расстраивать. Тем более, что инцидент я считал исчерпанным и повторного
визита бритоголовых не ожидал. Однако глаз с них не спускал. Каждый день я
видел, как к нашему подъезду подкатывает их дурацкая иномарка, из нее
вываливает Прыщ, через минуту возвращается, уже с газетой -- моей газетой!
-- и иномарка укатывает восвояси. Все по отработанному и спланированному
сценарию.
Меня они больше не трогали. Казалось бы, плюнуть на все это надо как на
досадное недоразумение, и растереть, забыть, выкинуть из башки -- однако
забыть-то как раз у меня и не получалось. Не мог я забыть, и все тут.
Вертелись, крутились шарики в черепке, не давали мысли тревожные покоя, не
отпускало какое-то смутное беспокойство. Ведь ясно как день, что замышляют,
мерзавцы, какую-то пакость, отслеживают, вынюхивают в газетке нужную им
информацию -- но вот какую? Четыре здоровенных бугая, да еще при тачке,
способны на многое, в том числе и на серьезное преступление. Мог ли я
допустить нечто подобное? дрыхнуть по ночам без задних ног, зная, что
готовится что-то нехорошее, гнусное, а я, хоть и косвенно, причастен ко
всему этому -- через эту дурацкую газетку?
Не мог. Но и воспрепятствовать их преступному замыслу, даже не зная
его, я тоже был не в силах. Оставалось только ждать, не спускать с них глаз
и надеяться... на что? Собственно, я и сам не знал -- на что. На случай,
наверное.
На десятый день этот случай произошел. Я снова топал на работу и как
раз спустился вниз. Проходя мимо своего почтового ящика, который в последние
дни старался обходить стороной, от греха подальше, я вдруг заметил, как из
него призывно торчит газетный уголок. Я остановился, как вкопанный. Что это
значит, черт побери? Ведь буквально четверть часа назад я собственными
глазами видел, как Прыщ выходит из моего подъезда с газетой в руках! Иваныч,
что ли, по ошибке в мой ящик чужую газету сунул? Я ведь никакой другой
прессы не получаю, дедморозовский "МК" -- единственное мое газетное чтиво.
Подкрадываюсь к ящику и осторожно тяну газету за уголок. Газета идет
легко, без труда, и вскоре вся целиком выскальзывает мне прямо в руки.
Впиваюсь взглядом в название и число -- и обалдеваю.
Завтрашний "Московский комсомолец"!
Ну, думаю, все, сейчас крыша у меня точно съедет. Опять какая-то
чертовщина начинается. Ведь не могут же у меня в ящике оказаться две
совершенно одинаковые газеты, да притом еще завтрашние! Или Прыщ по ошибке
какую-нибудь другую газету взял? Скажем, из соседнего ящика? Ключи-то
практически идентичные, почти ко всем ящикам подходят.
Не мог я не прочитать эту газету, чувствовал, кроется за всем этим
что-то очень важное. Неспроста все это, как пить дать неспроста. Хотя бы
вскользь, по диагонали, но прочитать я ее должен.
Так уж получилось, что Светка в тот день мотала очередной срок на своем
дурацком дежурстве. А потому плюнул я на работу (ежели и опоздаю на часок,
катастрофы не случится) и потопал обратно до хаты. Пролистаю, думаю, газетку
в нормальных человеческих условиях, с комфортом и вдали от посторонних глаз.
Поднимаюсь в свою квартиру, запираюсь изнутри -- так, на всякий
пожарный, раскладываю газетку на столе и начинаю изучать. Поначалу ничего
путного не нахожу и потому принимаюсь за повторный просмотр, на этот раз
более въедливо и дотошно. Опять ничего. Так, обычная повседневная белиберда,
кочующая из номера в номер.
И тут... Что-то с газетой стало происходить. Текст на листах начал
мутнеть, бледнеть, растворяться в каком-то тумане -- и вот, наконец, исчез
без следа. Теперь передо мной лежали чистые, без единой буковки или
закорючки, белые листы газетной бумаги. Что за чертовщина!
