поверхность...
Зеркало в ожидании.
Если брать лучшую фантастику последних двух десятилетий... ну, хотя
бы по Стругацким пройтись...
От сакраментального жилинского "Главное остается на Земле" через
Румату, с мечами ждущего, когда упадет дверь, чтобы вмазать наконец
подонкам, которых он познавал-познавал, да и допознавался; через Кандида,
на последней странице понимающего диалектику морали и прогресса, и Переца,
опрокидывающего Тангейзера на Венеру во вдруг открывшемся ему директорском
кабинете; через сдавленный, но просветленный вскрик Шухарта; через
осознание Маляновым личной неизбывности кривых, глухих и окольных троп;
через крик Майи Тойвовны, навсегда оставляющей Экселенца, при всех его
благих побуждениях, не более чем убийцей... просветления, осознания в
каждом финале... куда?
Они просветляли нас, честное слово, кто бы мы были без них; сюда,
конечно, вот сюда, где мы теперь толпимся, но - дальше куда?
Эпоха сменилась.
"Итак, Андрей, первый круг вами пройден", - просветляет Наставник.
Снова всего лишь - первый. Историческое произведение.
"Не забыть бы мне вернуться", - мысленно осознает Банев. Историческое
произведение.
"Хватит с меня псины!" - громогласно осознает Сорокин. Историческое
произведение.
"Жиды города Питера". Литература быстрого реагирования, памфлет.
Об остальном и говорить не приходится. В лучших случаях - более или
менее приличные исторические произведения (например: война - это
отвратительно). Либо публицистика. От кабаковского "Невозвращенца"
(беллетризированная статья-страшилка) до "Сладких песен сирен" Кривича и
Ольгина (чрезвычайно длинный фельетон). Ситуации. Безлюдье.
Фантастика как прием - это метафора. Гильгамеш. Христос. Лилипутия.
Пища Богов. Воланд. Солярианский Океан. Хармонтская Зона. Не просто
зеркало - микроскоп. Или телескоп. Стократное увеличение, тысячекратное
увеличение... чего?
Показать мучающегося человека? Нет ничего проще сейчас. Но, пользуясь
словами Стругацких, это значит увеличивать и без того неодолимую силу.
Твердить "плохо-плохо-плохо-будет-хуже-хуже-хуже" - запятнать себя
дальнейшим накручиванием общей паранойи, которая и без того захлестнула
наш новорожденный мир. Помимо прочего, подобное только на руку тем, кто
спит и видит загнать нас обратно в точку ноль.
Показать благоденствующего человека? Но это будет издевательством -
вроде голого конкурса на звание "Мисс Пайка" в блокадном Ленинграде.
Показать человека, борющегося за правое дело? Но с кем именно? Все и
так друг с другом борются, а толку - только похоронки...
Показать доброго человека? А что он делает? Как что? Раз добрый, то
защищает страждущих, следовательно, борется за правое дело. Ну, значит,
если еще жив, то уже кого-нибудь убил...
Показать светлое общество послезавтрашнего дня? Без особых там
звездолетов, убедительно, психологически достоверно; просто дать желанную
перспективу: люди любят друг друга и всласть работают...
А сколько получают?!
Да нет, не так уж страшно, ведь все, что происходит, это подчас даже
смешно, смешно до икоты!.. Фельетон.
Да нет, но было же хуже, вспомните, ведь прокисали, плесневели, гнили
на корню!.. Историческое произведение.
Да-а.
Впрочем, возможно, в тот самый миг, когда пишутся эти строки,
какой-нибудь особо прозорливый, особо чувствительный рефлектор-рефрактор
уже поймал контур живого лица. Не ноздрю, не выбитый глаз, не прыщ на
скуле - лицо. Уж не от статьи же ожидать новых очертаний, статья может
лишь подвести итоги уже сделанного; двигать процесс может только сам
процесс, а отнюдь не его анализ. Теория суха, а древо жизни вечно
зеленеет... кхе-кхе... особенно при уровне заражения местности в 1991
кюри.
Беседа с В.Крапивиным 29 декабря 1993 года.
Ю.Никитин. Вопрос первый: Будет ли продолжен цикл "В глубине Великого
Кристалла"?
