торожен, Сеня, это вызывает у современников подозрения.
А вообще, сорок лет, Сеня, - это возраст, когда мужчину в Америке
только начинают рисовать на рекламных щитах. А там знают, что и когда
рекламировать.
Сеня! Уже сорок лет как ты бежишь вокруг солнца и вместе с тем вокруг
своей оси. Ты добежал к сорока в своем темпе, в своем личном стиле, ни
на кого не похожий, равный себе самому. Сегодня этим мало кто может пох-
вастать. Что же пожелать тебе? Ты крутишься уже сорок лет и, возможно,
заметил, что скорость вращения все растет и центробежная жизнь расталки-
вает людей все дальше друг от друга. Я желаю тебе, как и себе, впрочем,
чтоб мы находили силы сопротивляться.
А сорок лет - это звучит красиво. И это даже еще не промежуточный фи-
ниш. Это пройден поворот. Забег продолжается. Я рад, что мне выпало бе-
жать с тобой рядом. Беги долго, Сеня!
Аркадию Исааковичу Райкину по случаю его 75-летия (ноябрь-86)
Дорогой Аркадий Исаакович!
Сегодня здесь у всех довольно трудное положение. И не только потому,
что все вынуждены говорить, повторяя друг друга, к этому как раз привыч-
ка есть. А потому что всем приходится говорить хорошие и хвалебные сло-
ва. Хотя все понимают, что самое интересное идет, только начиная со
слов: "Вместе с тем..."
Так вот, Аркадий Исаакович. День сегодня осенний, а вместе с тем про-
должается весна.
Удивительная весна! Небывалые события, ощущения, выражения глаз. Каж-
дая клетка организма зудит от собственной дерзости. Этой весной все мож-
но. Хочешь сказать - скажи. Хочешь попробовать - пробуй. Хочешь плюнуть
против ветра - на, плюй, и вот тебе полотенце!.. Прохожих распирает от
проснувшегося чувства гражданственности. Все ходят, расправив плечи, и
грозно посматривают на милиционеров: мол, еще неизвестно, кто тут нару-
шает. Удивительная весна. У газет появились читатели. Телевидение просто
запугивает демократичностью: во время передачи можно позвонить прямо ту-
да и спросить прямо что хочешь. Правда, все время занято, видимо, все
решили спросить.
Весна везде, но особенная - в искусстве! Она еще не успела толком на-
чаться, а один театральный критик доложил, что в нашем театре уже прои-
зошли сдвиги. Он у нас всегда первый отмечает сдвиги, он по сдвигам спе-
циалист. Он написал, что у нас в театре уже возник новый уровень правды.
Что это за правда, у которой могут быть разные уровни? Что это за театр?
Критик что-то напутал - это не наш театр. Наш театр ничем таким не зани-
мался. Почему? Потому что имело место торможение в экономике. Почему?
Потому что Госплан и Стройбанк не занимались своим делом. Почему? Потому
что их делом занимался театр.
Заполняла зал публика, гас свет, и на сцене начиналось волшебство.
Там варили сталь, бурили нефть, решали проблему основных фондов. Краси-
вые молодые артистки в касках мотались из кулисы в кулису и грудными го-
лосами требовали улучшить работу бетономешалки. Если бы Шекспиру предло-
жили написать монолог - быть или не быть бригадному подряду... Он бы
умер, не родившись. Он бы умер - наш театр жив! Хотя тот критик еще на-
писал, что главная беда нашего театра - мелкотемье. Кто придумал это
гадкое слово? Оно напоминает мне плоскостопие. Есть злободневные темы, и
есть вечные темы. И вот когда начинают путать одно с другим, тогда театр
и превращается в филиал Минтяжмаша... Вместе с тем другой критик этой же
весной написал, что по сравнению с кино театр ушел далеко вперед. Можно
представить, где у нас было кино... Не надо думать, что оно все было на
полке. Да, кое-что там лежало, но теперь уже все снято, и они там даже
все друг друга переизбрали, чтобы выяснить - кто первый туда положил?
Пока все отказываются.
Удивительная весна! Литераторы вдруг вспомнили, что литература назы-
вается художественной. Художники - что живопись и лозунги разные вещи,
архитекторы и скульпторы посмотрели на то, что они настроили и наваяли,
и не хотят смотреть друг на друга... Вместе с тем настроение светлое,
все взволнованы и призывают друг друга идти вперед. Прекрасный призыв,
хорошо бы только всем договориться, наконец, - где перед?
