ох как не мал...
Главное - валюта. Доллары, марки, франки, кроны. За них
можно купить все. И всех. На тот случай, если не подвернется
заветная мечта любой проститутки - богатенький женишок. Да
только редкость они - богатые и глупые. У всех семьи, дело, а
здесь они - погулять, развеяться... Но - бывает. Правда, иное
знакомство тут нужно - не через бандершу; театры, разговоры,
ухаживания, прочие ритуальные фигли-мигли... Длинный и часто
бесперспективный путь. Сплошная трата времени. А значит, денег.
Был вот Фридман... Ну, не оттуда, не фирма, а чем,
собственно, хуже? Даже лучше, что свой. Никаких проблем с
языком, жизненные задачи и цели ясны, денег уйма... Сколько же
она времени на него извела, сколько лапши навешала, сколько
ролей сыграла... А итог? Полный провал. И ведь унизил он ее,
страшно унизил, сволочь, хоть и швырнул стольник "гринов", а
после с такой рожей, будто в сортир сходил, дверью хлопнул... А
она и не шелохнулась даже. Оцепенение нашло, безысходность... А
в мозгу равнодушно билась мыслишка: ну и что? Всего полчаса, а
та же сотня... А сейчас как вспомнит те минуты - от злобы
дрожит. Убила бы его, гада, на куски бы порезала...
Решила уснуть - голова болела, сильно мутило от выпитого
накануне, но тут позвонил Мишка, братец. Попросил срочно
приехать.
- Сам приезжай, - сказала она. - Дела у меня, звонка жду.
- Нет, ты, - принялся торговаться ближайший родственник, а
торговаться он умел как никто. - Не приедешь - пожалеешь. Дело
есть - все свои позабудешь!
Она проглотила аспирин, запив его минералкой - тусклой,
выдохшейся, из незакупоренной бутылки, оставшейся после
вчерашней ночи на заляпанном пятнами журнальном столике.
Морщась от недосыпания, противного привкуса во рту от
перегара, таблеток и минералки, принялась наспех одеваться.
Мишка был сосредоточенно-мрачен. Усадил ее в кресло,
выдернул из сети шнур звякнувшего телефона, чего не позволял
себе никогда, и сказал:
- Вот, сеструха, есть тут хорошее, понимаешь, дело! С
Фридманом контакты остались?
- Никаких, - отрезала она.
- М-да, - наклонил голову братец. - Разругались,
расклеились... Но по делу-то ему позвонить можешь?
- Чего ты крутишь?! - выдохнула она со злостью. Голова
разламывалась, глаза резало, а бодренький Миша своими
подходцами к разговору раздражал неимоверно.
- Женишок твой бывший, - продолжал Михаил, - состояние
свое вбухал в какие-то фантастические брюлики. Сообщили мне про
то компетентные люди. Так вот, давай думать, как брюлики эти у
Валеры отнять. Хватит их нам с тобой на всю жизнь.
- Это и есть твое хорошее дело? - произнесла она с
презрением. - Да ты с ума сошел... Даже если бы я расписалась с
ним, стала бы любимой законной женой, хрен бы мне какие
бриллианты и мельком показали...
- А ты думай, думай, - настаивал братец. - Если хочешь
закрыть все материальные проблемы своего существования в этом
мире. Имею в виду проблемы финансовые... Можешь выдернуть его
на свидание?.. Но - чтобы без свидетелей и охраны.
- Дурак ты... - сказала она беззлобно. - Ничего он не
скажет, ни под какой пыткой. Все равно уйти живым не дадут,
какой смысл? Отпустить его - самоубийство, он же понимает...
- Правильно. Но есть сильные медикаменты и сильные
специалисты, их я тебе обещаю.
- Не мое, - покачала Марина головой. - Ну... не мое...
- Ага, - поддакнул братец. - Твое - это жизнью рисковать
каждый день, всякую мразь ублажать. Это легче, конечно...
- Все?.. - Она поднялалась с кресла.
- Все, - сухо отозвался Михаил. - И вот еще тебе
напоследок: реализацию камней в твердой валюте я обеспечиваю.
Так что если крупно в жизни сыграть хочешь - единственный,
наверное, для тебя шанс. И поторопись. Все решают буквально
часы.
КРУИЗ АДОЛЬФА БЕРНАЦКОГО
Поручение Фридмана было кратким и вразумительным: рейсом
"Нью-Йорк - Лондон" отправиться в Великобританию, где сесть на
советский океанский лайнер. Далее, совершив двухнедельный круиз
по островам и морям, зачитываемый как оплаченный отпуск,
вернуться обратно в Лондон, а оттуда соответственно в Америку.
Характерная деталь круиза такова: один человек из экипажа
лайнера передаст Бернацкому пакет, в котором ювелирные изделия
и отдельные камушки, посланные младшим братом Валерой.
Получив документы из туристического бюро и серый
неказистый паспорт проживающего в США беженца с необходимыми
визами, Адольф отбыл к терминалу "Бритиш эйр лайнз" аэропорта
Кеннеди, где его поджидал неприятный сюрприз: рейс на Лондон
задерживался из-за какой-то забастовки тамошних служащих. В
справочном обещали, что недоразумение вот-вот утрясется, багаж
был уже сдан, и взмокший от волнения Алик то бегал пить дорогое
пиво в бар, то звонить о задержке рейса Фридману, однако тот не
отвечал, а автосекретарь тоже не отзывался.