В.Крапивин. Нет. Цикл закончен. Цикл "В глубине Великого Кристалла" и так
оказался больше, чем я ожидал. Я хотел сначала закончить его повестью "Белый
шарик матроса Вильсона". Потом неожиданно как-то, подспудно, откуда-то изнутри
пошла повесть "Лоцман", на основе, может быть, каких-то снов, и даже
подсознания немножко. Там ещё Херсонес вспомнился... Этот храм
полуразрушенный, эти сны про подземный город... И мысли об этом мальчике, о
материнстве, о вечной тревоге матерей... Было логично так кончить. А потом уже
туда встряла, предпоследней, неожиданно, в 91-м году, повесть "Сказки о
рыбаках и рыбках". Уже совсем как-то дополнительно, я даже и не думал, но она
сама напросилась.
Ю.Н. Она сильно отличается от предыдущих...
В.К. Она, наверно, отличается, но она зато сюжетно как-то связывает,
какие-то отдельные вещи на себя замыкает... Она отличается, постольку,
поскольку это было время такое, когда писалось, очень тревожное, все эти
конфликты расцветали на всю катушку, и вот это совершенно бессовестное
отношение к детям стало проявляться, когда они гибнут, абсолютно без вины
виноватые, во всех этих междоусобицах. Сейчас это как-то уж очень заметно.
Может, потому что мы это по телевизору стали видеть наглядно, раньше нас не
пугали репортажами с мест событий, а сейчас, как увидишь этих убитых
ребятишек, так просто жуть берёт...
Ю.Н. А "Кораблики" вы относите к этому циклу?
В.К. Нет, "Кораблики" - это уже отдельная вещь.
И.Глотов. По тематике один в один ложится.
В.К. Ну, она может быть ложится по тематике, но она к идее Кристалла-то,
к чисто космогонической-то идее уже отношения не имеет, там сам-то Кристалл не
задет.
И.Г. Почему? А их путешествие-то...
В.К. Ну, это уже не Кристалл...
И.Г. Ну, это там можно трактовать по-разному.
В.К. Ну дак, так трактовать... Некоторые и "Голубятню на жёлтой поляне" к
Кристаллу относят, и трилогию "В ночь большого прилива.
Ю.Н. А кстати, вы, по-моему, сами отнесли к Кристаллу "Оранжевый портрет
с крапинками"...
В.К. Ну, да, поскольку там упоминается цивилизация иттов...
И.Г. Ну, тогда и "Я иду встречать брата". Ратальский космодром...
В.К. Ну, наверно, наверно всё это можно связать, за исключением "Летящих
сказок"... А если и далее, то тогда и "Летящие сказки" можно привязать, потому
что там есть упоминания.
Ю.Н. Ну, просто ещё написать пару повестей связующих.
В.К. Сейчас я написал повесть "Дырчатая луна". И ещё одну - "Самолёт по
имени Серёжка". И там всплывает новая такая физико-философская категория -
Безлюдное Пространство. Возникновение Безлюдных Пространств, влияние их на
человека, откуда они взялись, и что это такое. Это где-то навеяно - у меня
появилась такая привычка, уже года три, наверно, - мы с младшим сыном, летом
особенно, любим бродить по окрестностям города, а город же наш громадный, это
же мегаполис, по сути дела, хотя он не так населён, как Москва, но его
окрестности, его площади колоссальные... И среди этих площадей попадаются
какие-то заброшенные, полузаброшенные производственные пространства, где
недостроенные какие-то цеха, буераками заросшие механизмы, никуда не ведущие
рельсовые пути, брошенные вагоны... И всё это, понимаете, складывается в
определённый мир, и возникает определённое ощущение этого мира. И это тоже
даёт определённый толчок, и начинает даже казаться, что в этих Пространствах
есть какая-то своя душа, что ли, такая мистическая. Особенно, когда их много,
когда приходилось там и заблудиться где-то, и выйти куда-то не туда...
Ю.Н. Люди интересуются: никто не собирается издавать полное собрание
сочинений? Или там просто собрание...
