и, надо добавить, проницательно. Но при том опят ни слова не сказал об
острейшей злободневной вещи сохранившей силу и сейчас, 24 года спустя
после написания. Ни слова о беспощдной пародии на бюрократию, о картинах
гибели природы, о призраке тирании, висящем над нами. Упущение вроде бы не
очень заметное, но оно дает критику возможность перепрыгнуть через логику.
Резюмируя главу об "Улитке...", он уверенно сообщает, что ее герой Кандид
не похож на героев других произведений, ибо он "не пожелал примкнуть к
"стажерам", не приемля их безоговорочное и фанатическое "служение"
будущему". Ну, мы разобрали, каковы они на самом деле, и вроде бы поняли,
что они ничему не служат "безоговорочно и фанатично" кроме добра, и что
все они - цитирую отзыв В.Сербиненко о Кандиде - стремятся "в меру своих
сил... помочь медленно ползущей улитке человеческого прогресса". Но их
нравственная и интеллектуальная самостоятельность заметны лишь тогда,
когда их не в эзоповом контексте инопланетной жизни, а в контексте земной
истории, ее сегодняшнего дня. Когда берем за начало отсчета "прошлое и
настоящее истории", как и предложил критик в первых абзацах своей статьи
(и сейчас же об этом забыл). Лишь тогда можно увидеть,что в самых
"розовых" своих вещах и фрагментах, даже в злосчастных "Стажерах",
Стругацкие не проповедуют "казарменный коммунизм" - в чем полуоткровенно
обвиняет их критик, - а отвергают его категорически. Они коммунисты по
убеждению, но видят коммунизм не сталинским или брежневским, не
идеологическим; не "внешним" по отношению к человеку, а "внутренним" -
свободным сообществом хорошо и умно воспитанных людей, доброжелательных,
добропомощных.
Поэтому их годами не публиковали; поэтому "Улитка..." едва проскочила
в печать - двумя разрозненными выпусками - и сейчас же подверглась
яростным атакам (заступился только "Новый мир" 1968 года). Поэтому "Гадкие
лебеди" оставались под запретом 20 лет, "Пикник на обочине" ждал книжной
обложки 8 (или 10) лет и вышел вначале искалеченным редакторами, и снова
был "закрыт" особым решением Госкомиздата... Больше 10 лет лежал "в столе"
"Град обреченный", "Обитаемый остров" искалечили при редактуре и так он
живет до сей поры. этот печальный перечень можно бы продолжить, но пора
вернуться к В.Сербиненко.
До сих пор обсуждалась первая часть его статьи, где он восстает
против рационалистического подхода к истории вообще и против
коммунистической утопии в частности. Сколь мне ни чужда такая позиция, я
могу ее понять. Беда его, как мне представляется, в том, что для него
"рационализм" и гуманность по определению взаимоисключающие понятия.
Стругацкие же полагают, что гуманность должна сочетаться с разумом, так же
как "вера и мечта" (В.Сербиненко). Посему критик и относится к писателям
как к своим идеологическим противникам, а в таком споре от подтасовок
очень трудно удержаться, ибо идеолог стремиться опорочить все идеи
противника и лишить его самого внутренней опоры. (На это свойство
идеологии 60 лет назад указал К.Маенхейм в работе "Идеология и утопия").
По "правилам" такой игры он во второй части статьи приписывает Стругацким
некий вариант своих собственных воззрений, чтобы разбить противника
окончательно.
Стругацкие обвиняются в искании магического чуда, волшебной всеобщей
панацеи. Иными словами - в "вере и мечте". Вопрос, как это сочетается с
"тотальной расчетливостью, критик улаживает с помощью нескольких
силлогизмов, которые я, прибегая к его же терминологии, назвал бы
магическими пассами. Шаг первый: шуточную сказку-памфлет "Понелельник
начинается в субботу" и очень злой памфлет "Сказку о тройке" критик
обьявляет мистическими произведениями - замечая при том, что "серьезные"
фантасты обладают отличным чувством юмора". (Крошечная, но показательная
деталь - каывычки у слова "серьезные". К чему они? Показать, что
Стругацкие не серьезные писатели? А чего ради тогда тратить на них
энергию и чернила?)
