застегнуть ремни и говорящим, если подчинялись его команде,
"спасибо". Алика это умиляло. Компьютер также сообщал о
неисправностях, возникающих в автомобиле, но иногда ошибался -
что-то в нем замыкало.
Сам по себе автомобиль был небольшим, но удобным: салон
обтянут лайкой, отделан карельской березой, кресла на
электроприводе, цифровая магнитола... С такой тележкой вполне
можно было устроиться в "Лимузин-сервис", куда Алика взяли бы
даже без спецномера, по дружбе, однако контора располагалась в
глубине Манхэттена и добираться туда с рассветом, чтобы,
возвратившись в полночь домой, рухнуть на топчан в подвале,
Адольфу не жаждалось.
Устроился в "Кар-сервис"* на Брайтоне, на подхвате. Работа
шла слабенько, выходило от тридцати до пятидесяти долларов в
день, "крайслер" барахлил, а ремонт съедал едва ли не все
заработанное. С любимых сигарет "Салэм" Алик перешел на дешевку
- "Малибу", "Вайсрой", Белэйр", начал выгадывать на еде...
Единственной удачей был день, когда в очередной раз на
перешейке подземки "Бруклин - Манхэттен" прорвало подводный
туннель и публику пришлось перевозить на машинах в ударном
порядке. Народ "голосовал" на тротуарах, как в России, Алик
снимал по четыре пассажира за раз и заработал в тот день
пятьсот зеленых, но затем от перенапряжения не мог встать с
дивана неделю, так что в итоге все равно получилось кисловато.
----------------------------------------------------
* - Служба второразрядного такси, вызываемоего по
телефону.
Начавшаяся перестройка открыла Алику дорогу назад, в
Россию, многие неудачники уже отчалили туда, подумывал и
Адольф: ведь там старая мама, квартира, а вдруг и заработает он
чуть-чуть, обменяет зеленые на деревянные по громадному
коэффициенту, что здесь, на Брайтоне, проще простого: здесь
отдаст, там получит или наоборот... А уж коэффициент на
Брайтоне самый высокий, тут рады лишь бы как обменять, дабы
заполучить реальные деньги, а не те, прошлые, мики-маус-мани -
игрушечные...
Так размышлял Алик, копаясь в багажнике своего
"крайслера", когда почувствовал неожиданно настойчивую боль в
ногах чуть выше колен и сообразил, что к бамперу собственной
машины придавливает его бампер машины иной, придавливает
планомерно и беспощадно.
Боль стала невыносимой, Алик заорал что есть мочи, и
водитель, неудачно парковавший грузовик, подал вперед. Адольф
грохнулся на асфальт, хватая ртом воздух.
Грузовик принадлежал богатой компании "Пепсико", и Алик
смело подал на компанию в суд.
Два Аликина синяка обошлись капиталистам в сто тысяч
долларов, но половину суммы забрал адвокат, не без труда
выигравший процесс, ибо юристы компании выдвинули версию, будто
мистер Бернацкий подставился под грузовик с умыслом.
Алик, тряся на суде костылями, бросал в сторону
враждебного адвоката испепеляющие взоры и русские нецензурные
слова, чем, видимо, убедил судью в своей правоте.
Костыли, говоря по правде, были использованы так, театра
ради, посоветовали умные люди.
Пятьдесят тысяч для среднего нормально работающего
американца - сумма, ничего принципиально в жизни не
определяющая, однако для Алика - богатство. Пять тысяч было
пропито на радостях в течение недели. Бары, казино в
Атлантик-Сити, распутные жизнерадостные девочки, прогулки на
яхте в океан...
Вылечив очередную легкую венерическую болезнь, Бернацкий
призадумался. Можно было выбраться из подвала, снять приличную
квартиру, пожить широко, однако Алик рассудил иначе. Подвал
экономил едва ли не полтысячи долларов в месяц, от загулов
Адольф уже подустал, а вот найти бы стабильную работенку...
Друг Фима, приютивший когда-то Алика в Сан-Франциско, а
ныне в Нью-Йорке, предложил подрабатывать у него в страховом
агентстве - охмурять клиентов, работающих за наличные и
уклоняющихся от налогов: дескать, вложи под проценты деньги из
чулка в страхование по специальной программе и отмоешь
заработок с выгодой...