В.К. Ну, как... Одно почтенное, находящееся неподалёку от меня
издательство позвонило мне в начале сентября: "Владислав Петрович, мы хотим
издавать ваше полное собрание сочинений, вы не против?" Я говорю: "Ну, какой
автор будет против, чтобы издавали его собственное собрание сочинений?" - "Ну,
приходите..." - Ну, принёс аннотации... Тот-то человек, который звонил, он
библиоман, видимо, любитель, книжки мои знает, и всё прочее... Пришёл к
директору, а директор меня спрашивает: "А как ваше имя-отчество-то?" - "Да вот
так." - "А вы где это познакомились с моим помощником?" - Я говорю: "Ну, как,
то-есть, познакомились? Я полагаю, что я с ним не познакомился, я с ним по
телефону говорил, он сказал, что знает мои книги и знает, степень, что ли,
известности среди читателей, читаются они или не читаются..."
И.Г. В Москве книги мгновенно расходятся.
В.К. "Ну, ладно, я съезжу на книжную ярмарку. Если там будут на вас
заявки..." - Я думаю: "Ну какие на меня заявки будут на книжной ярмарке, если
там моих книг нет, никакой рекламы предварительной не было?" - "Ну, я вам
потом позвоню..." - А потом ид у мимо отдела этого... Там какая-то смесь
коммерческих и издательских фирм... И там этот товарищ, который со мной
говорил, говорит по телефону: "Что, жевательная резинка? Да, если большая
партия, то со скидкой. Да, газвода тоже есть, можете приезжать." Ну, и пошёл
я, солнцем палимый... (Смеётся). Понял я, какое там будет моё полное собрание
сочинений.
И.Г. Может, они пытаются выжить этим...
В.К. Звонят постоянно, и все предлагают самые заманчивые вещи, но,
позвонив, быстро куда-то линяют...
Ю.Н. То есть, ничего реального сейчас нет?
В.К. Реальное есть, кое-что, но я боюсь даже говорить... Чтоб не сглазить...
Ю.Н. и И.Г. (хором). Лучше тогда не надо!
В.К. Ну, а самое реальное, это вот "91-е издательство", и дополнительный
том, куда входят новые вещи.
Ю.Н. А никто не хотел экранизировать ещё что-нибудь?
В.К. Упаси Господи, а кто сейчас будет экранизировать? У нас же нет
советского кинематографа, практически. Детского по крайней мере...
Ю.Н. Но некоторые всё-таки снимают ещё фильмы...
В.К. Может, и снимают, а кто их видел?.. Да, кстати, насчёт "Корабликов"
сказали - а где вы их, откуда вы их взяли?
Ю.Н. Я их не читал.
И.Г. А читал только я. Когда вёз...
Ю.Н. Он вёз рукопись...
В.К. А, я вам рукопись давал?
И.Г. Ну, я в Ленинград же отвозил...
В.К. Ах, да...
И.Г. Естественно, я за ночь прочитал. А "Терра фантастика" - они как там
сейчас?
В.К. Обещают выпустить...
И.Г. Всё обещают?
В.К. Позвонил мне их молодой редактор, литературный, который начал вести
эту рукопись. Очень бойко со мной поспорил о некоторых вопросах. Но со мной
спорить вообще по тексту, это... Где сядешь, там и слезешь.
Ю.Н. Вот такой интересный вопрос, хотя странный: "Что Владиславу
Петровичу не нравится в его книгах?" Есть ли что-то такое?
В.К. Ну, конечно есть, и очень много...
Ю.Н. (перебивает). Ну, не то что конкретно по каждой книге, мелочи
какие-то... А допустим, если взять ранние произведения... Там ещё дальше такие
есть вопросы: не было ли желания что-то переписать?..
В.К. Ну, если самые ранние, то, может быть...
Ю.Н. (перебивает). Ну, не самые, а 70-х годов, например...
В.К. (тяжело вздохнув). Знаете, я, наверно, сейчас конкретно и не скажу,
потому что все свои вещи я писал достаточно искренне, не стремился к
конъюктуре какой-то... И куда-то подлаживаться, подделываться.. То, что мне не
нравится, это может не нравиться в чисто художественном плане. Может быть,
где-то слишком затянутые диалоги, рыхлое композиционное построение,
непроработанность каких-то образов. То есть то, что в чисто художественном
плане меня не устраивает, как мастера. Я чувствую, что, как литератор, я