Предстояло принимать самостоятельное решение.
Наконец объявили посадку в самолет. Алик буквально
впивался глазами в часы, будто таким образом хотел остановить
время. По первоначальному плану интервал между прибытием
самолета и отбытием корабля из Лондона составлял пять часов,
однако теперь данный промежуток сократился до часа.
Поглощая виски, то и дело услужливо подаваемое ему
британской стюардессой, Адольф пытался снять нервный стресс. С
одной стороны, винить его, конечно, не в чем, но из опыта Алик
знал: взгляды начальства на объективность обстоятельств,
воспрепятствовавших подчиненным осуществить желания
руководства,- эти взгляды всегда необъективны и однозначны: раз
нет результата, виноват исполнитель.
Едва шасси коснулись полосы, Алик поднялся, готовый
выпрыгнуть из самолета, не дожидаясь подачи трапа.
Коршуном бросился на первое же такси, посулив водителю сто
долларов чаевых в случае своевременной его доставки в порт.
Британское такси в стиле "ретро" довольно бойко ринулось в
путь, однако, еще мчась по набережной Темзы, Адольф приметил
необходимое ему судно с флагом Страны Советов, продвигавшееся в
направлении океана.
Каким образом он объяснялся с шофером, Алик не помнил,
однако водитель попался смекалистый, свернул на объездной
маршрут и повел машину по узкой внутрипортовой дорожке мимо
складов, кранов, вытащенных на берег суденышек и лодок, покуда
не затормозил возле облезлой будки, где размещался пост
пограничной охраны.
Ощущая прилив лихорадочного энтузиазма и вспоминая невесть
откуда всплывающие в памяти слова, Бернацкий проник в будку,
застав там трех нетрезвых лиц в форменной одежде и двух девиц
явно развратного поведения - это он уяснил сразу своим
наметанным оком.
Потрясая серым картонным паспортом, Алик сделал следующее
заявление: он, лицо, приближенное к президенту США, сотрудник
внешнеполитических служб Белого дома, кому зарезервировано
место на советском корабле, требует своей доставки туда, ибо в
опоздании его виновны британские власти.
Пограничная стража недоуменно изучила его странный
паспорт, не поняв смысла аббревиатуры "лицо без гражданства" и
многого иного: к примеру, при спешном заполнении документа пол
Алика почему-то обозначили как женский, буквой "F", а в графе
"национальность" стояло: "без национальности" - Алик боялся
арабских террористов.
Старший чин, вернув загадочный документ владельцу и
посмотрев на потрясенных американским языком служащего Белого
дома подчиненных, принял радикальное решение, сообщив кому-то
по телефону, что, дескать, один из помощников президента США
опаздывает на советское судно, уже выбирающееся из Темзы на
океанские просторы, и что необходима помощь...
Далее события разворачивались с потрясающей быстротой: к
будке подлетели две спецмашины и, взяв такси с Аликом в
почетный караул, помчались по закоулкам доков к узенькой
пристани, где профыркивал мощным дизелем пограничный катер.
Покидав на военную посудину чемоданы Адольфа и проводив
его по вибрирующему трапу на палубу, полицейские застыли на
пристани, отдавая высокому гостю честь. С ними же стоял и
растерянный таксист, с которым Алик не успел расплатиться.
Бернацкий же тем временем стремительно приближался к
советскому лайнеру, задержанному пограничными властями.
Алик и не подозревал о замешательстве капитана, срочном
совещании командного состава судна: не международная ли
провокация? - о радисте, лихорадочно отбивающем секретную
депешу, о докладах по английским инстанциям...
Обвязанного веревками, безжалостно врезавшимися в
прекрасный итальянский костюм, Адольфа вместе с чемоданами
вздернули на палубу советского корабля.
Первое, что увидел Алик, - капитан с простым рязанским
лицом, на котором дергалась нервная и одновременно гадливая
улыбка.
- Господин... Бернацкий? - произнес капитан с сарказмом,
относившимся, конечно, к определению перед фамилией пассажира.
- Опаздываете...
- Да я... - начал оправдываться Адольф, но слушать его
капитан не пожелал, произнеся как бы в пространство:
- Пе-тя!
И рядом с капитаном появился Петя - рыжий, низкорослый,
опять-таки со славянской физиономией, от которых Алик уже
отвык, в тельняшке.
- Проводи господина, Петя, - приказал капитан, и Петя,
подхватив чемоданы Адольфа в расставленные, как у краба клещни,
сноровистые руки, двинулся в глубины судна, на попытки со
стороны пассажира начать разговор не реагируя.
Протянутые ему два доллара чаевых Петя даже как бы и не
увидел, угрюмо хлопнув на прощание дверью.
В изнеможении Бернацкий опустился на корабельную кровать.
Мокрый от пота, усталый, как ушедший от погони зверь, но крайне
довольный собой. Такой чертовской находчивостью Фридман
наверняка останется доволен.
Стянув с себя помятый костюм, потную рубаху и исподнее,
Алик встал под душ. Крутанул кран. Душ не работал.
Проклиная социалистический сервис, но проявив смекалку
подлинно советского человека, Алик все-таки под душем помылся,
таская туда воду в ладонях из-под умывальника.
После столь тяжкого труда потянуло справить нужду, что он
и свершил. Однако когда нажал на спуск, механизм унитаза
почему-то произвел свою работу в обратную сторону, и Алик,