Кога я прочел пассаж о мистических сказках, то поначалу пожал плечами
и подумал, что серьезному - без кавычек - критику как-то неприлично не
знать азбучную истину: смех несовместен с черным, готическим напряжением
мистицизма, он всегда побеждает - на карнавале черт напяливает шутовской
колпак. Тут мне и напомнил, что речь идет не о литературе с ее законами, а
об идеологическом штурме с его обычным беззаконием, напомнили таким
высказыванием: "Жажда... чуда - это своего рода "несчастье"
рационалистического сознания". Подразумевается, что если герои сказок
рационалисты, мы обязаны принимать сказочные чудеса всерьез.
Но давайте всерьез разберемся, каков смысл метафоры: "несчастье
рационалистического сознания". Жажду чуда и ожидание чуда обычно считают
фундаментальной основой веры, религии - иррационального сознания вообще.
Надо ли понимать В. Сербиненко так что рационализм несчастным путем
переходит в религию? Подобную трактовку можно бы обсуждать; например, в
начале века много говорили о марксизме как религии (А.В.Луначарский и
другие). Но очередным ходом доказывается иное: рационализм провоцирует
"идеологи оккультного типа", "оккультный мистицизм", "теософию и
антропософию" - словом, скатывается к Елене Блаватской. Доказательства? А
очень просто: рационализм существует с античных времен - и "идеологии
окультного типа" с тех же времен; рационализм достигает расцвета в ХХ веке
- тут же появляются Блаватская и прочие.
Поставлена еще одна ловушка на простаков, устроенная известным уже
способом: обьективная информация утаена, зато дана подтасованная,
выставленная в нужном порядке. Дадим необходимые комментарии. Оккультизм
фундируется на ИРРАЦИОНАЛЬНОЙ вере, на той же почве, что и все
официальные, т.н. конфессиональные религии. Он - как бы ветвь религиозного
сознания, поэтому он постоянно возникал в умах, соперничая с
конфессиональными верованиями. Выводить его из рационализма просто наивно
- еще более наивно, чем христианство из самого оккультизма, что можно
сделать, следуя "логике" В.Сербиненко - мол, поскольку оккультисты
появились прежде христиан, то...
Но зачем критику понадобился оккультизм? Как мне кажется, чтобы
провести границу между своей "верой и мечтой" и верой в человека, так
заметной у Стругацких. Мистические верования вкладывают чудотворение в
руки человека (при помощи демонов), христианство утверждает чудо как
пререгативу Бога. Поэтому конфессиональные церкви отвергают оккультизм и
магию как оружия дьявола - такова догматическая сторона дела. Было бы
неумно, тем не менее, считать В.Сербиненко узким догматиком. Христианство
нового времени отвергает мистицизм по этическим причинам - о них писал в
своих работах - и эссе, и детективных рассказах - католик Г.К.Честертон.
Логическая цепочка примерно такая: христианство - основа европейской
этики; вера в магию уводит человека от этой истинной этики, заставляет
делать ложный нравственный выбор. В этом смысле магия - орудие дьявола.
Мы уже видели, что В.Сербиненко обвиняет Стругацких в пропаганде
жестокости, бесчеловечности и прочего. теперь нам дают понять, что они в
некотором роде служат дьяволу; не случайно в статье начинают мелькать
обороты: "дьявольская личина", "козни нечистой силы", "сатана собственной
персоной", "зверь" (эфемическое именование сатаны). Это не традиционный
метафорические обороты, а окончательная оценка, закономерно вытекающая из
полускрытой логики критика. Расчет его точен и безошибочен: пусть лишь
малое число читателей, разбирающихся в теологии, поймет его эллипсы. Для
штрокого читателя вокруг слова "оккультный" висит некая зловещая аура;
кое-кто, наверное, слышал, что масоны балуются такими вещами, что
древнееврейская каббала тут замешана - вот и заключит человек, что со
Стругацкими неладно... Обвинение в мистицизме или в вере в магию такого
действия бы не возымело, посему ударный термин: "оккультизм"...