Дорогой Аркадий Исаакович! Мы живем в век сравнений. Все сравнивают
со всем. Науку - с передним краем, уборку урожая - с битвой, больницу -
с кузницей здоровья, что очень верно... Спорт же сравнивают с ис-
кусством. И вот ваше искусство я бы сравнил с фигурным катанием. И дело
не только в вашем неповторимом скольжении на грани риска и в прыжках за
грань. Дело в том, что в искусстве, как и в фигурном катании, есть две
программы обязательная и произвольная. Одна - для жюри, очков и медалей,
вторая - для души и для публики. Совместить это трудно - у большинства
фигуристов рано или поздно разъезжаются ноги.
Дорогой Аркадий Исаакович! Самое главное в вашем катании именно то,
что обязательная для вас и произвольная ваша программа всегда были одним
и тем же. И поэтому ваш путь был действительно - вперед. От частного к
общему, от своевременного - к современному, от головы - к сердцу. То
есть от человека - к человеку. И пока одни тосковали о весне, другие
болтали о весне, третьи тормозили весну, вы всю жизнь были среди тех,
кто ее, весну, делал.
Вот поэтому этот осенний день вместе с тем такой весенний сегодня.
И спасибо вам за это, дорогой Аркадий Исаакович!
Э. А. Рязанову - 60 (9.10.87)
Дорогой Эльдар Александрович!
Когда речь заходит о деятелях искусства, то их творчество всегда свя-
зывают с эпохой, в которую они творили. Художник эпохи Возрождения. Поэт
Раннего Средневековья. Теперь возьмем вас. Когда натворили вы? 60-е,
70-е, начало 80-х. Эльдар Александрович, вы - художник эпохи застоя, с
чем я вас и поздравляю.
В этой связи я хочу сказать вам, что я открыл закон этой эпохи.
Кто хочет - не может, кто может - не хочет. Кто хочет и может - тому
не дают". Это не только в области юмора и медицины, Эльдар Александро-
вич. Это всеобщий закон природы. Каждый дошкольник хочет в школу, но еще
не может. Каждый школьник может - но уже не хочет. Почему? Потому что
наша школа не учит, а борется за знания детей.
Причем с самими детьми. Борьба неравная, потому что за школу еще и
РОНО, и ГОРОНО, и ОБЛОНО, и все "оно"... Так что деткам нелегко. Но
"оно" и не хочет, чтоб легко, "оно" желает, чтоб дети приучались к тру-
ду. "Оно" у нас почему-то решило, что труд - это когда всем тяжело...
Учителям тяжело, родителям, детишек тошнит... Это у нас какое-то минис-
терство тяжелого образования... У нас же дети в школе - как проходчики в
забое - они проходят. Сегодня идет проходка Пушкина, завтра - проходка
Лермонтова. Что на-гора? "Онегин - лишний человек". Онегин - лишний, Пе-
чорин - лишний... Причем навсегда. Конечно, не исключено, что потом сами
прочитают. Если захотят. Но как закон: кто хочет - не может, кто может,
уже не хочет...
Более близкий вам пример - из телевидения. После того как вы бросили
"Кинопанораму", моя любимая передача - "Это вы можете". Передача замеча-
тельная. Но название придумал или юморист, или диверсант.
Если этот одиночка сам, один, в одиночестве, на кухне ночами, из ка-
ких-то обрезков и ошметков сумел сделать эту штуковину, которая просто с
ума сойти и при этом еще и работает, то что же нам делать с этими инсти-
тутами, конторами и главками? Какое к черту "Это вы можете"? Это не вы
"можете", это они - "не хочут"! А хочет одиночка! И не для себя, а для
всех! И он же к ним бегал, и писал, и звонил, и на тот завод полусонный,
и в институт летаргический, и в конструкторское бюро похоронное. И они
ему регулярно отвечают: "Да, штучка ваша забавная, но грубо попирает
принципы червячных передач. А подшипник будет перегреваться". Он у него
уже двенадцать лет перегревается и работает. А у них не перегревается. У
них еще только в девяносто втором запланирован опытный образец, превос-
ходящий японский уровень пятьдесят третьего...
