Он говорит:
- Почему? По-моему, ничего...
А оба мы фильма-то и не видели...
Он говорит:
- Я вас провожу?
Я говорю:
- Ни в коем случае!
Он говорит:
- Вот и чудесно...
И вот мы идем, идем... И улица, и музыка, и все цветное... и вот мы у
подъезда моего стоим, он мою руку держит... А он милый такой - брови,
плечи... Только замерз. Надо было, наверное, его к себе пригласить, да
как-то, знаете...
Он говорит:
- Как у вас уютно!..
И вот мы сидим, у него вино случайно... И смех, и глаза такие... И
пальцы горячие... И смотрю - а лицо такое знакомое - смутно-смутно... И
вижу, он в памяти тоже что-то нащупывает...
Говорит:
- А вас что, муж бросил?
Я говорю:
- Нет, ушел. А вас?
Он говорит:
- Нет, я сам ушел.
Я говорю:
- Может, еще все хорошо будет.
Он говорит:
- Поздно уже...
А когда спит, он во сне такой беззащитный...
А утром смотрю - а он ушел. Только паспорт оставил, случайно.
Разглядывать чужое как-то, знаете... Смотрю - а мы однофамильцы! А в
паспорт карточка вложена: мальчик. Смотрю, на Кольку моего похож - ну
близнец прямо! И на него похож... А самое-то смешное - он и прописан по
моему адресу!
Надо ему туда письмо написать.
Придет за паспортом - вот посмеемся!
Если, конечно, письмо дойдет...
Сосед пропеллера
Написал я стихотворение - про зиму:
Все люди зиму обожают,
Хотят на лыжах все ходить,
А если станут мерзнуть ноги,
То можно выпить-закусить.
И отнес в редакцию. Ну, редактор, наверное, побоялся мне сразу ска-
зать, что стихи хорошие, чтоб я не возгордился. И говорит:
- Стихи у вас, как бы это сказать... искренние... Но недоработанные.
От такого мастера хотелось бы чего-то большего.
Я говорю:
- Большего? А чего большего? Вы скажите!
Он говорит:
- Ну, рифмы хотелось бы посвежее... И вообще, колорит...
Ну, я-то понимаю, что стихи ему и так нравятся, просто характер вы-
держивает. Ладно, говорю. Сделаем с колоритом, мы не гордые. Поработал
над стихом где-то с неделю. Принес:
Все люди зиму обожают,
Я тоже страсть ее любил.
В лесу на лыжах поезжая,
Я помню, выпил-закусил...
Редактор долго молчал. Я уж подумал, от восторга голоса лишился.
- Ну? - говорю. - Как?
- Потрясающе, - говорит.
Я говорю:
- Правда?
- Да что вы! - говорит. - Особенно вот это: "поезжая - закусил".
Просто руки чешутся... Поскорей напечатать... Только, понимаете, какая
штука...
- Какая еще? - говорю.
Он говорит:
- Да вот зима-то кончается... Может, вы нам что-нибудь к весне напи-
шете? Скажем, к Восьмому марта?
Я три недели из дому не выходил - сочинял стихи. Весенние:
Весной поют на небе птицы,
А люди ходят в долг просить:
Ведь каждый человек стремится
Весною выпить-закусить!..
Ну, пошел к редактору - прочитал. Смотрю, он от восхищения побледнел.
За сердце держится. Я говорю:
- Я тут на всякий случай еще про лето сделал:
Светило летом шпарит в темя -
Нельзя на солнце выходить.
Зато в кустах в такое время
Все могут выпить-закусить!
Ну, думаю, все. Не отвертится. А он глаза закатил, губы трясутся.
- Гениально, - говорит. - Можно, оказывается, и в кустах... В общем,
я бы хоть сейчас - в набор... Только на этот раз у нас уже стихов полный
комплект... А вот на будущий...
И мне подмигивает.
Ну мне, конечно, обидно, но, с другой стороны, его тоже надо понять.
Журнал не резиновый. Нас, поэтов, будь здоров сколько.
- Ну, смотри, - говорю. - Чтоб на этот раз...
И тоже ему подмигиваю.
Он обрадовался!
- Вот и хорошо, - говорит. - Идите домой, пишите. Как можно больше!
И, главное, только к нам больше не ходите. Мы сами к вам придем. Чтоб
вам времени не тратить...