В критической статье нельзя просто так взять и обвинить; выйти с
плакатом, как на митинге. Требуется связать обвинение с художественными
текстами, и это делается достаточно фундаментально. Западная "мистическая
фантастика" выливается в один бочонок с "научной" и перемешивается; затем
землянам, героям космической фантастики Стругацких приписывается роль
жестоких богов (то есть дьяволов); на последнем этапе космические
пришельцы Стругацких обьявляются дьяволами напрямую.
Оставим в стороне первую повесть Стругацких "Извне" и "Пикник на
обочине": в их анализе В.Сербиненко не пошел дальше туманных рассуждений о
"мистически-оккультной атмосфере"; отсылки к книге "За миллиард лет до
конца света" и к "Хромой судьбе", данные в этом разделе статьи, вообще не
относятся к теме. Обратимся к анализу "Гадких лебедей", решительно
доказательному, по замыслу критика.
Цитирую: " ...В "Гадких лебедях" пришельцы откликнулись на мольбы
вконец изуверившихся в собственных силах землян" - это первая фраза
разбора.
И это же - домысел чистой воды, ибо в "Гадких лебедях" нет ни
признака пришельцев, ни намека. Есть ИНТЕЛЛИГЕНТЫ; в терминах В.Сербиненко
я, возможно, назвал бы их рационалистами. Но насчет пришельцев не ошибется
ни один читатель: человеческая сущность "мокрецов" много раз и с
предельной ясностью подчеркнута в книге.
Подмена воистину шокирующая; цель ее очевидна - выстроить
последовательность: интеллигенты - рационалисты - дьяволы. С другой
стороны, добравшись до этого фокуса с текстом, я и предположил, что
главная цель В.Сербиненко - опорочить Стругацких в глазах миллионов
читателей "Нового мира".
Судите сами: "Гадкие лебеди" с 1966 по 1987 год были под абсолютным
запретом. За чтение и хранение книги в издании одиозного "Посева" можно
было поплатиться; читали ее единицы. В 1987 году ее дал рижский журнал
"Даугава", небольшими кусками во многих номерах, тиражем около 35000
экземпляров. Вопрос: какой процент читателей "Нового мира" мог прочесть
роман? Делим тиражи один на другой и получаем ДВА ПРОЦЕНТА - без учета
того, что "Новый мир" наверняка проходит через большее число рук, чем
"Даугава", и что основной тираж этого журнала оседает в Латвии. Еще
вопрос: как обязан поступать добросовестный критик в подобном случае?
Перед разгромом этики романа? Надеюсь, ответ ясен: дать короткий конспект
содержания.
Разумеется, В.Сербиненко этого не делать. Он уделяет книге сотню
строк, преисполненных экспрессии, не дающих даже приблизительной
информации о содержании, но "сокрушающих", как только что было сказано,
нравственное содержание книги.
"Этическому принадлежит существенный примат в содержании"
"конституитивном моменте" произведения, исал М.М.Бахтин. В.Сербиненко
манипулирует умами читателей, для которых содержание, то есть ЭТИКА
ПРОИЗВЕДЕНИЯ - тайна за семью печатями. Так поступали известные нам
критики, когда громили неизданного "Доктора Живаго". Там был нуль
процентов риска, здсь - полтора-два, сойдет ...
Попытаемся восполнить пробел. В "Гадких лебедях" переплетаются две
темы. Одна аллерогическая: в некой стране люди высочайшего творческого
накала становятся уродами, отвратительными на мид "мокрецами". Они
меняются и внутренне, они не нуждаются в земных радостях, зато умирают,
когда их лишают чтения. Их ненавидят и преследуют ура-патриоты и фашисты,