Кто хочет - не может, кто может - не хочет.
Эльдар Александрович, сколько раз вы в своих картинках критиковали и
быт, и сервис, и особенно торговлю. Вы хотели ее улучшить. Мы все хоте-
ли. Пустое дело. Закон работает. Кто хочет улучшить - не может. Кто мо-
жет - себе не враг. Так что хватит об этом, не надо улучшать. Решить
вопрос надо кардинально: отменить ее вообще. Наладить подлинно прямую
связь производства с потребителем. Пусть все что нужно народ сам выносит
с заводов и фабрик! Но официально, уплачивая пошлину в проходной.
Обратимся непосредственно к вам, Эльдар Александрович. Возьмем кино.
Закон застоя определял все. Кто очень много хотел, в лучшем случае мог
лечь на полку. Возникла даже поговорка "Нашей полки прибыло". Кто много
мог не хотел ничего, у него и так все было. Были еще третьи, которые в
знак протеста против застоя ушли в творческий поиск, и их оттуда до сих
пор невозможно вернуть.
Вообще, Эльдар Александрович, почему возможен застой? Потому что, в
принципе, большинство из нас способно спокойно стоять, ругая общее стоя-
ние.
Но почему застой не переходит в полную и всеобщую остановку? Потому
что есть еще меньшинство. Это люди, которые вообще не могут не дви-
гаться. Они шевелятся, толкаются, ерзают, они не дают окончательно зас-
нуть окружающим. И в результате, это - подавляющее меньшинство, которое
живет по закону движения, и, значит, это настоящий закон природы.
Один из таких безостановочных людей - здесь.
Он всегда много хотел, и делал все, что мог.
Он хотел, чтоб его работа была нужна людям. И она нам нужна.
Он хотел, чтобы мы собрались здесь сегодня. И кто мог, тот прорвался,
а остальные завидуют.
Это началось ровно 60 лет назад, когда он почувствовал, что хочет ро-
диться. И ему это удалось.
Вы правильно сделали, Эльдар Александрович!
Спасибо вам!
Я. Б. Фриду - 80! (27.02.89.)
Дорогой Ян Борисович!
Круглые даты - большая радость для всей нашей культурной обществен-
ности. Этот ноль на конце - завораживает. Он похож на восклицание пора-
женного англичанина: "0!.." Никому в голову не пришло отмечать 59-летие
со дня образования Адыгейской автономной области. 60-летие - гуляли все-
народно.
Круглая дата - это, Ян Борисович, повод для ваших знакомых и друзей
сказать, наконец, все те хорошие слова, которых они ни разу не сказали
вам в предшествующее время.
Вот и я мог бы сейчас начать расписывать ваши заслуги, отмечать вехи
творчества и воскурять фимиам. И действительно, это же вам впервые приш-
ло в голову экранизировать в нашей стране Чехова и Шекспира. Именно этот
ваш пример и вдохновил других режиссеров, которые кинулись экранизиро-
вать уже настоящих членов Союза писателей причем таким количеством се-
рий, за которое вам, Ян Борисович, большое спасибо... А сколько новых
актеров вывели вы на экран! Многих из них до сих пор не удается вывести
оттуда. Что уж говорить о зрительской к вам любви! Буквально сегодня мы
завалены письмами и телеграммами, и звонила только что группа девушек из
Иванова - поздравляла с юбилеем и желала долгих лет жизни Мише Боярско-
му...
Я мог бы многое сказать. Тем более что сегодня нельзя обойтись без
ругани - так же как вчера без славословий. И я с наслаждением вцепился
бы в недостатки ваших картин. Прежде всего - мало эротики. В чем дело,
Ян Борисович? Или, может быть, вас это не интересует? Вся страна волну-
ется - можно ли все-таки показать эту комсомолку без ватника или нет, а
вам наплевать? Конечно, когда у вас эти безнравственные граф и графиня
со своими улыбочками закрывают дверцу кареты, мы, думающие зрители, мо-
жем догадаться, что они там делают, но хотелось бы большей открытости.
Дальше, где у вас в картинах наркоманы? Надо подумать, может быть, сде-
лать новую редакцию, скажем, "Сильвы". Пускай, допустим, Эдвин колется.