Однако Алик с трудом уяснял детали сложного бизнеса, от
его английского произношения шарахались, оставалось попробовать
удачи на русскоязычном Брайтоне, но Брайтон Фима охватывал
самостоятельно и конкуренции бы не потерпел.
На некоторое время Алик устроился в похоронном бюро по
доставке цветов и веночков, но бюро прогорало, зарплата
выплачивалась нерегулярно, и Алик, заявив хозяину, что он не
волонтер, бесплатно уже коммунизм в отдельно взятой стране
отстроил, уволился.
После трудился инструктором по вождению автомобиля в
подпольной школе у оборотистого паренька Леши, катался на
стареньком "стэйшнвагене"* по тихим улочкам Манхэттен-Бич с
новоприбывшими эмигрантами и, с тоской глядя на часы,
командовал им: разворот в три приема, парковка, полная
остановка...
Пятьдесят долларов в день зарабатывалось стабильно, но
работа отличалась удручающим однообразием и к тому же дико
Алика унижала.
Эти новоприбывшие, платившие Бернацкому свои последние
гроши из пособий, напористо входили в суету эмигрантского
бытия, входили с энтузиазмом и верой, а он уже пережил все их
будущие взлеты и разочарования и презирал это их будущее
потенциальных лавочников, таксистов и микроскопических
служащих, обретающихся на задворках сытой Амери и и
довольствующихся крохами.
Алик крепко уяснил истину: Америка - для американцев. А
американцем можешь быть лишь родившись в Америке. Исключения,
конечно, существовали. Но редчайшие из талантливых и умелых
завоевывали себе имена, авторитеты, серьезные деньги.
В болоте же Брайтона в основном жили караси. Некоторые из
карасей - зубастые, однако с мозгами, интеллектом и реакцией
все-таки карасиными. До щук и акул, резвящихся в чистых водах
крупного бизнеса, всем им было далече.
----------------
* - Пикап (амер.)
Сравнивая свое советское и американское существование,
Алик пришел к мысли, что там, в Союзе, для него, да и для
многих из перебежчиков, все-таки лучше. Дешевое жилье, всеобщая
нищета, бездумье... В Стране Советов можно было всю жизнь
пролежать на диване, нигде не работая, и - не пропадешь...
Главное - не высовываться. Вновь стукнуло в голове: вернуться!
Приехать в родной Свердловск с кучей барахла и сувениров,
деньги обменять по спекулятивному курсу - миллион будет!
Продукты с рынка, хорошая машина, девочки... И ведь все
реально! Не зря же он страдал в Америке...
Однако газета "Новое русское слово" каждодневно пугала
страшными условиями тамошней жизни, возрастающей юдофобией,
неотвратимостью прихода к власти "твердой руки"...
Останется тысяч тридцать - слиняю, читая прессу, решил
Алик. Нет... двадцать. Все равно хватит! Двадцать на
двадцать... Да почти полмиллиона!
Будучи оператором, получая чуть более сотни в месяц, он и
думать о таких цифрах не мог, а ведь хватало, жил, даже гулял и
развлекался... А уж тут-то никакая инфляция не страшна, лишь бы
здоровья хватило...
Алик послал маме письмо: готовься прислать гостевой вызов,
жажду узреть свою замечательную родину.
Затем совершил вояж за визовыми анкетами в Вашингтон,
заполнив их тут же, в автомобиле, и вернув сотруднице
консульства.
Через месяц анкеты отбыли почтой в СССР, к маме, которая
по версии, изложенной судье в Сан-Франциско, давно почила в
бозе.
Старушке надлежало сходить в ОВИР, заполнить бумаги,
прождать месяцы и, получив наконец разрешение на въезд сына,
отправить соответствующую бумагу Алику. Далее бумага вновь
направлялась в Вашингтон, в консульство, откуда через месяц
приходила виза на въезд в Союз нерушимый.