И точно: назавтра же и пришли. Ну сам-то редактор не приехал - замес-
тителей прислал. Такие внимательные, здоровые. Все прочитали, что я пи-
шу. Потом со мной насчет поэзии беседовали, спрашивали, как себя
чувствую. Потом сказали, надо мне укол сделать - специальный, чтоб писа-
лось лучше. И сделали мне укол. А на другой день приехали за мной на ма-
шине и сказали, что надо меня отвезти в дом для творческих работников.
Чтоб у меня были уже все условия.
Условия тут, правда, хорошие. Чистота, служащие все в белых халатах.
В комнате нас трое творческих работников. Все писатели. Пижамы нам выда-
ли теплые, четыре раза в день кормят. И эти уколы делают, стимулирующие.
Все свободное время мы пишем. Работается хорошо. Правда, иногда за стен-
кой кто-то мешает, кричит целый день, что он пропеллер. Но работа идет,
стихи пишу, о природе. Шесть тыщ написал уже. Последнее такое:
Осенним днем всем людям грустно -
Идут осадки цельный день.
Но можно выпить без закуски,
Когда приходит к нам осень!..
Что-то происходит
- Слушайте, я с вами хочу поговорить откровенно.
- А что такое? Зачем это?
- Вы на себя в зеркало смотрели?
- Смотрел. И что?
- Давно?
- Когда брился. А что?
- Вы видели, какой у вас вид?
- У меня всегда такой.
- Вот и я говорю. Какой-то такой вид у вас, что, мол, как бы ничего
такого, да? Как бы, мол, ничего не происходит, мол, все нормально, да?
Вот такой у вас видок!
- Да? А вы думаете, у вас не такой?
- Вот в том-то и дело. Сейчас у всех такой. Хотя все все понимают.
- Что понимают?
- Хватит ваньку валять. Хотели откровенно - давайте откровенно. Один
он чувствует. У других тоже есть ощущения.
- Так-так-так! Ну?
- Если б я знал. Но что-то безусловно есть. Что-то происходит. На
очереди обратили внимание? Раньше насмерть стояли, до крови рубились -
боялись, что не достанется. А теперь тихо стало, задумчиво. Инвалида об-
лают - и все. Видно, сомневаться стали, что лучше - чтоб досталось или
чтоб никто не завидовал.
- Да-да. Я у ларька был. Ларек! Раньше там удаль была. Раззудись ру-
ка! Гайд-парк. А сейчас? Он, где стоит, там тихо оседает - и все.
- Да... Вчера ко мне утром на окно голубь прилетел.
- Ну? Ну?
- Посидел, посидел, нагадил - и улетел.
- Вот! Даже животные чуют. У нас в доме доберман-пинчер живет. Такие
глаза, так смотрит! Мол, все понимаю, сказать не могу.
- Ну, что вы хотите? Доберман. Умнейшая порода.
- Да плевать на этого добермана. Вчера я на себя лично сам два часа в
трюмо смотрел. Думал по глазам понять, что там у него на душе.
- Ну?
- Да ничего. Все в основном насчет прибавки.
- Можете ему сказать, чтоб зря не волновался.
- Кому?
- Кто в трюмо.
- Ему-то что? Он с той стороны.
- С этой тем более. Вообше, кому нужна эта прибавка? Покруче события
есть. Я вот тут газету читал...
- Какую?
- Какая разница?
- Извините.
- Вы помните, писали про отдельный недостаток на фоне достоинств?
- Ну-ну?
- Так вот, его уже исправили, и он стал уже отдельным достоинством на
фоне недостатков. Чем все это кончится?
- Ладно. Раз так... Я сперва не хотел, но раз мы так откровенно...
Только сугубо...
- Само собой.
- У нас вчера было собрание.
- Ну-ну? Что сказали?
- На собрании - как обычно. Это же собрание. Но после меня один отоз-
вал, завел к себе, дверь на ключ и говорит - а ему можно верить, у него
сведения из таких мест!.. И он мне говорит: "Я, - говорит, - другому не
могу, но тебе, - говорит, - я могу сказать. Так вот, - говорит, - я тебе
прямо говорю: никто ни в чем не уверен. Так что выводы делай сам".
- Кошмар!
- Я пришел домой в таком состоянии!
- Еще бы!
- Чтоб как-то успокоиться, взял книжку...
- Точно, чтение успокаивает.
- При чем здесь чтение? Взял книжку - и в сберкассу. Снял весь вклад,
полностью. Потом еще шесть рублей добавил, купил за шесть пятьдесят по-
лусладкое... Хоть немного снял стресс.