Однако исчезло не все: один абзац остался. И не абзац даже, а всего
лишь несколько строк из рубрики "Срочно в номер!". И не просто остался, а
даже как бы весь светился изнутри, словно пытаясь привлечь мое внимание. Ну
вот и все, думаю, поехала моя крыша, и поехала капитально. Раз дело до
глюков дошло, то хреново твое дело, Василь Петрович, ой как хреново! Может,
пора уже бригаду молодцов из психушки вызывать?
Пока я сокрушался по поводу моей съехавшей крыши, глаза сами собой
забегали по оставшимся строкам. И вот что я там вычитал:
"Вчера в Москве, в 15.30, четырьмя неизвестными лицами было совершено
дерзкое нападение на 116 отделение Сбербанка по улице Радио. Угрожая
оружием, грабители похитили из банка крупную сумму денег и скрылись еще до
приезда представителей органов правопорядка".
Я ошалело пялился на эти скупые строки. В башке творился самый
настоящий кавардак. Я ничего не понимал, но чувствовал, всем нутром своим
чуял -- есть во всем этом какой-то скрытый смысл. Постепенно, капля за
каплей, в мозгу начала выстраиваться череда каких-то взаимосвязанных мыслей.
И вдруг меня словно бревном по чайнику шарахнуло. Э, нет, Василь
Петрович, с крышей-то у тебя все в норме. Не крыша твоя виновата, а дурацкие
проделки Деда Мороза, этого фрукта занзибарского, будь он трижды неладен!
Он, он, стервец, подсунул мне эту левую газетку.
Словом, осенило меня, нашло на меня прозрение.
Дело представилось мне следующим образом. Во-первых, ежу было понятно,
что те четверо неизвестных -- не кто иные, как банда Гундоса, эта свора
бритоголовых ублюдков. Во-вторых, раскусив секрет газетки, эти безмозглые
придури решили использовать ее в своих корыстных целях (как и я, собственно,
не далее месяца назад -- чего уж греха таить). Задумав грабануть банк (поди,
киношек американских насмотрелись, идиоты!), они, с помощью все той же
газетки, занялись вычислением нужного дня и часа, когда их гнусное
преступление должно увенчаться успехом. Наткнувшись же на нынешнюю заметку в
завтрашнем "МК", Гундос со товарищи наверняка пойдут на дело именно сегодня,
и именно в 15.30, уверенные, что все у них будет о'кей. Ведь "Комсомолец",
хотя бы и завтрашний, врать не будет! С другой стороны, если бы заметка
заканчивалась словами типа "налетчики задержаны на месте совершения
преступления", Гундос просто отказался бы от своего замысла. Элементарно,
Ватсон, не правда ли? Одного только козлы плешивые не учли: изменить ход
времени им не по зубам. Ха! они думают, что при неблагоприятной газетной
заметке они смогут отказаться от задуманного! Ан нет, господа налетчики,
ничего-то у вас и не выйдет. Газета-то, хоть и завтрашняя, а все ж таки
печатает только то, что уже имело место быть, и если сказано: "налетчики
задержаны" -- значит, они обязательно будут задержаны. Не отбрыкаетесь,
гундосы прыщавые, не отвертитесь, кретины тугодумные. Всех вас к ответу
притянут, все-ех к ногтю прижмут.
Вернее, прижали бы. Однако, при имеющемся раскладе, они, похоже, выйдут
сухими из воды. В газете черным по белому написано, что "грабители скрылись
еще до приезда представителей органов правопорядка".
И вот тут-то у меня в черепке снова случился каламбур. То, что газетка
мне подброшена Санта-Клаусом, ясно как день: газетка-то ненормальная, с
чудинкой, с эдакой сверхъестественной изюминкой. Но вот вопрос: а на хрена
он мне ее подкинул? С какой такой целью, а? Проинформировать меня о
готовящемся преступлении? Но зачем? Ведь, даже если я вмешаюсь в ход
событий, я все равно ничего изменить не смогу. Что же в таком случае задумал
этот лапландский прохиндей? Вопросик, надо сказать, на засыпку.
А задумал он, видать, совершеннейший абсурд: именно это самое
вмешательство в ход мировых событий! Ни много ни мало, черт побери. Он
вообще-то соображает, во что сует свой отмороженный занзибарский нос, а? И
меня -- меня! -- он как бы подбивает на эту авантюру, подсовывая свою
потустороннюю газетенку. Вот умора! Он что же, думает, что я сейчас все
брошу, сорвусь, как полоумный, и помчусь обезвреживать банду бритоголовых?