Процедура мучительная. Неблизкие поездки в Вашингтон
экономили месяц-два из процесса оформления, однако
принципиальным образом на процедуру волокиты не влияли. Тем не
менее Алик не унывал: доллары еще имелись, впереди же маячила
перспектива блицвизита : русские красавицы, отдающиеся за
косметику и заколки, пьянки с бывшими соратниками по
телевидению, ярлык "американца"...
Сорвалось! А вернее, подфартило. Страховой агент Фима,
ответственный квартирный и подвальный съемщик, рекомендовал
бедолагу Бернацкого на службу к серьезному боссу Семену
Фридману на должность "принеси-подай". Стал Алик шофером и
домохозяйкой при солидном человеке. Возил всяческие непонятные
грузы туда-сюда по Нью-Йорку, в соседние штаты, передавал
"вэны"* с автоматами Калашникова китайского производства
покупателям у въездов в трюмы кораблей на ночных причалах и в
то же время мирно стряпал на просторной кухне Фридмана, сидел
на телефоне, дозваниваясь абонентам хозяина, пылесосил ковры и
натирал паркетный пол...
Исходя из интересов дела, Фридман предоставил Алику
бесплатно подвал в своем доме, и тот, расцеловав благодетеля
Фиму, отбыл на новое место обитания.
------------------------
* - Микроавтобусы (амер.)
Две тысячи долларов в месяц наличными, дармовое жилье, о
чем более и мечтать? В родной Свердловск Бернацкий ехать уже не
хотел.
- Да и чего делать в дыре этой? - рассуждал он
высокомерно.
ПАРТНЕРЫ
Прибыл Дробызгалов в горячий момент: Мордашка провожал
"пассажиров", то бишь покупателей.
Трое темнолицых людей - не то туркмены, не то узбеки -
уволакивали коробки с аппаратурой: два телевизора, видеодеку,
игровой компьютер и "балалайку" - так имено- вался кассетный
магнитофон.
Помогал им Шарнир - шестерка Мордашки, отлавливающий
клиентов у комиссионного магазина и поставляющий за оговоренный
процент покупателей патрону.
На случай последующих заказов Мордашка отдал покупателям
свои визитные карточки мелованной бумаги, где его социальный
статус обозначался правдиво: "сторож". Но и двусмысленно...
Проводив Шарнира и "пассажиров", прошли в комнату. На
столе - пачки денег.
- Ничего себе... - оценил Дробызгалов.
- Да так, - отмахнулся Мордашка. - Навара две штуки с
хвостиком. Ударчик.
- Поделись, - проронил Дробызгалов.
- Не, - ухмыльнулся Мордашка. - Это из моих сребреников
иудиных... Кровное.
- Так, - произнес Дробызгалов, оглядывая заставленную
коробками гостиную. - А я к тебе с тухлыми новостями, Мишель.
- Иного и не ожидаю, - рассеянно отозвался Мордашка,
ссыпая деньги в полиэтиленовый пакет.
- В общем... конец нам, - сказал Дробызгалов. - Обоим.
- Чего? - посерьезнел Мордашка.
- Дело с Грушей и гоп-компанией его прокуратура крутит.
Ну, а по показаниям ты в деле, прокурор настроен непримиримо...
- Хрена себе! - воскликнул Мордашка. - Вы ж меня сами...
- А им плевать, - резко оборвал его Дробызгалов. - Давлю
на шефа, а он с прокуратурой ссориться не желает... Да и тебя
шеф не очень-то жалует. Зажрался, говорит. Пусть посидит на
баланде.
- Так какого я на вас пашу...
- А такого! - Дробызгалов ощерился. - Если бы не работал
на нас, давно бы куковал. А так - влепят по минимуму.
- Как это влепят! - изумился Мордашка. - Как это?.. Да
я... я... заявление прокурору, а если до суда дойдет, то и...
- Какое еще заявление? - сморщился Дробызгалов. - Ты чего?
Из тебя кисель сварят... На тебя всех волков спустят... Не ты
первый! Молчать будешь и кивать, ясно? А пожалуешься... чего ж?
Шеф открестится: не знаю, не ведаю, ложь. Ты что, офицер
органов? Так, стукачок. И сам про то ведаешь. Ну, а вякнешь -