- Да-да. Все время что-то, все время что-то. Обратили внимание, маши-
ны пошли не наши - с нашими номерами. А наших с ненашими не видно. Какую
думаешь покупать? Их или нашу?
- Да какая разница? Я же сказал, я все уже снял с книжки. Вообще,
знаете, у меня ощущение, что все эти машины едут в разных направлениях,
но в одну сторону.
- Н-да, острое время! Острое!.. С кленов листья опали. Я сам видел! А
с елок еще нет!
- У них нет листьев.
- Потому и не опали... Комары улетают. В жаркие края...
- Говорят, вчера электричка пришла вовремя...
- Доигрались...
- А многие, как страусы, прячут голову - и все...
- Да...
- Вот...
- ЦСКА тоже, знаете... Ничего не известно! Такое время!
- Кошмар!
- Не то слово!
- Именно!
- Так что давайте так: если что еще, звоните хоть ночью.
- И вы, и вы. Надо быть в курсе.
- Будем друг друга держаться. Все-таки вместе легче...
Оптимистическое
Того нет, этого нет.
То - не достать, это - не купить. А купишь - сломается, сломается -
не починишь, починишь - выбросишь. Там - обвесили, тут - отравили, здесь
- обжулили, и параллельно везде - облаяли.
Одни - заелись, другие - зажрались, остальные - спились. Потом заши-
лись все, но опять развязали, опять спились.
Врут - все, не верит никто, но все равно врут, и никто не верит.
Памятник стоял - снесли. Портрет висел - скинули. Другой повесили -
он сам упал.
Мужики - хуже баб. Бабы - еще хуже!
Молодежь - сплошь балдеет. Старики несут молодежь, потому что обалде-
ли еще раньше.
Придешь на работу - психушка! Придешь домой - на работе нормально...
Глянешь в газету - глаза на лоб! Поглядишь без газеты - волосы дыбом.
В общем, вообще!..
А тут еще обрадовали, что, оказывается, растет средняя продолжи-
тельность этой жизни!
Спасибо, огорчили, что медленно...
Начальство и народ
Народ добрый - начальство злое.
Народ умный - начальство тупое.
Народ - честный. Начальство - ворье. Народ ограбили, теперь друг у
друга воруют.
Народ - работяга - труженик. У начальства от безделья - жир, на жиру
- пролежни.
Народ за правду, а начальству верить можно только на сороковой день.
Уж как врут! И кому - своему ж родному народу!
Народ - он вообще, он никогда ничего! А эти постоянно! Его поймаешь,
а он опять, еще больше!
Народ - храмы построил, про землю песни сложил. Ай, люли, понимаешь.
Ой ты рожь.
А начальство храм порушило, землю заплевало, речку отравило, сидят по
кабинетикам, думают, где б еще нагадить.
Народ - одно слово: золотой! Насчет народа вопросов нету. Насчет на-
чальства - есть. Ну откуда у такого народа такое начальство? Прям всплы-
вает и всплывает, и не тонет, и не тонет!
Обидно народу за себя.
Одобрям-с!
- Я, местный житель, как и все местные жители...
- Мы, местные жители, как и жители других мест...
- Я, вагоновожатый, как и все вожатые вагонов...
- Мы, бурильщики...
- Мы, носильщики...
- Мы все, как и все остальные...
- Решительно и всемерно...
- Целиком и полностью...
- О Д О Б Р Я М!!!
Одобрям. С большой буквы. Потому что это - не глагол. Это больше чем
действие. Это - название эпохи. У людей был Ренессанс. У нас был Одоб-
рям-с.
Он был всеобщим. Он торжествовал в балете и нефтеперегонке, при шитье
пеленок и возложении венков. Отеческий Одобрям руководящих сливался с
задорным Одобрямом руководимых.
Одобрям был выше чувств и отвергал формальную логику.
Высокие потолки - Одобрям. Низкие потолки - Одобрям. Больше удобрений
- Одобрям. Меньше удобрений - больше Одобрям.
Все газеты и журналы из номера в номер публиковали одно и то же: "До-
рогая редакция! С глубоким одобрением встретили мы..."
Издать Сыроежкина - Одобрям. Изъять Сыроежкина - бурно Одобрям. Глав-
ным в нашем Одобряме было его единогласие и единодушие - причем в обста-
новке полного единства! Вопрос "Кто воздержался?" вызывал улыбки. Вопрос
"Кто против?" считался вообще чем-то из английского юмора. Реакция на
вопрос "Кто за?" была похожа на выполнение команды "Руки вверх!".