За идиота, что ли, меня держит?..
Кстати, на какой час назначен налет? Ага, на 15.30. Так, улица Радио.
М-да... далековато. Я кинул взгляд на часы. 10.00. Уйма времени. Успею!
Я сорвался и, как полоумный, помчался спасать сберкассу.
Ну не идиот?!
-==Глава семнадцатая==-
По пути я нашел исправный телефон-автомат и набрал "02". Надо, думаю, в
ментовку сообщить, пущай группу захвата высылают к месту предполагаемого
налета. На вопрос дежурного по городу я зачитал газетную заметку, по ходу
дела изменив прошедшее время на будущее. "Представьтесь", -- строго
потребовал мент на том конце провода. "Осведомитель" -- хихикнул я в трубку
-- и дал отбой. Тоже мне, дурака нашел!
Как я плутал по серым, обшарпанным, грязным от подтаившего снега кривым
улочкам -- это особая эпопея. Я был страшно зол на самого себя; видно, рожа
у меня была далеко не самая приветливая, так как люди шарахались при виде
моей смурной персоны, как от ВИЧ-инфицированного. И какого, спрашивается,
хрена я влез в эту авантюру? Сидел бы сейчас в своем цеху, в тепле и уюте --
и горя не знал. Ан нет, подписал меня черт на доброе дело, на выполнение,
так сказать, моего гражданского долга. Идиотизм какой-то! Вот и вечно я так:
сам приключения на свою задницу ищу. Мало мне, выходит, моего геройства на
стадионе, когда мне зубья-то проредили, так я в новое дерьмо влезть норовлю,
еще похлеще прежнего. Ну не идиот?
Идиот и есть. Только таким уж, видать, я на свет уродился, такова,
значит, у меня фортуна -- шагу ступить не даст, чтобы тумаком не оделить. А
ну ее к лешему совсем! Мне дело делать надо, а не саморентгеном заниматься.
Допилил-таки я до той дурацкой сберкассы. Наткнулся на нее совершенно
случайно, когда уж решил было, что корова ее языком слизнула. Глянул на
часы. Р-мое, 14.30! Еще цельный час кантоваться в ожидании налета. Сунулся
было в дверь -- и уперся в табличку: "Обед -- с 14.00 до 13.00". Плюнул с
досады, выматерился от души -- и вроде как отлегло. Ладно, думаю,
перекантуюсь как-нибудь, вон хотя бы в том парадняке в доме напротив. И
местность оттуда просматривается, и вход в сберкассу как на ладони, и глаза
мозолить никому не буду. Не дай Бог, Гундос с Прыщом на меня наткнутся --
хана тогда тебе, Василь Петрович, запросто порешить могут. Ведь при них и
пушки наверняка имеются -- как они без пушек банк брать будут, а? Итак,
решено, засяду-ка я в засаду и буду бдеть.
Сижу я, значит, в подъездном тамбуре, нос свой сквозь выбитое окошко
высовываю -- и бдю. Тоскливо как-то на душе стало, муторно. Прежние мысли
снова в башке забегали: и чего, думаю, я здесь торчу? Мне чего, больше всех
надо?.. А тут как раз и сберкассу открыли.
Гляжу -- минут десять четвертого подкатывают на иномарке орлики мои
бритоголовые. Значит, клюнули, уроды, на газетную заметку! Чувствую,
начнется сейчас заварушка.
Тачку они остановили не у входа в сберкассу, а чуть поодаль, метрах в
двадцати от моего укрытия. Гундос, Прыщ и еще один выбрались из своего
лимузина и нервно закурили, а четвертый, тот, что был за рулем, так за рулем
и остался. Перебрасываясь отдельными словечками, которые разобрать я так и
не смог, они изредка косились на входную дверь сберкассы. А туда уже,
кстати, прошмыгнуло несколько посетителей.
И тут... поджилки у меня затряслись, когда я увидел, как Прыщ
направляется в мою сторону. Вот черт! Чего ему здесь понадобилось, в моем
подъезде?
-- Ты куда намылился? -- резко окрикнул его Гундос.
-- Пойду отолью, -- не оборачиваясь, на ходу бросил Прыщ.
-- Что, очко играет?
-- Да пошел ты...
